Страница 18 из 24
- Товарищ напитан, - перебил его Тесленко, - почему вы об этом заговорили? Что с вами может случиться? Грабарь передернул плечами.
- С каждым из нас может что-нибудь случиться. А заговорил я потому, что давно хотел это сказать. Сейчас пришло время, Тесленко покачал головой.
- Вы что-то скрываете, товарищ капитан, - возразил он, с беспокойством поглядывая на Грабаря. - Вы чем-то встревожены.
- Сейчас меня вызовут летать, - сказал капитан. - Поэтому слушай и не перебивай. Приглядись внимательнее к лейтенанту Мироненко. Попробуй выяснить, что он за человек. Я за ним наблюдал, и мне кажется, что да него можно положиться. Немецкий техник Блюменталь может оказать содействие, если это не связано с большим риском. Нам он сочувствует.
- Понял.
- Техник Алексеев - провокатор. Тесленко вздрогнул.
- Что?! Кто вам сказал?!
- Заукель. Тесленко взглянул на него с изумлением,
- Заукель?!
- Я ведь знаю немецкий язык, - напомнил капитан. - И слышал его разговор с Бергером... А потом Блюменталь подтвердил... Тесленко судорожно вздохнул.
- Так...
- И последнее. Патроны к пушкам "Ла-5" хранятся где-то здесь, на складах. Тесленко подался к капитану.
- Ох ты... - сдавленно проговорил он. - Патроны... товарищ капитан, надо добыть их! Во что бы то ни стадо! Капитан отрицательно мотнул головой.
- Пока не предпринимай ничего, - предостерег он. - Все это мы обдумаем позже.
- Позже?.. А если нас сегодня же... "Вот именно"... - подумал Грабарь. Но промолчал. Увидев идущего к бараку эсэсовца, сжал руку сержанта выше локтя.
- Ну все. Пока. Это за мной.
- Желаю удачи.
- Ладно, ладно, - проворчал капитан. Он круто повернулся и зашагал навстречу эсэсовцу.
3
Капитан сел в кабину, закрыл фонарь и погладил ручку управления. "Удачи"...
"Нет, я никогда не рассчитывал на удачу, - подумал он. - Я всегда выполнял свое дело добросовестно, как лошадь. И на этот раз я выполню его добросовестно. Придется хорошо поработать".
Повернув голову. Грабарь увидел подъехавший к ангару грузовик. Из кузова, покрытого тентом, спрыгивали на землю немецкие курсанты. А из-за рощицы выезжали еще два грузовика. Это было что-то новое. Грабарь вырулил на старт и взмыл в небо. Он сразу понял, что противником его на этот раз был не курсант, а опытный летчик. Немец точно рассчитал угол атаки. Но капитан на долю секунды опередил его, он рванул ручку управления и дал левой ноги. Пушечные трассы вспороли небо возле самого самолета.
Вверх! На вертикали "фокке-вульф" должен обязательно отстать. Вверх!
"Что это? - лихорадочно размышлял Грабарь. - Показательный бой для поднятия духа курсантов после инцидента с Земцовым? И во имя этого самого духа решено меня сбить?"
Машина свечой взмыла в небо. Переворот! Самолеты с ревом и грохотом ввинчивались в синеву, проносились над самой землей, опять взмывали вверх.
Казалось, в воздухе находятся не две машины, а два десятка. Они заполнили все небо.
Тесленко, наблюдавший за боем, то и дело вздрагивал. Пушечные трассы опутывали машину Грабаря, как паутиной. Казалось, еще мгновение, и самолет вспыхнет, упадет на землю. Но каждый раз ему каким-то чудом удавалось вырваться из огненного кольца.
Опыт и мастерство позволяли капитану держаться, Он вертелся среди огненных трасс, рядом с ними, ускользал в сторону, возвращался. Он отступал и снова шел в атаку. Он проигрывал и неизменно оказывался в выигрыше.
Это была смертельная игра, но он должен был довести ее до конца. Вот когда капитан Грабарь миллион раз сказал спасибо создателю этой чудесной машины. Она была послушна малейшему движению рулей, устойчива, позволяла закладывать любой вираж. И самое главное - у нее была большая скорость, чем у "фокке-вульфа", большая, даже несмотря на то, что тот применял форсаж. Не будь преимущества в скорости, никакое мастерство не помогло бы капитану.
Снова атакует немец. Снова несутся рядом снаряды, Снова нужно уходить и возвращаться.
Грабарь не мог осуществить задуманное сразу. Необходимо было дать мотору выработать как можно больше горючего. Он вовсе не хотел, чтобы ко всем другим неприятностям прибавилась еще и угроза пожара. Но вот до конца боя остались считанные секунды. "Пора!" - сказал себе капитан. Он выбрал мгновение. Он рассчитал. Он увидел, как в воздухе вспухла пушечная трасса. И положил машину на бок.
Пули перерезали правую консоль "Ла-5". Рывок вверх! Переворот!
И машина сорвалась в штопор. Она беспорядочно кувыркалась, все стремительнее приближаясь к земле. От нее отделилось облачко дыма. Оглушительно взвыл мотор. Самолет дернулся. Еще мгновение он держался в воздухе, потом мотор чихнул и заглох.
Наступила мертвая тишина.
Тесленко закрыл глаза. Стоявшие у барака пленные замерли...
-... два...три...четыре...- считал капитал. Самолет раскручивало в жесточайшем штопоре.
-... семь...
Капитан терял сознание. В голове стоял оглушительный, все раздирающий звон.
- Не смей!
Он должен был удержать цифры. Все остальное не имело значения. Только цифры. И он, задыхаясь, хрипло выкрикивал их через равные промежутки времени:
- восемь... девять!
Он дал правой ноги и рывком оттолкнул от себя ручку. На самых высоких оборотах взвыл мотор, и самолет, словно выстреленный, метнулся к земле. Капитан бросил взгляд на крыло - пламя сорвало. Он сделал горку и выключил зажигание.
Машина ударилась о землю, подпрыгнула, еще ударилась и побежала по полосе. Капитан рванул фонарь и отстегнул привязные ремни.
Как только скорость пробега замедлилась, он приподнялся.
Вывалившись из кабины, он прокатился по крылу, упал на землю и откатился в сторону...
Немцы, наблюдавшие за полетом, загалдели. Они видели, каких нечеловеческих усилий стоила пленному советскому летчику эта посадка на искалеченной машине.
А в это время капитан лежал в стороне от самолета, следил за улетавшим "фокке-вульфом" и хохотал.
Это был неудержимый, истерический хохот, который капитан не в силах был подавить. Да он и не старался.
Это было разрядкой того невероятного напряжения, в котором он находился в течение пятнадцати страшных минут, показавшихся ему часами.
Тесленко помог Грабарю дойти до барака. Капитан едва переставлял ноги. Тесленко увидел, что на лице Грабаря появилась неровная клочковатая щетина. Сержант еще в полку заметил, что такая растительность часто появлялась на щеках летчиков, только что избежавших смертельной опасности. Он глядел на Грабаря с тревогой и жалостью. Он понимал, что капитан подставил себя под пули сознательно, хотя и не знал, для чего ему это было нужно.
Глава двенадцатая
1
За неравным поединком следили не только немецкие курсанты и пленные летчики. Еще более внимательно наблюдал за происходящим майор Заукель. Вместе с обер-лейтенантом Бергером он стоял на краю летного поля и не отрывал глаз от машин.
- Как ты находишь полет этого капитана? - спросил он Бергора, когда Грабарь в очередной раз умело вывел машину из-под удара и сам пошел в атаку, Обер-лейтенант чистил пилочкой ногти.
- Боюсь, что я мало в этом смыслю, - проговорил он, на секунду прервав свое занятие и равнодушно глянув на кружащиеся в небе самолеты. - Раз не сбит, значит, неплохо.
- Ты попал пальцем в небо, как говорят русские. Бергер ухмыльнулся.
- Тебе виднее. У тебя на этот счет опыт побогаче, - сказал он, намекая на то, что Заукель был дважды сбит на восточном фронте.
Майор покосился на Бергера. - Тогда мне было не до смеха,
- Охотно верю. Впрочем, ты должен благодарить их. - Он кивнул на стоявших у барака пленных. - Если бы не они, ты давно уже наверняка сгорел бы во славу германского оружия.
Заукель поморщился. Что за манера - без конца тыкать других носом в их неприятности!
И все-таки Бергер прав. Ему, Заукелю, повезло. После того как его сбили во второй раз, он долго пролежал в госпитале. А потом пришел приказ откомандировать его в тыл для организации экспериментального учебного аэродрома.