Пробуждение

Ни шум двигателя, ни то, что их довольно часто встряхивало, никакие внешние раздражители, казалось, не влияли на него.

Он спал.

- Белуга идет! Белуга! - из кабины показалось загорелое молодое лицо второго пилота - Вань! Ваня! - азартно кричал он, сверкая золотыми коронками зубов. - Проснись! Белуга!

Но врач лишь лениво отмахнулся, не открывая глаз, зато Петр приник к окну.

- Что? - не понял он. - Где?

- Белуга! - теперь для Петра с удовольствием и даже какой-то радостью сообщал второй пилот. - Белуга идет!

Вода в реке была такой прозрачной - до самого дна, и Петр сразу же увидел целую стаю больших и белых рыб на середине реки. Казалось, они стояли на месте, потом исчезали совсем.

Петр протиснулся в кабину.

- Где мы сейчас? - прокричал он сквозь шум в самое ухо командира здорового светловолосого человека лет сорока.

- Игарка скоро! - не оборачиваясь, ответил он. - Игарка!

- Что? - не расслышал Петр.

- Игарка! - повторил на этот раз уже второй пилот. - Ду ю спик инглиш? Дзис из Игарка!

Петр закивал головой, давая знать, что все понял, понял, что они летят в Игарку.

Вертолет круто пошел вниз, вдоль береговой полосы. Он летел, как привязанный к ней, точно повторяя все ее изгибы.

Теперь тайга была уже рядом. Мелькали стволы деревьев, густой кустарник.

Утром, в Игарке, в летной гостинице - небольшом домике, расположенном в лесу у реки.

Врач-якут вышел на крыльцо. Потянулся, зевнул сладко. Плечи его подернулись от утреннего холодка.

Утро было солнечное, тихое.

Иван был настроен крайне благожелательно, он выспался, день впереди обещал быть хорошим, словом, он не ожидал ничего такого, что бы могло поколебать его умиротворенное состояние, и в этот самый момент на его лицо обрушился ковш нестерпимо холодной, ледяной воды.

Иван ошалело протер глаза, закашлялся и тут же увидел второго пилота Кольку, хохочущего, довольного, с ковшом в руке.

- Колька, убью! - крикнул Иван и в одно мгновенье превратился из благодушного созерцателя утренних пейзажей в деятельного преследователя.

Он схватил лежавший у крыльца топор и бросился за Колькой.

- Пускай умру я, но в песне смелых всегда я буду живым примером! убегая, распевал Колька. - А тебя народный суд не пощадит!

Петр стоял на крыльце, щурясь от солнца.

Иван и Колька шли к домику между деревьями, запыхавшиеся, в сапогах, мокрых от росы.

- Смотри, Колька, что бы я мог с тобой сделать, и благодари своего Бога, - Иван размахнулся и бросил топор.

Перевернувшись, топор точно вонзился в дерево, шагах в десяти.

Колька молча достал из-за голенища нож. Пустил его в то же дерево. И тоже точно.

- Понял, с кем имеешь дело? - сказал он. - Пижон! Пошли купаться!

Вода в Енисее была холодная, но летняя. Здесь в эти месяцы плавать можно.

На той стороне реки высились штабеля лесной биржи, у причала стояли пароходы, на запане слышались голоса - это работницы, стоя на мостках поперек реки, гоняли баграми бревна, переговаривались издали. На реке далеко слышно.

- Маша, а Маш...

- Что? Ты, Верка?

- Ты меня слышишь?

- Чего орешь, слышу.

- Ты где вчера ходила? Маш...

- Чего?..

Они плавали, прыгали с мостков, ныряли. Пришел позже командир, неторопливо разделся, намылился, а потом уже вошел в воду.

Давно Петр не чувствовал себя так хорошо, молодо, когда он натягивал свитер, одолженный ему Колей, когда они разминались у реки все вместе, чтобы согреться после утреннего купанья, боролись, толкали друг друга плечами, потом все вместе шли по деревянным мосткам к гостинице среди низко нависшей зелени кустов, и доски покачивались и скрипели под ногами, ветки мокрые били в лицо, и сначала по дороге встретились двое летчиков, возвращавшихся, судя по их несколько опухшим лицам, из города. "Как погуляли?" - на ходу спросили. "Погуляли, - сказали те. - Пива у вас нет?"

А потом им встретились три замечательные девушки, и каждая несла по ведру - с грибами, с черникой - полные ведра черники, лица у девушек свежие, резиновые сапоги мокро блестят - долго они ходили по лесу, рано встали, и ребята сначала загородили мостки, не пропуская девушек, те, смеясь, наступали и даже столкнули Колю с мостков на болотистую жижу, а потом они насыпали им полные фуражки черники и пошли себе дальше по мосткам, оборачиваясь и посмеиваясь чему-то, и все этим утром складывалось как нельзя лучше, и завтрак на улице, за гладкообструганным столом.

Радио громко передавало последние известия. Потом московское время: около трех утра, потом музыку.

Пожилая женщина, которую они все звали тетей Валей, не то комендант, не то администратор гостиницы, принесла им огромную сковородку с шипящей яичницей, поставила молоко, хлеб, а чернику они сами высыпали на расстеленную газету.

Ели дружно.

Тетя Валя достала из кармана пачку писем и все до одного протянула командиру.

- Тебе опять от жены...

- Эти вчерашние, два, - сказала она. - А это старые.

Командир тут же открыл один конверт, остальные сунул в карман и углубился в чтение.

- Отвечать-то, Сереж, успеваешь? - улыбнулась снисходительно тетя Валя.

- А я для чего? - ответил тете Вале Колька. - Я и отвечаю. За то и держат.

- Будет врать-то! - она хлопнула Колю по затылку.

- Никогда не женюсь, - сказал Колька. - Сам не женюсь и вам не советую, - сказал он тете Вале. - А если уж так подожмет, возьму неграмотную. - И мечтательно добавил: - И хорошо бы еще немую...

Все оборвалось неожиданно.

Громко, на весь домик зазвонил телефон, тетя Валя проворно заспешила к нему.

- Сергей, тебя, - сказала она в окно.

И протянула трубку подошедшему к окну командиру.

Тот молча выслушал, односложно поддакивая, потом передал трубку Ивану.

- Ну, что там? - спросил Колька.

- Что-что, - проворчал командир, - все то же самое. Вылет через пятнадцать минут.

- Да, - он посмотрел на Петра, - вспомнил. Пошли.

Они зашли в коридор гостиницы, остановились перед дверью, командир толкнул ее ногой.

- Вот привычка, спать взаперти. - Он застучал громче. - Росляков! Открой! Росляков!

- Ну что тебе? Я сплю.

- Спи. Ты летишь в Москву?

- Ну лечу. Отвяжись.

- Захвати одного моего знакомого!