Страница 16 из 16
Собрались в Секешфехерваре магнаты и знать со всего королевства. Смотрели они на графа Нагилаки косо и шептались, что не постарел тот совсем с тех пор, как в Сребренице воевал. Уж должно ему быть лет за пятьдесят, а выглядит лишь на сорок, даже седины почти нет и морщин. Уж не колдун ли он какой, чернокнижник, вроде Дракулы, которому верно служил?
Смотрел на себя в зеркало Эжеб, и вправду заметил, что совсем не постарел он с тех пор, как обрушилось на него проклятие злой иеле. Неужто он жизнь Маргиты с кровью забрал и к своей присовокупил? Тяжко ему стало на душе, словно цепью железной опутало. Неужто стал он нечистью, что средь бела дня под солнцем ходить не боится?
Призвал он в час тяжкий к себе повзрослевших сыновей Дьёрдя и Андраша и сказал им, что опостылело ему жить на белом свете, что хочет он из хутора навсегда уйти и мертвым сказаться, чтоб никто не искал его более. Просил он сыновей объявить на весь Эрдей, что помер их отец от болезни, похороны устроить, да гроб пустой в могилу опустить. Просил наследство своё невеликое разделить по чести, влахов-хуторян не обижать, ибо не престало секеям свободнорожденным неволю иным чинить. Просил Эжеб, чтоб когда срок придет, отдали они сестер своих в жены людям достойным, пусть и не богатым, и сами жили по чести.
Исполнили Дьёрдь и Андраш, всё как отцом было велено. Ушел Эжеб из хутора тёмной ночью никем не замеченный. Скитался он годы долгие по городам саксонским, по селениям влашским да хуторам унгарским, но мыслями всё был с домом родным. Справлялся он тайком о детях своих, да радовался, что много в их жизни радости и мало горя. А как узнал, что внуки у него появились, и за ними тайком наблюдать стал.
Так и ходил Эжеб по свету, пока не пришло известие из Рима, что папа крестовый поход собирает, от магометан христианские пределы защищать, ибо озверели османы, каждый год то на Унгарию налетают, то Сербию грабят.
И не мудрено, что магометане в христианских землях хозяйничать стали, ведь как помер король Матьяш, пришли крепости и гарнизоны в запустение, разбрелось его войско наёмное, новому королю не нужное. Пошли моравцы и германцы голодные и оборванные на юг, а там их османы и перебили. Не стало больше в Унгарии войска королевского - знать в него не шла, а золота в казне для наёмников и вовсе не осталось.
Откликнулись на призыв папы крестьяне подневольные, беднота городская да монахи нищенствующие. Собрались они армией народной близ Пешта под началом дворянина эрдейского Дьёрдя Дожи. Был там и внук Эжеба Нагилаки, из детей Андраша сын младший, по имени Криштоф, шестнадцати лет от роду. Не надеялся юноша на наследство богатое, что старшему брату положено было, и отправился в город заработка искать, да в ополчение забрёл, ибо помнил, что дед его славным командиром войска был и османов не раз бивал. Нашел Эжеб Криштофа, да и сам в войско записался, чтоб и долг секейский исполнить и за внуком украдкой присмотреть.
А тут магнаты и знать обозлились на командира Дожу, что уводил с собой их крестьян, ведь поля засевать некому стало. Заставили дворяне короля поход крестовый отменить, чтоб неповадно было крестьянам их на войну сбегать, да ещё и продовольствие из войска Дожи себе забрать решили. Как узнали о том ополченцы, по всей Унгарии набранные, смекнули, что обманули их баре и подняли мятеж. Было их числом тридцать тысяч - сила великая, да обратили её дворяне не на османов, а против себя. Отказался командир Дожа крестоносцев своих распускать и на пашню отправлять. Говорил он знати:
- Неужто вам хлеб вожделеннее свободы? Пусть засеете вы в год этот поля и урожай соберете, но придут на год следующий османы, отберут хлеб ваш и землю в придачу, что делать тогда будете?
Но не послушали его дворяне и пошли войной на Дожу и на войско его из люда простого. Били они крестьян своих, а те замки дворянские осаждали.
Говорил Дожа крестьянам, что дворяне поработили тела их с душами, и звал в бой - ярмо барское сбросить. Но недолго шла та война, быстро дворяне, мечами вооруженные, побили крестьян, что с дубинами и косами против них вышли. Убила знать окаянная Дьёрдя Дожу, на раскаленном стуле поджарила, а мясо его заставила повстанцев съесть. Убили дворяне в той войне крестьян и ополченцев великое множество, никого из бунтовщиков, что с османами воевать хотели, не пощадили. Погиб и Криштоф, внук Эжеба - отрубили ему ноги, потом руки, а там и голову, еле сыскал дед останки, чтоб внука земле по-христиански предать.
Не остановились на бойне кровавой дворяне с магнатами, и издали закон, чтоб каждый крестьянин на веки вечные к земле был прикреплен и с неё не уходил, налог ежегодный в казну уплачивал, да на барщине работал. Стали крестьяне рабами господ унгарских, всё равно, что невольниками у османов.
Зол был Эжеб Нагилаки на бесчинства дворянские, какие христианам не подобало вершить. Вспомнил он, что и сам графом был, да хутора, королём пожалованные, сыну Дьёрдю оставил. Явился он точно призрак в дом сына своего, перепугал домочадцев, правнуков, внуков и жен их, да наказал под страхом гнева своего загробного всем крестьянам вольную с землей дать, а самим Нагилакам никогда королю унгарскому не служить и с дворянами не знаться, а коль начнется война какая, лишь Эрдей оберегать, как завещано всем секеям, предками их, а на землю Унгарскую никогда более не ступать. Послушались Эжеба потомки его, ибо смекнули, раз старый граф с того света пришёл сказать им, значит важный наказ это.
Как минуло семь лет от закабаления крестьянского, пришли османы к крепости Нандорфехервар и захватили её. Не было больше в Унгарии воина воеводе Яношу подобного, некому было защитить крепости приграничные, пока время пашню обрабатывать.
Ещё пять лет минуло, и пришли османы к столице унгарской. Не пустила знать крестьян своих на битву за землю родную, заставила урожай убирать. Были в войске унгарском наёмники моравские, италийские, германские. Но не пришел к королю унгарскому воевода Эрдея с войском своим.
Два часа гремели пушки, и разлетался лязг сабель. Разбили османы унгарцев, никого в живых не оставили. Бежал лишь король унгарский, да и тот в болоте утоп.
Так и кончились дни королевства Унгарского, поделили его меж собой Габсбурги австрийские да султан османский. Стал в те дни Эрдей княжеством свободным, и остался в краю родной Эжеб Нагилаки, старец вековой, на вид муж сорокалетний. Видно суждено ему было до скончания времён ходить по земле и смотреть, как магометане земли христианские топчут. Как собрались османы с силами и подчинили себе Эрдей, не сложил он рук в отчаянии, а ушел в гайдуки, ибо завещано секеям землю родную от врага защищать.
Вспомнил Эжеб и проклятие господаря Влада перед смертью им изречённое. Исполнилось оно - и полвека не прошло, как попрала туфля султанская столицу унгарскую. Уводили османы люд простой в плен, грабили дома их, с земель сгоняли, церкви в мечети перестраивали, а знать холуйская, чтоб при богатстве своём остаться, в магометанство переходить стала.
Летела по Буде зола от библиотеки короля Матьяша, с трепетом им собранной, ведь не нужны были османам книги христианские. Сколько ж уплатил Матьяш за книги те? Сколько ж украл золота папского, для крестоносного войска предназначенных? Сколько побед мог одержать господарь Влад ли, господарь Штефан, если б пустил Матьяш золото то на войско да оружие? Зачем хотел он земли северные завоевать, а врага лютого на юге замечать не желал? Зачем предавал господарей, что от османов его королевство заградить могли? Любил Матьяш роскошь, что от дворов королевств западных перенял, хотел поравняться с ними и просвещенностью своей померяться, да не на то золото уворованное тратил. Обратилось то золото в книги, а книги в золу, что летела по Будинскому пашалыку.
Остался в веках король Матьяш под прозвищем Великий, хоть и погубил глупостью своей королевство Унгарское, а господаря Влада прозвали Колосажателем за то, что Мунтению, охранял он от врагов христианства, ибо нет и не будет правды в летописях, что латиняне о православных пишут. Но сохранит память народная, в книгах не писаная, славу побед былых и имена воинов великих, не попрать её огнем от кострищ османских и подлостью латинской. Пока жива земля Мунтянская будут помнить господаря Влада и подвиги его.