Пробуждение

- Захвачу. Катись! - ответили из-за дверей.

- Я побежал, ты его найдешь. Росляков, запомнил? Это свой парень. Счастливо!

Петр ничего не успел сказать, командир быстро зашагал по коридору.

Петр автоматически последовал за ним, вышел во двор.

Никого не было уже. Остались на столе чашки, черника. За столом сидел один из встретившихся по дороге летчиков, пил пиво.

- Эй, парень! Петя! - кричал ему кто-то. Он обернулся.

По мосткам бежал Коля, второй пилот.

- На, возьми. Чуть не забыл. - Он протягивал Петру какие-то бумажки.

- Что это?

- Талоны на еду. Витамины! - и побежал обратно. - Москве привет! обернулся на ходу.

И сразу стало тихо, только радио говорило. Летчик за столом пил пиво, листая журнал.

Петр пошел в город.

Игарка, утренняя, розоватая вода, черные сваи, деревянные улицы, деревянные тротуары, резные дома, русские, голубоглазые лица, русые волосы девочек, работницы в высоких сапогах, идущие посередине улицы, матросы с иностранных судов, очевидно шведы или норвежцы - Петр понял, о чем они говорили, - распределяли деньги на день, как тратить, - матросы, одетые, как молодые люди в европейских городах - цветные пиджаки, яркие рубашки, веснушчатые, чисто выбритые лица, гладко-зачесанные волосы, и рядом по соседней улице гнали к пристани коров, у некоторых на шее позванивали колокольчики, и тут же проехала странная машина, похожая на стрекозу, если поставить стрекозу на длинные четыре ноги, - машина везла свежераспиленный лес.

Лесом здесь все пропахло.

Весь город был подчинен лесу и жил им. Для леса стояло у причалов множество судов под разными флагами, лес сортировали, пилили, спускали по желобам в Енисей, опилками был засыпан стадион города, на котором в этот день развевались советский и чей-то полосатый флаг - следовательно, предстоял международный матч...

А у воды было тихо.

Старик с причала закидывал леску - далеко закидывал.

Рядом стоял парень, смотрел.

Женщина стирала на плоту белье. Из шалашика, здесь же на плоту, шел дым.

Дети бегали, сидели на краю, свесив ноги в воду.

Столько вокруг было света, воздуха, воды, покоя.

Петр возвращался, не зная точно, сумеет ли он таким образом вернуться на остров из города - аэродром был на острове.

Он шел прямо по реке, точнее - по мосткам запани, которые почти до середины заняли реку.

Если смотреть сверху, то река была как бы заштрихована ими, разбита на клетки, прямоугольники...

Мостки были шаткими, тонули под ногами - шагнешь, и сразу же спеши дальше, не задерживайся.

На мостках, там и тут, по всей запани стояли молодые женщины с баграми - гоняли бревна, - это они утром переговаривались.

Посмеивались, снисходительно следили за Петром, как он сумеет выкрутиться.

Женщины молодые, загорелые, в светлых косынках.

Баграми они действовали уверенно. Бревна, казалось, без особых усилий скользили по темной воде.

- ...Эй, милый, куда собрался?

- ... Кого ищешь ?

- ...Меня, может?

- ...Да нужна ты ему! Не видишь, начальник.

- ...Девки, топи начальство, пока никто не видит!

- ...Чего-то он больно долго не падает!

- ...Может, помочь ему?

- ...Ничего, сейчас бултыхнется!

- ...А может, мы баграми к берегу доставим?

- ...И прямо на лесопилку!

Но Петр без приключений достиг края мостков - там у плотика стояла лодка, он сел в нее и тихо погреб к острову.

Девушки что-то кричали ему вслед, смеялись.

Петр повернул лодку так, чтобы грести лицом к ним, помахал рукой.

И он снова шел по тем же мосткам среди обступавшей со всех сторон зелени кустов, таких густых и влажных, что они не успевали просохнуть от росы.

У гостиницы его встретила взволнованная тетя Валя. Еще издали она замахала руками, закричала.

- Это ты в Москву? А мы тебя разыскиваем! С ног сбились. Беги к самолету! Еще успеешь! Росляков и так из-за тебя там чертей гоняет!

- А когда вернется санитарный вертолет, вы не знаете?

- Ночью, ночью. Бегом! - торопила его тетя Валя.

- У вас тут переночевать еще можно? - спросил Петр.

- Что? - не поняла она. - Ты что, не летишь?

- Нет.

- Ну и народ!.. - всплеснула руками тетя Валя. - Ну и народ пошел!.. Прямо без царя в голове, да и только...

Петр усмехнулся и пошел вдоль домиков, к самому крайнему, над крышей которого высился белый медицинский флажок с крестом.

ИЛ-14 разворачивался уже на взлетной полосе. Блеснуло крыло, машина напряглась перед последним рывком, помчалась прямо навстречу лесу и взлетела.

Катя еще раз набрала номер. Услышала в ответ долгие гудки, посмотрела через стекло на образовавшуюся очередь, опустила трубку.

Она вышла на воздух, оглянулась вокруг. Торопиться было некуда.

Саша сидел на скамейке бульвара.

Мимо него шли девочки, ребята. В коляске провезли инвалида.

Две старушки - одного катили.

Саша ничего не ждал от этого вечера - абсолютно ничего.

Он привычно убеждал себя в этом. И, если б спросить, чего он ждет? Кто должен подойти? Никто не должен, не обязан да и не собирался сюда подходить.

Здесь было лишь лето, жара, движение вверх-вниз по бульвару.

Газету, что ли, купить? Для этого надо было перейти на тротуар сквозь зеленые подстриженные кусты, ограду - а там, а там - и газета, новости, события, - и тут он увидел Катю, идущую по бульвару.

Шла она очень отдельно, хотя старалась идти как-то так, чтобы виду не подавать, что она одна и идти ей некуда.

Она шла, никого не замечая, и Сашу она тоже не заметила.

Он был лишь составной частью бульвара, но не более. И Катя, понимая, что она - тоже - лишь часть бульвара, лишь приложение к декорации этого вечера, расположенной среди лиц, скамеек, толпы, - старалась пройти скорее, чтобы прекратить свое участие в этом ежедневном спектакле, но ей не удавалось выпасть из него.

Увидев ее, Саша не удивился ничуть.

Она прошла мимо. Он успел подробно еще раз разглядеть ее среди идущих, не сравнивая ни с кем.

Просто смотрел, как она шла.

Платье белое, сумочка покачивается.

Очень молодая, очень, и светлая челка на лоб.

Куда идет? - и ничего не видит, и его не видит. Вот так. Мимо.

Спины прохожих заслонили Катю - она исчезла за ними, - и это произошло так внезапно, что он вначале удивился, а уж потом испугался - ему показалось вдруг, что никого у него не было в городе, кроме нее, - никого, вот. Она исчезла.