Страница 157 из 174
- Слухи идут всякие, - вздохнув, ответил пастор. - Я склонен думать, что сам Пугачёв не столь жесток, как про него молва идёт. А вот его сподвижники, по своей темноте и коренящемуся в них сатанинскому духу мщения, поистине могут быть в своём поведении жестоки... И что же вы хотите, господа! - вскинув седую голову и сделав рукой нетерпеливый жест, воскликнул пастор. - Ведь бунт, ведь тёмного народа восстание проистекает! Силы адовы распоясались, сатана спущен с цепи. Но я верую, господа, можете осудить меня, а я верую, что в смуте сей действует указующий перст божий.
- А Пугачёв, выходит по-вашему, чуть ли не посланец неба? - с язвительностью спросил Галахов.
- Я этого не хочу сказать. Но... что свыше предначертано, тому не миновать.
- А вот увидим, откуда оно предначертано, - с той же запальчивостью возразил Галахов. - Когда государственный преступник будет схвачен, суд выяснит всё начистоту.
- Да, но сей государственный преступник, - подчёркнутым тоном произнёс пастор, - будет судим не токмо судом человеческим, но и судом человеческой истории! А первей всего предстанет он пред судом божьим! - и пастор взбросил руку вверх. - Однако милосердный бог не преминет судить не токмо его, а вкупе с ним всех, кто сеял бурю среди народа жестокостями своими.
- Вы, отец пастор, чрезмерно смелы в своих суждениях!
Возмущённый Галахов поднялся, стал в волнении ходить по горнице.
- Да, смел, - дрогнув голосом и потупясь, ответил пастор. - Иначе я не носил бы на своей груди распятого по приговору синедриона Христа!
Долгополов стал плести про Пугачёва какую-то несуразицу, но его никто уже не слушал.
При прощаньи капитан Галахов отвёл хозяина в соседнюю комнату и, крепко пожав ему руку, сказал:
- Вы простите мне мою горячность... Такие люди, как вы, зело редки, особливо в провинции... Свидетельствую вам своё уважение.
Пастор широко улыбнулся, произнёс:
- Да сохранит вас бог, - и по-отечески благословил капитана.
Встретилась в пути ещё колония с жителями "католицкого" исповедания. Огорчённый, унылого вида ксёндз нарисовал перед отдыхавшими у него путниками картину пугачёвского нашествия.
- Свыше тридцати молодых людей нашей колонии, - сказал он, разумеющих язык российский, ограбили меня, а такожде прочих состоятельных колонистов и ушли за Пугачёвым. Вот веяние времени! А сверх того, увели оные отщепенцы пятьдесят самых лучших лошадей, в числе коих и мои три.
- Сделал ли самозванец какие-либо разорения вашей колонии? - спросил Галахов.
- Нет, господь сохранил нас, ни насилий, ни разорений от врага мы не видали, - ответил ксёндз.
Путники хотя и с большим трудом доставали лошадей, однако двигались довольно быстро. Вскоре прибыли в приволжский городок Камышин. До Царицына оставалось сто восемьдесят вёрст.
Явившийся начальник волжских казаков доложил Галахову:
- Из Царицына вот уже третий день идут слухи, якобы Пугачёв разбит. А посему я отрядил триста человек надёжных казаков на ту сторону Волги и приказал им: ежели встретятся бегущие тем берегом из пугачёвской армии люди, оных ловить, а кои добровольно сдаваться не станут, тех колоть.
- Чинились ли Пугачёвым жестокости, разорения? - задал тот же самый вопрос капитан Галахов.
- По приказу Пугачёва, - ответил казацкий офицер, - был казнён комендант городка Камышина. А от войск его никакого разорения городу не было, только взято двадцать подвод припасов.
Этот ответ, равно как и все дорожные впечатления, любознательный офицер Рунич тщательно заносил в тетрадь.
Предположив, что упорные слухи о разгроме Пугачёва имеют основание, комиссия, посовещавшись, решила: Галахову, Руничу и Остафию Трифонову, прихватив с собой двух гренадёров, двигаться к Царицыну. Команду же гусар оставить в Камышине.
Ехать без сильного конвоя, по мнению комиссии, было теперь не так уже опасно: пугачёвских скопищ нигде не встречалось, наоборот, стали попадаться в пути воинские разъезды.
Г л а в а VII
"ЭТО ПУГАЧЁВ! БЕГИТЕ!" НАД СУВОРОВЫМ НЕБО В ЗВЁЗДАХ.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО. ПОБЕГ
1
Впятером направились дальше. В одной из казачьих, Волжского войска, станиц остановились для перепряжки лошадей.
Станица, расположенная на яровом берегу Волги, была почти безлюдна. Гренадеры Дубинин и Кузнецов пошли собирать по хатам жителей. Им удалось привести к Галахову всего пятнадцать старых казаков. Галахов спросил их, где же народ. Они ответили, что самосильные казаки "кои на турецкой войне, кои по форпостам службу несут".
Зная уверенно, что большинство казаков ушло вместе с Пугачёвым, Галахов не стал распространяться об этом со стариками, а велел им идти в табун и, поймав ездовых лошадей, привести их для упряжки. Старики отправились за конями, а два гренадера - на бахчи, за арбузами.
Галахов, Рунич и Долгополов присели у амбара, стоявшего на бугристом берегу Волги. Кругом - полное безлюдье. Впереди, перед глазами, мутнели неширокие воды обмелевшей Волги, но и Волга - сплошная пустыня: ни ладьи, ни сплотков, ни белого паруса. Впрочем, два старых рыбака на челне греблись возле берега, проверяли самоловы. А за Волгой зеленела после пролившихся дождей безмерная луговая сторона.
Галахов, приложив к глазу "першпективную" трубу, всматривался в даль. Верстах в десяти на взлобке белела церковь, кучились, как овцы, серые избёнки. Далеко-далеко ехали два всадника, отдаляясь от реки.
Прошёл битый час. Остафий Трифонов, чтоб скрасить утомительное время, принялся рассказывать небылицы о Пугачёве, стал валить на него всякий беспутный наговор, как на мёртвого.
- Семнадцать сундуков с награбленным добром было отправлено им, злодеем, своей государыне - ха-ха! - Кузнецовой Устинье, в Яицкий городок. Одних золотых вещичек пять пудов три фунта. Уж это я подлинно знаю, мне сам Овчинников, злодейский атаман, сказывал...
- А вы не видали императрицу-то его? Поди, красива? - поинтересовался Рунич, молодые глаза его заблестели при этом.
- В натуральности чтобы - не видел, а портрет живописный видел, соврал Долгополов и запричмокивал, закрутил головой: - Ах, краля, ах, кралечка, ягодка-малинка в патоке!.. Ну, да ежели б я её видел, не ушла бы от меня!