Страница 21 из 30
Случай, тот самый, начавший преследовать меня на лесной тропинке за городом заставивший меня покинуть город в суматохе, сумбурной спешке, и в такой же спешке с бешено колотящимся сердцем, вернуться обратно. Превратившийся в мое второе я, моего стража и хранителя, мое создание с именем "Emeth" начертанным на лбу, но не от опасностей непредсказуемого внешнего мира, а лишь от собственных побуждений. Он сделал меня пленником, заложником, он повелевает отныне моими чувствами, он доминирует во мне и доминантой этой доказывает неизбежность происходящего, нелепую, неотвратную, неочевидную, холодную, безудержную неизбежность. И нет у меня ни сил, ни возможности, ни знания, чтобы стереть проклятую первую букву его имени и положить его существованию предел.
И вы, Тамара Игоревна, стали его, равно как и моей спутницей именно благодаря той самой встрече на лесной тропинке, вы полагаете, что все произошло по иному сценарию, но вы не знаете всей полноты картины, всего того, что предшествовало нашему знакомству, а я не хочу, не могу вам ее открыть. Вы сами проклянете меня за это. Вы первая бросите в меня камень, если я хотя бы попытаюсь разорвать цепочку очевидных с той поры беспрерывно очевидных событий, неумолимо следующих друг за другом, неизбежно наступающих из дня вчерашнего в день сегодняшний и ожидающие, неминуемо наступающий день завтрашний.
Поэтому я не буду рвать цепочку, я боюсь сделать это, да, признаюсь вам, я человек слабодушный. Но я, Тамара Игоревна, все же надеюсь, надеюсь по-прежнему, слепо верю в то, что мне, нам, удастся выкарабкаться, найти и стереть первую букву имени моего стража, и тогда он превратиться в то, из чего и был создан - груду глины, ничего более. Я говорю с уверенностью в голосе, потому что предчувствую это.
Пускай мои предчувствия подкреплены лишь надеждою, да слабым утешением об ответном желании, схожем с моим. Еще раз повторюсь, я - человек слабый, я из тех, что составляют статистически разбитое на части большинство, голосующее за громкие имена и крикливые лозунги, подслащенные нужными словами, безоговорочно верящее в светлый завтрашний день в искренность рекламных роликов, из тех, что поддаются чужому фальшивому страданию и охотно страдают за. То, что произошло со мной в последние дни, прежде случиться не могло по определению. Все происходящее, для меня - впервые, и я стою перед самым серьезным выбором в моей жизни, именно в тот ее момент между тридцатью и пятьюдесятью- когда, по отчетам наших и зарубежных статистиков, ничего неожиданного в этот жизненный промежуток случиться просто не может.
Вышло, что не так. И ныне я, Тамара Игоревна, боюсь каждого своего и вашего шага, боюсь неверно понять, неправильно истолковать и собственные противоречивые, несхожие с вашими, поступки. Я стремлюсь внести ясность, но запутываюсь еще больше, ибо то, что свело нас несколько дней назад не может быть выговорено, исторгнуто ни в беседе, ни в желанном порыве экстаза, ни в молчании наедине с вами, никогда и ни при каких обстоятельствах.
Эта беда, о которой ни вы не сожалеете, ни я не плачу, так и останется между нами, неким барьером на нашем пути, не приближаясь, но и не отдаляясь от нас, однако, поминутно заявляя о своем присутствии самым неожиданным самым беспардонным образом, всегда в самое неподходящее время, когда мы забудемся на мгновение - она подкараулит нас.
И следует быть осторожным, очень осторожным...
Османов вскочил с кресла и резко прошелся взад-вперед по комнате. Остановился посередине, посмотрел в окно, затем снова на прибывшего.
- Я не понимаю, медленно произнес он. - Я не понимаю, что же все-таки случилось.
Вошедший принялся переминаться с ноги на ногу.
- Рамиль Арсанович, мы...
- Да, до меня как-то дошло, что вы его упустили. Глупейшим образом упустили. Может, поясните, как? Ты же сам говорил, что он проживает в гостинице "Казахстан", называл этаж и номер. Кроме того, вас было четверо, если я не ошибаюсь, вы круглосуточно наблюдали за отелем, выбирали момент.... Ну и довыбирались, одним словом.
- Он исчез, Рамиль Арсанович, как сквозь землю.... Администратор сообщил нам, что из гостиницы он не выезжал, но когда мы вошли в номер, то....
- Идиотство! - рявкнул Османов, добавляя к этому еще несколько непечатных слов, и гневно взглянул на вызванного для разговора. - И где он теперь, по-вашему? Где?
Вошедший не ответил, устремив глаза на пушистый ковер, подле которого стоял, не решаясь ступить на него тяжелыми армейскими ботинками.
- Пока я знал, где он, был более-менее спокоен. А теперь все начинается снова и по вашей вине, черт всех вас возьми! Следовало бы быть более предусмотрительными и расторопными, просмотреть все пути, через которые он мог улизнуть. И блокировать их. А он же прошел у вас буквально промеж ног. И исчез. Как он догадался о ловушке? Напрашивается только один вывод - через вас.
- Но Рамиль....
- Заткнись, недоумок! И радуйся, если я пошлю тебя шерстить рынок, а не на тот свет. Я отвез свою семью в Спасопрокопьевск, черт возьми, может, он в этот момент направляется именно туда: за девочками, за женой, может, он решил начать с них. А вы сидите здесь и чего-то еще ждете. Вы у разбитого корыта, а он.... Если он действительно направился в Спасопрокопьевск, я не знаю, что с вами сделаю. Но просто так ты отсюда не уйдешь, понял, кретин? Ты и твоя команда.... - Османов грохнул кулаком по столу, в шкафу задребезжала посуда. Помолчав, добавил уже почти спокойно. Вы понимаете, что вы натворили?.. Кажется, нет.
- Очевидно же, раз он изящно уложил Глушенко прямо на моих глазах счастье еще, что я опоздал на "стрелку" - то трупов должно было быть не один, а два. Кому выгодно - понятно и так. Марченко с Миржоном шерстят весь город в поисках меня, раз сорвалось, на второй осечки быть не должно. Они приперли меня к стенке, они... - голос его сорвался, Османов замолчал и дико взглянул на собеседника.
- Молчишь, Симон? Ну молчи, тебе полезнее будет. Неизвестно вот только, останется хоть что-то он тебя по окончании этой зачистки местности.
При этих словах Симон вздрогнул и быстро посмотрел на шефа.
- Рамиль Арсанович, в Спасопрокопьевске вашу семью охраняет дюжина наших людей и еще люди Тедеева, около двадцати человек. Я могу гарантировать, что от одного этого человека защита стопроцентная, - с трудом выдавил из себя Симон.
- Зато я не могу. И выехать отсюда - тоже, Марченко меня первый за шиворот схватит.... Не понимаю только, зачем им понадобилось убирать Глушенко, никогда не поверю, что его связи вдруг дали сбой, да и организаторские....
Османов замолчал. Вместо него неохотно заговорил вызванный на ковер помощник:
- Я боюсь ошибиться, Рамиль Арсанович, но вдруг это не Марченко и не Магомедтагиров. Прямых доказательств ведь собрать невозможно, даже косвенные и те - противоречивы, вы и сами это неоднократно подчеркивали.
- Говоришь, будто следователь. Хотя, ты ж им и был. Ладно, валяй дальше.
- Не могу с вами согласиться насчет Магомедтагирова, смерть Глушенко ему лишь навредила, сами посудите, Рамиль Арсанович, теперь его влияние на мэрию и городскую администрацию упала чуть не до нуля, ведь все люди, через которых он имел контакты с "белыми воротничками" были людьми Марата. Я уже не говорю о финансовых делах с Варенцовым и Юрским, которые теперь, после смерти их шефа и последовавшей проверки находятся на грани полного провала. Что же до Марченко, ну вы же знаете, сколь он обязан, он и Вагит Тимурович фирме Глушенко. Я не говорю про семнадцатое августа прошлого года, ведь контакты были и раньше, строго за ширмой, но были. Фактически именно Глушенко спас банк "Анатолия" от краха еще до финансового кризиса, два года назад, вы помните. Да и... - неожиданно он осекся. Османов неодобрительно взглянул на Симона.
- Что такое?
- Мне только сейчас пришло в голову сопоставить данные. Простая арифметика. Простейшая. И у Магомедтагирова и у Марченко был зуб на Марата, да и на вас, что там скрывать, простите уж за откровенность, ведь и в самом деле кое-что имелось между вами.