Страница 32 из 37
Миссис Фокс говорит, поджав губы:
— Очень рада, что вы больше не знаетесь с моей дочерью. Вы разрушили ее брак.
— Ну-у, вот против этого я ничего не имею! — вставляет бабка.
— Мама, ты не можешь немного помолчать? Эльджин — великий человек!
— С каких это пор? Ты всегда говорила, что он похож на крысенка!
— Я не говорила, что он похож на крысенка. Я сказала, что он небольшого роста и, к сожалению, у него вид, ну, ох, я сказала, что он…
— Крыса! — взвизгивает бабка и колотит палкой в дверь точно у меня над головой. Ей бы в цирке ножи метать.
— Миссис Фокс. Это была ужасная ошибка. Мне нельзя было оставлять Луизу. Мне просто казалось тогда, что так будет лучше для нее, что Эльджин лучше сможет о ней позаботиться. Сейчас я хочу исправить ошибку, найти ее и заботиться о ней.
— Слишком поздно, — отвечает миссис Фокс. — Луиза сказала мне, что не желает вас больше видеть.
— Ей пришлось хуже, чем жабе на взлетной полосе, — сообщает старуха.
— Мама, пойди и отдохни немного, ты переутомилась, — говорит миссис Фокс, опершись на лестничные перила. — Я сама разберусь.
— Красавица была отсюда до Брисбена, а поглядите, как с нею тут обошлись. Ведь знаете, Луиза — это вылитая я в молодости. У меня была стройная фигурка.
Трудно поверить, что у Горошины вообще когда-то была фигурка. Сейчас бабушка Луизы больше всего напоминала снежную бабу — два неаккуратных кома, один поверх другого. Я впервые обращаю внимания на ее волосы: серпантин завитков, небрежно колышущаяся масса, выбивающаяся из-под заколок, точь-в-точь, как у Луизы. Луиза ведь рассказывала мне, что в молодости ее бабка была общепризнанной королевой красоты в Западной Австралии. В двадцатые годы получила более сотни предложений руки и сердца от банкиров, бизнесменов, влиятельных лиц, которые разворачивали перед нею карты новой Австралии и говорили: «Дорогуша, все это будет твоим, когда ты станешь моею». Горошина вышла замуж за фермера-овцевода и родила ему шестерых детей. До ближайших соседей — день верхом. Мне вдруг воочию представилась она: платье до пола, руки в боки, грунтовка уходит за горизонт, а вокруг ничего, кроме сухой плоской равнины и небесного свода. Мисс Хелен Луиза, неопалимая купина опаленной земли.
— На что это вы уставились?
Я встряхиваю головой.
— Миссис Фокс, вы не знаете, куда могла уехать Луиза?
— Знаю, что она уехала из Лондона, вот и все. Наверно, где-нибудь за границей.
— И врача своего ободрала, как липку. Одних мокриц ему оставила. Хе-хе-хе.
— Мама, ты прекратишь наконец?.. — Миссис Фокс оборачивается ко мне. Думаю, вам лучше уйти. Я ничем не могу вам помочь.
Как только миссис Фокс открывает входную дверь, соседи захлопывают свои.
— Ну, что я вам говорила? — ворчит бабка. — Мы опозорены.
Она с отвращением поворачивается и ковыляет по коридору, опираясь на палку.
— Вы ведь знаете, что Эльджину в этом году не удалось попасть в цивильный лист? Все из-за развода с Луизой.
— Не говорите глупостей. Государственные субсидии от этого не зависят.
— Тогда почему он в него не попал?
Она захлопнула дверь и разрыдалась в коридоре. То ли не удалось приблизиться к королевскому двору, то ли — сблизиться с дочерью.
Вечер. Парочки, потея, прогуливаются рука об руку. Сверху из открытых окон доносится рэгги — играет команда, которой до Ямайки как до неба. Рестораны пропагандируют питание на открытом воздухе, но плетеные стулья на грязной улице с лязгающими автобусами — далеко не Венеция. Среди пицц и графинов рафии ветер несет мусор. Официант с лисьей мордочкой поправляет бабочку на резинке в зеркальце кассирши, хлопает ее по заднице, заправляет красным языком в рот мятную жвачку и подваливает к стайке явно несовершеннолетних девчонок, пьющих кампари с содовой:
— Мадам не желают чего-нибудь покушать?
Я сажусь на первый попавшийся автобус. Не все ли равно куда ехать, если это не приблизит меня к Луизе? Город задыхается от жары. Водитель во время езды не открывает двери, и дышать абсолютно нечем. В воздухе висит стойкий запах чипсов и гамбургеров. На переднем сиденье толстая женщина в нейлоновом платье широко расставила ноги и обмахивается туфлей. По лицу ее течет расплывшаяся косметика.
— ВОДИТЕЛЬ ОТКРОЙТЕ ДВЕРИ ДА ОТКРОЙ ТЫ КОЗЕЛ! — выпаливает она на одном дыхании.
— От козлихи слышу. — Тот даже не оборачивается. — Ты, что, читать не умеешь? Видишь, что написано?
За его спиной красуется табличка с надписью: «Не беспокоить водителя во время движения транспорта!» Мы прочно застряли в пробке.
Становится все жарче, мужчина напротив меня достает мобильный телефон. Как всегда с владельцами мобильников, сказать ему нечего — он просто хочет что-нибудь сказать. Удостоверившись, что все вокруг успели посмотреть в его сторону, он заканчивает: «Ну, тогда покедова, старина». Я очень вежливо прошу у него разрешения воспользоваться телефоном — я заплачу ему фунт. Он не может ни на секунду расстаться с таким важным аппендиксом своего мужского достоинства, но в конце концов соглашается набрать номер и самолично держать трубку у моего уха. После нескольких долгих гудков он удовлетворенно произносит: «Там никого нет», сует в карман мою монету и вешает сокровище себе на шею на цепочку, больше похожую на собачий поводок. Значит, дома у Луизы никто не отвечает. Я решаю съездить туда и посмотреть.
Я ловлю такси, и мы тащимся по смертельной жаре в сторону луизиного дома. Такси сворачивает на площадь как раз в тот самый момент, когда к тротуару подъезжает «БМВ» Эльджина. Он вылезает из машины и открывает другую дверь, чтобы помочь выйти какой-то женщине. На ней деловой костюмчик, изрядный слой косметики, волосы уложены в прическу, что вечно борется с бурей, но не пошелохнется ни на волосок. Она держит в руках небольшую дорожную сумку, Эльджин — чемодан. Они весело смеются. Он целует ее и нашаривает в кармане ключи.
— Так вы здесь выходите или нет? — спрашивает меня водитель.
Надо держать себя в руках. Глубоко дыша, я поднимаюсь по ступенькам и звоню. Спокойно, только спокойно, главное, спокойно.
Дверь открывает дамочка. Я широко улыбаюсь и, обогнув ее, прохожу в просторный холл. Эльджин стоит ко мне спиной.
— Дорогой… — начинает она.
— Привет, Эльджин! — говорю я.
Он подпрыгивает и молниеносно разворачивается. Мне и в голову никогда не приходило, что такое возможно в реальной жизни — разве что в дешевом гангстерском кино. Эльджин совершил пируэт, достойный Фреда Астэра, и оказался между нами. Даже не знаю, зачем.
— Дорогая, сходи приготовь чай, а? — говорит он, и она поспешно удаляется.
— Ты ей платишь за послушание или это любовь?
— Я сказал тебе — никогда не приходи сюда.
— Ты много наговорил такого, чего мне не следовало слушать. Где Луиза?
На секунду Эльджин застывает. На лице его непритворное удивление. Значит, он был уверен, что я все знаю. Я быстро оглядываюсь. В холле появился новый огромный мраморный стол на изогнутых ножках — чудовищная конструкция из клена с медными полосами. Нет сомнений — его приобрели в магазине, где ценники не выставляют на витринах: товар там говорит сам за себя. Вещица в стиле тех, что делают для арабских шейхов. Рядом красуется новый электрокамин. Луизы здесь нет уже давно.
— Давай я тебя провожу, — отвечает Эльджин.
Я хватаю его за галстук и толкаю к дверям. У меня нет боксерских навыков, но действуя по наитию, я хватаю его за глотку. Похоже, получилось. Только он, к сожалению, не может сказать ни слова.
— Ты собираешься объяснить мне, что произошло, или нет?
Затянуть бы галстук чуть потуже и посмотреть, как эти глаза будут вылезать из орбит.
Дамочка неожиданно появляется на ступеньках с двумя кружками чая. Кружки. Фи, как безвкусно. Она замирает на мгновение, как актриса в дрянном фильме, а потом издает истошный визг.
— РУКИ ПРОЧЬ ОТ МОЕГО ЖЕНИХА!
От изумления я упускаю инициативу, и Эльджин исхитряется сильно пнуть меня коленом в живот и отбросить к стенке. Я распластываюсь на полу, хрюкая, как тюлень. Он попадает носком ботинка мне в голень, но в тот момент я этого даже не замечаю. Я вижу только начищенные до блеска ботинки и ее модные замшевые туфли. Меня тошнит. Пока я, как массовка на картинах Вермеера, корчусь на черно-беломраморных ромбах пола, Эльджин говорит со всей торжественностью, возможной для полузадушенного человека: