Страница 137 из 146
Гарсон смущенно смотрел на меня и Тамару, и я понял, что его смутило: вызывающий тон Тамары, ее хвастливость. Это совсем на нее не похоже. Он сказал Тамаре:
- Очень впечатляюще. Прекрасный результат. - Потом кивнул мне и прибавил: - Не причиняйте ей вреда. Она изменила глубочайшие структуры вашего мозга, стерла образцы, создававшиеся всю жизнь. Но она может исправить это. Может вернуть вам большую часть ваших воспоминаний. Она уже пыталась восстановить то, что отняла у вас за два года. Сейчас я вас оставлю.
Он вышел из помещения, и в нем остались только мы с Тамарой.
Я стоял, рассерженный и неспособный действовать. Долго ждал, прежде чем она заговорила.
Тамара холодно разглядывала меня, и я не мог понять значения ее пустого взгляда.
- Ты моя лучшая работа, - сказала она. - Мне не приходилось раньше совершать серьезные перемены в людях, так, незначительное перепрограммирование в интересах нашей службы. Но все же в тот день я была не в лучшей форме и не смогла завершить работу. У тебя в памяти остались пустые места, и это должно было предупредить тебя, что что-то не так. Но в чем дело, ты ведь так и не понял, верно?
- Знаю, - ответил я. Она говорила так уверенно. - Я обнаружил эти пустые места. Не могу ничего вспомнить об отце, кроме того, что он плакал после смерти матери.
- Это подделка. Все, что касается смерти матери, я подделала. Тамара наблюдала за мной. - Ты по-прежнему действуешь в соответствии с моей программой.
- Что это значит?
Тамара продолжала холодно наблюдать за мной.
- Догадайся сам! - Она взглянула на поднос, где лежал шприц и флакон с желтоватой жидкостью. - Сделай себе инъекцию этого, примерно два миллилитра. Мне нужно кое-что убрать. Устранить радикальную программу, прежде чем возвращать воспоминания.
- Ничего не нужно убирать, - сказал я, неожиданно насторожившись. Что значит радикальная программа?
Тамара сказала:
- Это такой термин. Программа - это набор воспоминаний, которые мы добавляем, чтобы человек действовал или вел себя иначе, чем обычно. Например, я запрограммировала убийцу, чтобы он сказал своему начальству, что убил тебя; в противном случае он доложил бы о своей неудаче. Это называется программой. Радикальная программа идет на шаг дальше: мы создаем программу, которая вынуждает к обязательному строго определенному поведению: мыслить определенными образцами, вести себя в соответствии с внушенными положениями. Ребенок, который с помощью лжи выбрался из затруднительного положения, быстро научается лгать. И с годами эта привычка становится так сильна, что является эквивалентом радикальной программы. - Она смотрела на меня. - Я поместила в тебя такую программу.
- Что за программу?
Она взглянула на голограмму в углу. Там по-прежнему видно было изображение мозга, по которому ползали огненные змеи. - Я называю ее петлей гипоталамуса. Если ты видишь, что обижают женщину, это мгновенно ассоциируется с мучениями твоей матери и другими инцидентами, которые я ввела тебе в память. И чувство ужаса приводит в действие планы мщения, которых у тебя на самом деле никогда не было; ты начинаешь надеяться, что месть принесет тебе душевный мир. И действуешь принудительно, яростно, независимо от того, чего это тебе будет стоить. Я сотни раз накладывала этот образец на сотни нервных путей. Ты не можешь действовать вопреки своей программе.
Я знал, что она говорит правду. Я яростно реагировал, когда насиловали Абрайру. И попытку Джафари захватить Тамару я тоже рассматривал как насилие: мужчина насилует женщину. И действовал по ее программе, как марионетка пляшет, когда кукольник дергает ее за ниточки. Но я не хотел позволять ей менять программу, ведь она может еще что-то украсть из моего мозга.
- Зачем мне пускать тебя в свой мозг?
- Хочешь впадать в ярость всякий раз, как услышишь о том, что бьют женщину? - спросила Тамара. - Посмотри, чего это уже тебе стоило. Сделай инъекцию. Подключись, - сказала она. И посмотрела в угол, на монитор сновидений на столе.
Вся ситуация оказалась настолько ошеломляющей, что я не мог логично рассуждать. Я не верил ей, но она, казалось, действует мне на благо. Я подошел к столу, наполнил шприц, сделал себе укол, подключился к монитору.
И оказался в холодной пустыне, где ветер дул над голыми песками и морские чайки метались над головой, как конфетти. Небо серое. Вся эта сцена заставляла меня нервничать. Передо мной появилась Тамара и какое-то время смотрела на меня. Я вспомнил попытку генерала Квинтаниллы захватить Гватемалу, кровь моей матери, забрызгавшую стену за шкафом с фарфором, свой собственный гнев, изнасилованную сестру Еву и отчаяние, которое я испытал тогда. И вдруг все это стало словно во сне, это были яркие сновидение, которые я мог ясно вспомнить, и тем не менее сновидения. Я никогда не бродил ночами по городу в поисках солдат Квинтаниллы. Никогда не испытывал такой гнев и отчаяние. И точно так же десятки воспоминаний всплывали в сознании и теряли свою интенсивность: тот случай, когда я в молодости избил человека в баре за то, что он со смехом рассказывал, как избивает свою подругу; когда ударил мальчика на ярмарке - он толкнул свою сестру.
Страшная боль заполнила голову, я услышал звуки словно от рвущейся резины, звуки сильного ветра, и упал без сознания.
Медленно пришел в себя и огляделся, не понимая, где нахожусь. На песке пустыни сидела женщина и смотрела вверх, как чайка. Я подошел к ней и стал молча смотреть. Она не обращала на меня внимание, и я ходил вокруг нее кругами, пока в памяти не вспыхнуло: Тамара. И я вспомнил, кто я и где.
Она посмотрела на меня и спросила:
- Готов?
- Да, - ответил я, не понимая, к чему я готов.
И тут же на меня обрушились сотни воспоминаний. Я переживал их в мире сновидений, где секунда равна часам. Передо мной раскинулись пятьдесят лет моей жизни, и я проживал их все заново. В большинстве незначительные происшествия: запах, прикосновение, голоса в темной комнате. Мозг не сберегает все, как утверждают некоторые: на самом деле мозг обманывает нас, если мы его слишком напрягаем, и добавляет воображаемые подробности. Редки были воспоминания, которые записались с такой четкостью, что мне ясные были все связи. И эти воспоминания не приходили единым эпизодом, отраженным во всех подробностях. Скорее напоминало распространяющийся в мозгу невроз: клетка возбуждается, затрагивает другую клетку, та, в свою очередь, еще несколько. Каждый обрывок воспоминания влечет за собой другие, с ним связанные, пока все это не сплетается, и я вспоминаю случай или человека, сыгравшие определенную роль в моей жизни.