Страница 33 из 57
Ага Муса вступил в религиозно-политическую секту "бехаи". На главном фасаде "Исмаилийе", на самом верху, он водрузил огромный портрет-памятник основателя течения шейха Бехауллы, высеченный из гранита. Под ним, в одном из круглых окон, стояла мраморная скульптура сына Нагиева - Исмаила.
Ага Муса родился в Баладжарах, в очень бедной семье. Его отец Наги продавал саман, брат до конца жизни работал банщиком.
Сам Ага Муса в молодости исходил бакинские улицы с паланом за спиной работал носильщико-амбалом. Благодаря нефти и природной деловой хватке он стал миллионером. Понастроил и понакупил в Баку много домов. Нагиев был владельцем около сотни зданий и десятка кораблей.
Долгое время Ага Муса проживал в Форштадте, в двухэтажном доме на углу Спасской и Гимназической улиц - позади Касум-бековской мечети. У дома горел фонарь, который называли "Каменным". В этот каменный фонарь были вставлены голубые, красные, зеленые, бирюзовые стекла: по вечерам квартал сиял разноцветными огнями. Возле "Каменного фонаря" постоянно толпились ребятишки, зачарованно глядя на "волшебные" стекла. Правда, сам Ага Муса не особенно жаловал всякие излишества, роскошь и прочее. Избегал лишних трат.
В конце концов по настоянию Гаджи Зейналабдина Тагиева он снял квартиру в доме Сеида Мирбабаева, который тот купил у купца Арамяна. Квартира Нагиева находилась в бельэтаже и считалась лучшей во всем доме.
У Нагиева был личный цирюльник по имени Исхак Караханов, который каждую неделю наведывался в дом к миллионеру, - подправлял волосы на голове, стриг бороду. Однажды, застав хозяина в добром расположении духа, он указал на богатый ковер, что лежал на полу, и попросил: "Хозяин, ты - человек состоятельный, а мне такого ковра нипочем не купить. Подари его мне". Ага Муса с невиданной щедростью поручает своему управляющему купить точно такой ковер и отправить в дом Караханова. Об этом случае после долго говорили, как о сенсации. Гораздо более характерен для него следующий эпизод: как-то на Каспии поднялся сильный шторм, не один корабль получил повреждения или пошел ко дну. Капитан одного из кораблей Нагиева сумел благополучно доставить грузы и корабль а бухту. Приходит он к хозяину и, радостный, докладывает: так, мол, и так, я дал обещание зарезать жертвенного барана, разреши... Ага Муса насупился и давай отчитывать старого морского "волка", словно мальчишку:
"Очень даже напрасно, отец мой, если тебе так приспичило, дал бы обет поститься целую неделю или, еще того лучше - во время следующего рейса питаться на корабле не за счет хозяина, а за свой собственный". Так и не дал нескольких рублей на покупку жертвенного барана, хотя капитан спас товар на десятки тысяч рублей.
Став миллионером и отстроившись, Ага Муса перевез жену-мусульманку и детей в красивый особняк на углу Торговой и Мариинской . А сам со второй женой - грузинкой по национальности - переехал в величественное здание из трех этажей, располагавшееся на углу Красноводской и Каменистой улиц. Внешний вид здания, богатство архитектурных украшений, орнамента, резьбы, великолепные окна, двери, балконы издалека привлекали внимание прохожих. Здесь уже Ага Муса явно не жалел средств, стремясь превзойти соседей. Купол на крыше, развевающийся штандарт были видны отовсюду. Перед домом находилась небольшая площадка с цветником, именуемая багировским садиком. Таким же великолепием отличалось внутреннее убранство дворца, с его богатыми барельефами, горельефами, лепкой и позолотой на стенах, на потолке. В комнатах, залах - паркет всех мыслимых и немыслимых форм, зеркала - выписаны из Италии, мебель - из Франции. Нагиев обожал свою вторую жену и старался всячески угодить ей. На меджлисах, представляя грузинку-красавицу, он говорил по-русски: "Наш жена..." Шутники исподтишка подтрунивали над ним: "Ну и что же, Николай II вместо "я" всегда говорит "мы". Вместо "Я и Россия" он говорит "Мы и Россия". Так и наш Ага Муса. Хочет быть не хуже царя. "Иногда Ага Муса звал свою жену запросто - "мой Амалия".
Как-то Манташев во время дружеского застолья с гордостью сказал, что в Париже в его честь устроил торжественный раут сам Пуанкаре.
Ага Муса спрашивает: "А сколько у этого Раута Пуанкаре буровых!"
"Раут - это не имя, это значит торжественный обед, меджлис. А Пуанкаре нефтью не занимается, - объясняет Манташев. - Он является президентом Франции, управляющим, если хочешь..."
"Э, подумаешь - управляющий! - скривил губы Ага Муса. - У меня на каждом промысле по управляющему. Я ни в жисть в гости к ним не пойду. Кто такой управляющий, чтобы я оказал ему эту честь!"
Когда у Ага Мусы спрашивали, как идут его дела, он, как правило, отвечал весьма неопределенно: "Дела, как у Нобеля, - дымоход широк, да короток, так что больше дыма, чем жара..." Все свои дела он держал в строгом секрете: нипочем не скажет, сколько нефти добывают на его промыслах, есть у него закрытые фонтаны или нет, какое количество нефти скопилось в амбарах и резервуарах. Или назовет такие цифры, что и непосвященному понятно - цифры в десять раз меньше истинных. Купит какую-нибудь вещь за копейку, а продать старается за рубль. Смешно сказать: даже на себя денег жалел. За фунт хны или басмы для бороды и волос не давал более пятака: я, мол, в 1870-м году по такой цене покупал. Бакалейщики, зная его нрав, старались сбыть Нагиеву хну похуже, разбавляя ее обыкновенной краской.
Приезжает как-то Ага Муса на промысел. Глядит, возле недостроенного здания конторы сидят каменщики, чернорабочие и обедают. Развели из ненужных досок костер, греются. Подрядчик свернул папиросу и прикурил от спички. Ага Муса говорит ему:
"Сынок, ты мне более не нужен, можешь завтра получить расчет". Тот растерялся: "Почему, Ага Муса!" Миллионщик отвечает: "Перед тобой вона какой кострище горит, а ты папиросу спичкой раскуриваешь. Тот, кто своего добра не жалеет, чужое-то тем более разорит".
...Однажды жены миллионеров собрались в "Исмаилийе" на благотворительный бал. Каждая постаралась одеться побогаче, понавесить на себя побольше драгоценностей, чтобы затмить своим блеском остальных. Инженер, побывавший на том благотворительном вечере, рассказывал, что сперва мужчины (между собой, конечно) выбрали царицей бала осетинку Лизу - супругу миллионера Муртуза Мухтарова. Она появилась на вечере дважды: в разных нарядах и разных комплектах драгоценностей. Сначала ослепила всех диадемой, ожерельем, кольцами, браслетами, серьгами и поясом из крупных бриллиантов, а затем сменила комплект гарнитуром из огромных миндалевидных изумрудов. Каждый комплект драгоценностей весил не менее 700 каратов. Однако когда в зал вошла жена Ага Мусы, все зачарованно замерли. Она была усыпана изумрудами в форме цветов, птиц, бабочек и пр. Волосы грузинки искрились бриллиантами, а на ногах красовались золотые башмачки. Долго потом шли в городе разговоры об этом вечере.
Здесь следует сделать небольшое отступление. Старый финансист, всю жизнь проработавший в бакинских банках, лично знавший деловых людей того времени, знакомый со многими миллионерами-нефтепромышленниками, рассказывал, что богатей не держали дома своих драгоценных безделушек. Для этого в городских банках заводили специальные сейфы. "Я, например, работал в Волго-Камском банке. Так там из 300 сейфов 70 или 80 предназначались для хранения фамильных драгоценностей. Кроме того, когда тот или иной богатей заказывал ювелиру драгоценную безделушку, одновременно с оригиналом изготавливалась фальшивая копия - точно такого же размера и формы. Подделки бывали столь искусны, что решительно ничем не отличались от настоящих драгоценностей. Золото, бриллианты, изумруды хранились в сейфах, а подделки надевали на свадьбы, в театры и на балы. Конечно, об этом никто не знал. В остальных 200-230-ти сейфах лежали ценные акции, купчие крепости на фабрики и заводы, движимое и недвижимое имущество".
Я не смог сдержать своего любопытства:
"Куда же подевалось все это золото, платина и бриллианты! Где сейчас это богатство!"