Страница 40 из 74
-На тебя! - агрессивно сказал парень, и стал подниматься со ступенек, лицо его при этом болезненное кривилось и все норовило сморщиться в слезливую гримасу. -Хорошо, - Сергеев быстро наклонился и поднял нож, но не убрал, а напротив стал им водить из стороны в сторону - Тогда вопрос второй. А зачем?! -А не все ли равно?! - заорал него несовершеннолетний сосед, и пролился все же слезами, крупными и злыми как у пятилетнего ребенка, - Тебя! Не тебя! Ублюдков тупорылых этих в очереди! Психопата с ножом во дворе! Да вы все одинаковы! Все отупели, все погрязли во тьме! Зарыли рожи в землю, уши землей забили! Да зачем вам вообще жить!? -"Маньяк", - подумал Влад, глядя на заливающегося горючими слезами убийцу, руки у того тряслись, ноги не держали, - "Или скорее нет, просто слаб он, ожесточен и запуган до неприличия". -Зовут тебя как? - спросил Сергеев, убрав нож. Парень теперь напоминал ему дворового пса, агрессивного и пугливого, не доверяющего людям. -Что? - спросил сосед, содрогаясь, гонор из него вышел весь, - Зовут? Александр. Бе-белоспицын. -Знаешь, что, Бе-белоспицын? - произнес Владислав, подходя ближе, - я тут вижу у тебя проблемы. И ладно бы только твои, но вот кажется мне, что к ним и глобальные проблемки цепляются. А поэтому мы сейчас поднимемся с эти ступеней и пойдем наверх. В мою квартиру, где за чашкой чая ты мне все расскажешь. Сосед неистово замотал головой - нет, он не пойдет к кретину журналисту в квартиру, пусть он по тупости своей и оказался сильнее. Да вот только по тупости ли? -А ты... - сказал парень тихо, - А вы знаете, что кругом что-то не так? -Знаю, Саня, - проникновенно молвил Влад, - кругом все не так. Пошли. Подождал пока Белоспицын поднимется (пускать его позади себя было явно преждевременно), и кивнул - иди мол, мученик. Александр поплелся наверх, тяжко шаркая ногами, а рядом, в свете подобранного фонарика жутко и гротескно качалась его искаженная тень. -А они не видят ничего! Совсем, словно слепые! Все вокруг, да они тупели на глазах! Тупели и зверели, только шерстью осталось обрасти! Животные! - вещал он же, час спустя сидя за чашкой остывшего крепкого чая в котором сахару и лимона было столько, что по мозгам било с первого же глотка, - Не поверишь! Целый город потомственных кретинов! Как они меня раздражали! Все! До единого! В последние дни я вовсе перестал надеяться, что есть еще кто-то, кто понимает! -Ты потому решил всех резать?! - спросил Сергеев, сидя напротив. -Все одно ничего не изменишь! Свобода настала. Но на самом деле резать я решил не из-за этого. Точнее не совсем из-за этого. -Ну, - подтолкнул Влад, чувствуя неприятный холодок внутри. И вроде бы все понятно, довела парня одинокая жизнь полная непонимания. А тут еще эти катастрофы, все вот и тронулся мозгами. Но было ли что-то еще? Что он понимал, а не мог выразить. И почему Владиславу все время кажется, что в руках у него сейчас самый кончик длинной и извилистой нити, что болтается в пустоте, уходя в какую то неведомую даль. Вот и снова Белоспицын выдал откровение: -Подействовало на меня! -Что подействовало? - вздрогнул Сергеев. -Ну, это, что на всех действует. Из-за этого и на дискотеке бойня была, и в очередях народ грызется. Как что-то в воздухе разлито. Мы этим воздухом дышим и нам мутит мозги, и ведем себя не как люди. Это как... облако. Сергеев медленно кивнул, на теплой кухне словно вдруг похолодало градусов на десять, появилась настойчивая потребность натянуть теплый свитер. И тут же всплыли слова самозванного медиума Дивера - "Вуаль. Черная вуаль над городом!" И это ощущение подавленности, тусклого черно-белого восприятия, накинутого на солнечный яркий денек. -Вуаль... - сам того не замечая сказал Владислав. Белоспицын настороженно смотрел на него: -Ну и еще было... два дня назад со мной разговаривали из машины. Черной такой иномарки. Они говорили... говорили, что теперь все изменилось, и больше не нужно сдерживать себя рамками морали. Что мораль, это пережиток, а когда все вокруг живут как волки, то и ты должен им следовать, а то не будет радости в жизни. Радость, счастье, это когда ты в потоке. Когда со всеми. -Ну, отморозков то всегда хватало... А они и рады сбить с дороги слабых духом. Рады небось, что ты ими науськанный где-то ходишь и кого попало режешь, да еще и удовольствие получаешь от процесса. -Это не все, - помотал головой Александр - Они ведь мне на тебя указали...
-Что?! - Не сдержавшись, воскликнул Владислав. -На тебя. Спрашивали, раздражаешь ли ты меня. А ты меня тогда сильно раздражал. Вот и говорят, начни, мол с него. Все одно ему жить бесполезно. -Так и сказали? -Да. Перед внутренним взором Владислава Сергеева всплыло мрачное темное лицо давешнего сектанта. Как там его? Рамена, вот! Рамена-нулла! Не от имени ли Просвещенного Ангелайи действовали те типы в машине? Свежеузнанные новости легли на душу тяжким грузом, целой грудой камней, один другого чернее. А потревоженная нить дрожала и колыхалась в студенистой пустоте, и кто знает, кого она пробудит там, на противоположном конце. Ножик с изящным, поблескивающим лезвием лежал на столе, мерцал себе в свете керосинки. -Нож тоже они дали? -Они, - кивнул Белоспицын, - смотри какие узоры. И провел пальцем по вытравленным на металле черным колючим спиралям, до того изощренным и перепутанным, что с трудом воспринимались глазом. Нет, не ошибся Влад - вещица не просто дорогая, а очень дорогая. Сосед смотрел на Владислава - не ненавидяще, как раньше, а с горячей надеждой. Что ни говори, а нервы у него были слабенькие, кидало из одной эмоции в другую. За окном бархатным океаном шевелился город, вздыхал в мягкой тьме, жил, несмотря ни на что. -Вот что, - произнес наконец Влад, - не мы одни заподозрили неладное. Наверняка, таких много - город большой. Из тех кого я знаю, есть один. Считает себя колдуном, а уж как на самом деле не знаю. Впрочем я сейчас вполне верю в то, что у него есть какие то способности. В конце-концов он первый, кто обратил внимание на происходящее. Александр кивнул, потеребил нож на столе - опасный подарок от неизвестных доброжелателей. -Мы ему позвоним. Завтра. Ты все расскажешь. Можешь даже подробней, чем мне, а там уже решим, что будем делать. - Владислав помолчал, потом глянул в упор на Белоспицына, - А сейчас иди-ка к себе. Убивать меня ты наверное уже не будешь, а родители заждались. В ответ - мотание головой. Белоспицын сразу погрустнел и кажется опять собрался пустить слезу. -Не пойду. -Почему? Поругался, или как и меня попытался порешить? -Нет, - Ответил Саня, - просто их нет. -Так они что... -Нет, нет! Они не умерли. Они просто... исчезли! - Белоспицын неожиданно скорчил гримасу, и брякнул кулаком по столу, - Слышишь?! Свалили они, и вещички все за собой угребли! Пусто у меня в квартире, пусто! Я не говорил про это, да?! Влад ошеломленно помотал головой. -А вот скажу! Сегодня вечером возвращаюсь с колонки, с ведрами, чтоб их! А дверь приоткрыта. Захожу, а там пусто. Голые стены, пыльно - ничего нет, словно я тут никогда и не жил. Меня бросили, а сами, небось уже за городской чертой. А все потому, что люди такие - когда жареным запахнет, на других наплевать, главное себя спасти. И он откинулся на стуле, тяжело дыша. -Что совсем никого? - спросил Владислав, - вот теперь я, кажется, понял, отчего ты с ножом на людей начал бросаться. Может и врал, пацан, стоило сходить проверить, благо квартира рядом, но что-то подсказывало Владиславу, что он увидит там пустоту, без признаков жилья. Некстати всплыло и встало перед глазами воспоминание - опустевшая чердачная комната над городской АТС. "Словно и не жили тут никогда" - ключевая фраза. -Надо позвонить Диверу, - сказал Влад, - а раз у тебя никого нет, то ночевать можешь здесь. У меня есть раскладушка, и кухня, как отдельная спальня. Сосед кивнул с явным облегчением. Видимо проблема жилья его особенно беспокоила. -В тягость не буду, - сказал Александр Белоспицын, отхлебывая остывший чай, - я... тихий. -Стихи писал, на луну глядел? Сосед мигом подобрался, глянул подозрительно: -А ты откуда знаешь? -Со временем, Саня, начинаешь понимать, что люди все одинаковы. Пусть даже и некоторые мня себя личностями. -Так то, люди... - молвил Белоспицын и тем заронил в комнате буйно заколосившееся напряженное молчание.