Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 108

К полуночи собрались было расходиться на отдых, но тут снова произошло непредвиденное: земля заходила ходуном, послышался приближающийся громоподобный конский топот. Остававшиеся за столом переглянулись, Лешак побледнел.

- Ва... Ва-ва... Ва-ва-ку-кулла - дрожащим голосом позвал он. - Спрячь меня скорее, ради всех богов! И вообще, меня тут нету и не было никогда!

Руслан посмотрел на старшего товарища с неподдельным удивлением:

- Лешак, ты чего? Перепил с отвычки, что ли? Сейчас мечи возьмем, встретим ночного гостя честь по чести...

Попович посмотрел на него, как на умалишенного.

- Ты спятил?! Это же Муромец! Узрит, что я не на заставе, сначала морду набьет, потом только разбираться станет...

- Авось не набьет... Да и прятаться тебе уже поздно: вот он, Илья, уже въезжает.

- Тебе-то что...

Сам огромный, на черном, как уголь битюге, Илья Жидовин по прозвищу Муромец влетел в весь. Осадил конем перед столом, огляделся. Хмыкнул, спешился.

- Исполать, люди добрые. - буркнул неприветливо.

- Исполать и тебе, славный богатырь. - первым отозвался войт Вакула. Добро пожаловать, просим за стол, откушай, чем богаты. Я - Вакула, войт здешний.

- Благодарень. - ответствовал Муромец, садясь за стол рядом с бледным, как смерть, Лешаком, и придвигая к себе блюдо с четвертью теленка. Некоторое время Илья просто молча ел, не обращая ни малейшего внимания на замогильную тишину, повисшую над столом. Умяв достаточное, по его разумению, количество мяса, Илья выхлебал ковш пива, в который не менее половины ведра вошло, и обратился к Лешаку:

- Уж не болен ли ты, Лешак?

- Нет, нет, Илюша, что ты, здоров, аки бык.

- Нда? А чой-то ты бледный такой? И молчишь все время? Даже странно.

- Да... не спал давно, как раз почивать собирался, а тут вдруг и ты приехал.

- А скажи-ка ты мне, Лешак, - задушевно начал Илья, придвигая к себе заботливо наполненный кем-то ковш, - а что это ты тут, в дне пути от Киева, делаешь? Что не на заставе? - привыкший к долгому бессонному пути Илья "днем" величал время от рассвета до рассвета, либо от заката до заката.

Лешак уже вполне пришел в себя. Видя, что старшой, не отличающийся, в общем-то, кротким нравом, сразу морду бить не стал, а выясняет, что да как, он приободрился. Уговорить Муромца он всегда умел, грозный богатырь не поспевал за быстрой мыслью Лешака.

- Так вот, Илья, докладаю: на заставе я был, тебя с Добрыней поджидал, а тако же и ворогов всяких. Когда ни вы, ни вороги ко мне по неясным причинам не явились, пошел я искать подвигов на свою голову да земле нашей на славу. И пришел я тогда в степи печенежские...

- Рехнулся совсем, что ли? Жить надоело?! Один - к печенегам?

- Не перебивай. Я ж не напролом, а тихонько, осторожненько, еду так. Посматриваю, чего полезного свершить бы. Ну, и на восьмой день отыскал я в тех степях...

- Кучу печенегов. - уверенно закончил Муромец. - Одного не пойму, как же это ты жив остался?

Лешак, собиравшийся было рассказать правду, обиделся и принялся врать.

- Нет, не печенегов я там отыскал, Илюша. А нашел я там змия о семи головах, злобного не менее печенежской полутысячи. Долго бился я с ним, почитай, три дня и три ночи прошло к тому моменту, когда последняя голова этого чудища скатилась в сухой овраг. Утомился я сильно! Еще три дня и три ночи отсыпался после такого. А пробудился от того, что трясли меня немилосердно, да слезами горючими поливали. Открываю глаза, смотрю - мать честная! Девки!

Муромец недоверчиво хмыкнул:





- Врешь, небось, как обычно?

- Да ящер меня пронеси, коли вру! - выпучив глаза, с жаром воскликнул Попович. - Оказывается, змей тот до девок вельми охоч был, и натаскал он их к себе в пещеру много. Тут девки, значит, видят, что чудище домой не вертается, вылазят на свет божий - глядь, змей без голов кверху лапами валяется, а поодаль удалой молодец, - чуть поклонился Лешак, - без движения лежит. И давай они тогда меня оплакивать, слезы проливать. Ну а когда уж я проснулся, то-то радости было! И повел я их тогда по домам, пока в этой веси, где мы ночевать собрались, тебя не повстречали.

- Все наврал. - проворчал Илья. - Пещеру какую-то в степи отыскал со змеем многоголовым...Ну, и где они, эти твои девки?

- Да вот же они сидят! - пожав плечами, показал Лешак на левую сторону стола. - Только поболее их, вообще-то. Наверное, половина спать разбежалась.

Илья покачал головой, потом кивнул, крякнул, поднялся. Заметил, наконец, Руслана. Молодой богатырь за все это время не проронил ни слова. Теперь поклонился.

- Здрав будь, Илья-богатырь.

- И тебе не хворать. - буркнул Муромец. - Из младшей, что ль, дружины? Как звать?

- Руслан.

- Руслан, Руслан... Где-то слышал. А! Не за тебя ли Владимир наш князь дочку свою просватал?

Руслан потупил взор, но тут вмешалась Мила.

- За него, за него. А я та самая дочка и есть. Милой меня кличут.

Муромец посмотрел на нее внимательно и медленно сел на место. Осушил еще один ковш, помотал головой.

- Ничего не понимаю! А ты-то, княжна, как здесь оказалась?

- Про то долго сказывать, - пожала плечами Мила, а ты, поди, устал с дороги...

- И то верно. - Муромец вновь поднялся. - Эй, как тебя... Вакула! Кажи, где тут сеновал...

Остальные тоже вскорости разошлись почивать. Руслан договорился с Лешаком, чтобы тот проводил Милу до Киева и сдал на руки отцу.

- А сам как? - спросил Лешак.

- А так. Пока Черноморда не поймаю - не бывать мне в Киеве! - ответил Руслан.

Глава 24

- Провалиться мне на этом месте!!! Сколько же можно?! - бесновался Рыбий Сын, глядя на бесчувственное девичье тело. На сей раз жертва была задушена. В запальчивости он рванул меч из ножен, глаза его налились кровью.

- Нет!!! - рванулась к нему Фатима, но Молчан жестом остановил ее

- Буду в час по девке убивать, пока эта тварь, что по ночам злодействует, не сознается! - заорал Рыбий Сын.

- Ты это чего? - угрюмо спросил его Молчан. В голосе волхва послышались угрожающие нотки. - Решил по-быстрому за убийцей работу доделать?! И чем ты тогда лучше? - в руках его появился посох. - Так отделаю, не посмотрю, что друг!

- Может, ты предложишь лучший выход? Тогда предлагай побыстрее, а то все равно не пройдет и месяца, как нам некого станет провожать.