Страница 27 из 34
CCCLXVТруп вынес из воды отец несчастныйИ положил, рыдая, на траву,И проклинал он этот день ужасный:«Сын ненаглядный, как переживу?Как мать узнает: сгинул сокол ясный,Его не видеть больше наяву?..Что делать нам, убогим, в горькой доле?Одни мы одинешеньки — доколе…»CCCLXVIИ вбитое копье из сердца вынул,И на железо он глядел с тоской.«Сынок мой, кто со злобой ярой ринулЕго в тебя, с свирепостью такой,Что красный день мой уж навеки минул? —Он говорил, рыдая. — Где покой?Уж, верно, тут Дианы злое жало.Ей, ненасытной, нашей крови мало».CCCLXVIIНо вот, оглядывая неустанноКопье со всех сторон, он в нем узналТо, что при сыне было постоянно.Тут, света уж невзвидев, зарыдал:«О, что же тут за дикий случай странный?Сынок мой глупый, бедный! — он сказал. —К нему пришел ты сам ли злой судьбою,Расчелся ль кто твоим копьем с тобою?»CCCLXVIIIПотом, поплакав долго и уныло,Он сына поднял на плечи себеИ с тем копьем, что было так постыло.Отнес его домой, к родной избе.И матери поведал все, как было,Все время плача, о лихой судьбе,И, показав копье, того не минул,Как сам его из груди сына вынул.CCCLXIXА плакала ли мать тут безутешно,Об этом никому не нужно слов,И не пересказать бы мне, конечно,И вопль, и плач, и поздний тщетный зов,И как она, страдая в тьме кромешной,Кляла Фортуну и самих богов,Лицом к лицу сыночка прижималасьИ в муках, и рыданьях надрывалась.CCCLXXНо наконец, как чтить умерших строгийПовелевал обычай той порой,Так тело, после скорби слезной, многой,Рождавшей плач, и жесткий вопль, и вой,Сожгли, рыдая с мукой и тревогой,С великой, безутешною тоской,Как те, что в этой жизни благо зналиЕдинственное — и его теряли.CCCLXXIА после пепел стынущий собралиКостей сыновних и к реке пошли,Где воды все багряные бежалиИ кровью сына милого цвели.У берега там землю раскопалиИ пепел в ней глубоко погребли,Чтоб имя там его не погасало,Но реку навсегда знаменовало.CCCLXXIIС тех пор, как ныне, реку люди сталиПрозваньем Африко именовать:И там в тоске и горе пребывалиОтец-страдалец, мученица мать.Так Африко окончил жизнь в печали.О милом память — речке сохранять.Оставим их и возвратимся сноваМы к Мензоле, о ней продолжу слово.CCCLXXIIIА Мензола тем временем страдалаИ грустно, и раздумчиво жила.Но все ж, поняв, что облегчить нималоВсего, что совершилось, не могла, —В неcчастиях терпенье обреталаИ, как бывало, снова начала,Хоть изредка, с подругами встречатьсяИ, хоть и против воли, оживляться.CCCLXXIVИ повстречать не раз ей приходилосьТех нимф, что были с ней, когда онаДосталась Африке. Все, что случилось,И все другие знали уж сполна, —Не о грехе, конечно: говорилосьО том, как честь успешно спасена.И Мензола, умея лицемерить,Заставила в свое спасенье верить.CCCLXXVИ с каждым днем спокойней становиласьИ тверже Мензола, убеждена,Что к ней все уваженье сохранилосьЕе подруг, считавших, что она,Как и они же, чести не лишилась,И лжи ее поверивших сполна,Так что казалось ей, что и ДианаУж ни греха не вскроет, ни обмана.CCCLXXVIНе значит это, что она изгналаИз сердца Африка, иль чтоб моглаЗабыть услады прежние, — нимало;Иль чтоб его тихонько не звала,Когда не страшно, или не вздыхалаПо там частенько, ласково-мила;Влюбленную, любовь ее страшила, —Она огонь глубоко в сердце скрыла.CCCLXXVIIИ, как всегда, бродить уже решиласьС подружками она, с копьем в руке,Охотясь. Вот в том месте очутилась,Где Африко сдалась. И вдалекеЛюбуясь, завздыхала, умилилась,Чуть слышно молвя в сладостной тоске:«Мой Африко, всей радостью земноюТы здесь упился, овладевши мною!CCCLXXVIIIТеперь уж я не знаю, что с тобою,Но, думаю, тоскуешь обо мнеГлубоко. Только не моей виною:Страх не дает мне мыслить об огне».Так говоря, желала всей душою,Чтоб Африко доволен был вполне,Теперь уверенная уж заране,Что все здесь тайна — нимфам и Диане,