Страница 138 из 146
Я вспомнил мать, какой она была в год, когда я отправился в Мехико изучать морфогенетическую фармакологию. Теперь я знал, что мою мать не изнасиловали и не убили. Она много лет мирно прожила с моим отцом в пригороде, и я вспомнил обрывки разговоров, которые мы вели по телефону, отчетливо, с ностальгической радостью, вспомнил, как навещал ее на Рождество. Вспомнил, как ехал в поезде на магнитной подушке через джунгли и увидел в окно нескольких парней. Они изо всех сил старались вытянуть в длину анаконду. Сильно ощущался запах сигар. И живя в этом воспоминании, я в то же время думал, почему воспоминание именно об этом Рождестве оказалось таким важным. И тут же вспомнил, что большую часть жизни мать была католичкой, но в возрасте шестидесяти восьми лет она неожиданно перешла в баптизм. Она настояла, чтобы ее крестили заново с погружением, и послала мне денег, чтобы я мог приехать в Гватемалу на эту церемонию. Моя сестра Ева пренебрежительно относилась к этому, и мать обижалась. Помню, как стою за матерью - она лежит в гамаке на солнце - и смотрю груду комиксов, лежащих рядом с ней; это все христианские комиксы о плохих, ставших хорошими, о том, как дети-бандиты в гетто обретают Иисуса: "Пабло Лягушонок встречается с Христом", "Стилет и библия". Я помню своего отца, он сидит рядом со мной, пьет утренний кофе и смеется над обращением матери.
- Она целыми днями лежит в своем гамаке и читает эти комиксы, говорит отец, думая, что это очень смешно.
- Не может быть!.. - возражаю я, а отец, взмахнув рукой, продолжает:
- Точно! Она даже спит с ними в гамаке, вместо того чтобы спать со мной!
И я беспокоюсь о ее здоровье из-за того, что они проводит ночи в гамаке, и думаю, что мать моя с возрастом не стареет, а становится странной. Она стала регулярно звонить мне по телефону и каждый раз рассказывала о каком-нибудь новом евангелисте, который скоро должен будет выступать в Колоне, уговаривала меня приехать и послушать. Несколько раз принималась плакать и говорила, что боится за мое духовное благополучие. Два года спустя моя мать внезапно умерла от аневризма, и отец винил в смерти ее привычку спать в гамаке под открытым небом.
И хотя мы уже семь лет не жили с женой, мы вместе пошли на похороны матери, и поэтому я сразу вспомнил о своей жизни с Еленой. Елена на самом деле не походила на Елену в моих сновидениях. В ней не было никакого сходства с Тамарой, и я понял, что Тамара наложила это сходство на мои воспоминания, чтобы я привязался к ней. Елена оказалась полной, низенькой, с светло-каштановыми волосами, и не слишком умной. Когда я на ней женился, мне казалось, что у нее сильный характер, это меня влекло к ней, поэтому я ее любил. Она так же открыто обсуждала свою сексуальную жизнь, как высказывают мнение о местном политике, и я спутал эту откровенность с честностью. Мы встретились в колледже. Как и я, она часть детства провела в деревне в Гватемале, и ей не хватало социального чутья, которое вырабатывается в городе. Наша неумелость и неопытность в сложной городской жизни заставила нас цепляться друг за друга. Мы поженились после окончания колледжа, и она пыталась заставить меня заработать состояние. В медовый месяц она забеременела и, когда мы вернулись домой, заявила, что я должен ехать в Майами, открывать практику и заработать много денег, продавая омоложение, а деньги нужны для nina [девочки (исп.)] (она с самого начала, как узнала, что беременна, была убеждена, что родится девочка). Моя жена часто смотрела голографическую хронику о жизни богачей и знаменитостей в Панаме, и в каждой хронике рядом с богатыми людьми обязательно оказывался морфогенетический фармаколог, который заботится, чтобы ваша молодость никогда не кончалась. В Майами я увидел больше разврата, чем богатства. Когда я был в Майами, Елена родила сына, и, вернувшись в Гватемалу, я впервые увидел своего сына Викториано. И то чувство радости и тайны, которые я испытал, впервые увидев Викториано, снова обрушилось на меня в воспоминании. В этот момент у меня как будто снова родился сын.
Елена приставала ко мне семь лет, и я все же решил заняться практикой в Майами, но она всегда бранила меня из-за нашего полуразрушенного маленького дома, из-за тараканов под раковиной и из-за отсутствия во мне честолюбия. Однажды я раньше обычного вернулся домой с ярмарки и принялся обрезать папоротник за домом, выкапывал корни, чтобы они не проросли на газоне. Я сидел в тени в кресле и пил пиво, когда прибежал молодой Родриго, уже отрастивший пивное брюхо, и закричал:
- Я думаю, Елена уходит от тебя! Она забрала Викториано и все остальное!
Я побежал в дом и увидел, что Елена выносит свои вещи к обочине. Она закричала на меня, на самом деле закричала - необычный поступок для женщины, так редко проявлявшей эмоции, прокляла меня за мою лень, за то что валяюсь на заднем дворе и пью пиво, а "семья в это время гибнет от бедности!" В тот же день она ушла от меня, и я помню письма, простые счета врачей и школы, где учился Викториано. Я по праздникам писал Викториано, но никогда ничего от него не получал. Однажды вечером ко мне пришла женщина, жившая ниже по улице, пришла с бутылкой вина и попыталась соблазнить меня. Она обвиняла Елену в том, что та меня бросила, говорила, что Елена нашла себе сексуального партнера с очень извращенными вкусами; эта женщина сказала, что она предпочитает мой простой секс. Кое-что из сказанного ею она могла знать, только если действительно говорила с Еленой о нашей интимной жизни, и я поверил, что Елена меня обманывала.
А потом я пошел на похороны матери, и Елена пришла не одна, она привела с собой Викториано. Ему тогда было двенадцать - красивый мальчик, и него становились широкими плечи. Фигура как у матери, и он носил белую рубашку, распахнутую на груди. Мне он показался очаровательным, и после похорон мы решили прогуляться и купили у разносчика немного bole [вина (исп.)]. Мы с ним долго говорили, и я понял, что он мной гордится, считает, что здорово иметь отца, продающего морфогенетические средства. Мне его отношение показалось забавным, но он мне понравился, и после похорон он начал отвечать на мои письма. А в двадцать три года он неожиданно женился на красивой девушке, испанке, намного выше его по положению, переехал в Гатун, всего в трех кварталах от меня, и стал работать по ремонту оборудования в общественном транспорте.