Страница 15 из 16
- И думать забудь. Сколько силы в теле твоем, что жалко его гнить оставлять. Будешь жить, будешь воевать. Прольешь ты много крови чужой, да не на полях сражений. Уж если я так хочу, так оно и исполнится.
И забылся Эжеб сном долгим, а как открыл глаза, увидел горы чёрные, землю травой поросшую. Подивился он перемене такой в природе, да поднялся на ноги. Не чувствовал он боли больше, а на руках уже и раны затянулись, лишь следи от зубов волчьих остались.
Шёл он долго без устали и день и ночь, пока до дома не добрался. Выбежали ему на встречу дети малые, да Маргита с младенцем у груди. Не соврала иеле, родилась у Нагилаков дочь младшая. Сколько не выспрашивала Маргита, где был Эжеб, почему домой долго не возвращался, откуда укусы на теле его такие страшные, ничего он ей не отвечал, ведь и сам не знал, что за чудеса с ним приключились.
Перестал он с тех пор пищу принимать да спать по ночам, всё томило его чувство тревожное да непонятное. Желала душа его чего-то, а чего и сам понять не мог, а как увидал Эжеб, что кухарка ножом палец порезала, вмиг почувствовал, что крови её испить хочет. Испугался Эжеб желаний своих, корить себя стал, терпел, забыть хотел, да не получалось жажду крови побороть. Понял Эжеб, что в том и есть проклятие злой иеле, и стал он по ночам время от времени в комнату кухаркину наведываться, просил её вену отворить, чтоб пить из неё, а после молчать о том заставил, наказал не говорить никому.
Как ни таил Эжеб страсть свою неестественную, прознала Маргита, куда муж от неё по ночам уходит. Опечалилась она, думала неверен ей Эжеб с кухаркой, хоть немолода та да и некрасива. Долго терпела она оскорбление такое, да всё же попрекнула Эжеба неверностью его. И признался он Маргите, зачем к кухарке по ночам ходит, рассказал про волков, что плоть его растерзали, и про злую иеле, что прокляла его чужую кровь проливать.
- Коль так - ответила Маргита, - то негоже тебе к женкам чужим шляться. Помни, что я жена твоя, мать детей твоих. Коль всех четверых я молоком своим вскормила, то и для тебя свои жилы отворю. Разве не в этом долг мой, раз я жена тебе? Разве не клялась я перед Богом быть с тобой и в болезни и в здравии? Коль недуг твой крови требует, значит, мне её тебе давать и никому другому.
Устыдила Маргита Эжеба словами своими, и покорился он воле её. Так и жили они, никуда больше Эжеб от Маргиты не уезжал, пока не пришла в хуторок их весть страшная - идут османы на Эрдей войной. И трёх лет не прошло, как убили господаря Влада, а сбылись слова его. Ехал с войском османским новый господарь мунтянский Басараб Цепелюш.
Пошел Эжеб Нагилаки с селянами своими к Кальнику, где войско эрдейское собиралось, увидел он судью Иштвана Батори, лишь зубы крепче стиснул. Не по нутру ему было с убийцей вероломным в одном войске идти, да делать было нечего.
Пограбили османы селения эрдейские нещадно, жён и мужей пленили великое множество. Сражался Эжеб с магометанами как зверь лютый, никого не щадил. Рубили его по рукам и стану, а он боли не чувствовал, лишь в бой отчаянно рвался и другие секеи вслед за ним шли, храбростью его ведомые.
Повергли в тот день эрдейцы войско османское, разбежались магометане по горам, а там селяне их выловили и смерти предали. Возрадовался король Матьяш, когда узнал о победе, призвал командиров ко двору своему и назначил Иштвана Батори воеводой Эрдея. Принял тот покорно сан новый, да поведал королю о командирах, что в бою под мудрым руководством его отличились. Рассказал он и о секее Эжебе Нагилаки, что весь бой без устали османов рубил, весь кровью истек от ран, а оружия из рук не выпустил. И просил воевода Батори у короля титул какой для Эжеба да земли в придачу. На радостях от победы щедр был король на привилегии и пожаловал он Эжебу Нагилаки титул графский и дюжину хуторов во владение.
Как узнал о том Эжеб, стал просить, чтоб забрал король обещание своё. Не нужно ему дворянство и хутора, из простых людей он вышел, и не престало ему землями крестьянскими распоряжаться, ведь секей он, а не франк или германец какой-то.
- И забудь думать о том, - пригрозил ему Иштван Батори. - Пока буду я воеводой Эрдея, не желаю, чтоб жили на земле моей всадники вольные, что в Молдову и Мунтению к тамошним господарям наведываются. Станешь ты отныне графом и зависим будешь только от короля унгарского. Не в награду тебе титул дан, а в наказание за строптивость былую.
Ничего не мог поделать граф Эжеб Нагилаки. Опутали его по рукам и ногам титулом дворянским, что знатность стала хуже неволи. Искал он с тех пор смерти в бою, да не вело больше королевство Унгарское войн с османами. Стал Эжеб по лесам дремучим ездить, смерти от рук разбойников искать, да затягивались все раны на нём за ночь, что и о смерти пришлось забыть. Свыкся Эжеб с участью своей страшной, с проклятием кровавым, так и вернулся домой от двора королевского и воеводиного подальше, стал сыновей растить.
Шли годы быстрые, подросли Дьёрдь с Андрашем. Готовил их Эжеб в воины храбрые, да заключил король Матьяш с султаном новым перемирие, что не было им места силу свою испытать. Рвался Эжеб в Молдову к господарю Штефану Килию защищать, да не мог граф унгарский чужому господарю служить. Маялся Эжеб без дела, ибо привык к войне и походам, а в жизни мирной места себе не находил. Стал он рыбу на реке удить, да дрова соседям за плату возить, ибо не хотел он с влашских хуторов, ему пожалованных, оброк брать. Как узнал о том воевода Батори, потребовал он объяснений от графа Нагилаки. И сказал ему Эжеб:
- Родился я секеем, человеком вольным. Уж двадцать лет прошло, как хотел старшина секейский свой же народ оброком обязать, так сражался я тогда с оружием за свободу крестьянскую. Неужто думаешь ты, что теперь стану я крестьян влашских обирать? Когда господарь Влад пожаловал мне в награду деревни мунтянские, не делал я этого с влахами тамошним и с эрдейским не стану.
Кричал на него воевода, угрожал, что под суд дворянский отдаст, если не захочет граф жить по порядкам знатью заведенными. Отвечал на это Эжеб:
- Что толку от неволи, что крестьянам вы учинили? За что обираете их? Пока вы королю служите, отдаёт он вам земли их на кормление, чтоб служили и вы Унгарии верой и правдой. Так от чего ж, когда король войско от каждого дворянина просит, говорят они, что крестьяне на пашне заняты, и воевать их никто не отпустит? Коль стал король на войско наёмное казну тратить, стало быть, и знать больше Унгарии не нужна, как испокон веков было. Не стану я жить бесчестно, даже если среди знати так заведено. Не обяжешь ты меня, воевода, с влахов оброк брать, а если сам в мои хутора за платой придёшь, так знай, что и я приду с мечом свою землю, мне королем пожалованную, защищать.
Не нашёлся воевода Батори, что и возразить. Помнил он за собой вину за убийство господаря мунтянского, знал, что и Эжеб о том не забыл. Отпустил он графа с миром и больше никогда с ним встречи не искал. Но затаил Батори обиду на слова его и заключил, что все секеи непокорные по крови своей. Принялся он чинить бесправие к ним, что взвыли секеи, да никто их не слышал.
Зол был граф Нагилаки, да поделать против воеводы ничего не мог, только хуторян своих защищал, ведь не решался Батори против Эжеба козни чинить.
Пока вел король Матьяш войны с моравцами и австрийцами, сидел граф Нагилаки в хуторе своём и в походы не собирался, ибо не волновала его ни Моравия, ни Австрия, что далеко на севере. Уж коль хочет король землями прирасти, пусть тешится войском своим наёмным, а Эрдею Моравия не нужна, Эрдею нужно, чтоб в его земли османы не набегали.
Горе случилось в семье Нагилаки, померла во цвете лет Маргита. Безутешен был Эжеб, лил слезы кровавые по супруге своей, корил себя мыслью, что выпил с кровью её и жизнь всю до капли. Плакали и дети их, двое сыновей и две дочери. Совсем отец их места себе не находил и о детях словно позабыл. Принялся он снова тайком по ночам кухаркину кровь пить, да никто больше не прознал про это.
Пришло известие из Буды, что помер король Матьяш, и нужно было всей знати ехать на похороны его. Уж не хотел Эжеб хутор покидать, чтоб на погребении короля ненавистного присутствовать, но делать было нечего.