Страница 44 из 46
- Кудой дела! - кричали с коней гололобые татары, - кудой дела! Татищева горит мало-мало, начальство секим-башка, Чернореченский крепость забирал сапсем... Ой, бульно кудой дела...
- Чернореченская сдалась, что ли?
- Сапсем сдалась!..
- А чего мало вас? - не отставали жители. - Злодей, что ли, перебил?
- Пошто перебил... Мало-мало наша сеитовцы ихний толпа побежаль... Сэ равно ветер - жжих! - и нету... Сто, да ешо полста... э... Яман-дело!
Начальство, прильнув к окнам и чуть приоткрыв рамы, в угрюмом молчании прислушивалось к говору улицы.
- Фу-у... Слыхали? Вот вам... Каша заваривается не на шутку, отдуваясь, проговорил хриплым басом тучный директор пограничной таможни Обухов. - А где же его высокопревосходительство? Где Иван Андреич?
Губернатора в канцелярии не было. Сторожа зажигали в шандалах свечи.
Меж тем Иван Андреич Рейнсдорп, как только услыхал о падении Чернореченской крепости, незаметно и с великой поспешностью вымахнул из канцелярии и через остеклённый переход, соединяющий присутственные места с апартаментами, чуть не вприпрыжку побежал к себе в покои.
Покинутые губернатором начальствующие лица, водившие между собой крепкую дружбу, принялись взволнованно из угла в угол вышагивать. То закинув руки за спину, то с жаром жестикулируя, они стали костить губернатора, обмениваясь сначала негромкими отрывочными фразами, перешедшими затем в горячие, полные жёлчи откровенные высказывания. Да как же, помилуйте! Творится нечто необычное. Горсть яицких казачишек-бунтарей передалась разбойнику. Вот тут-то сразу и нужно было раздавить этот ничтожненький бунтишко. А что сделал губернатор? Вместо энергичных действий он задавал пиры, похваляясь своим военным гением. Ха! Гений... Геморроидальная шишка, плясун, бабник. Загородные дворцы себе строит на казённый кошт, рабов закабалил... Острожник Емельян Пугачёв больше месяца в его губернии шатается, а он и сном-духом не ведал об этом. Вот теперь дождался гостя, теперь узнал! Поди-ка сунься! И вы заметили, господа, что Рейнсдорп перестал Пугачёва разбойником ругать, а величает: "неприятель"? И воистину, какой же разбойник, ежели крепости ему сдаются, башкирцы с татарами бегут к нему, даже Падуров, уж на что был надёжный человек депутат, сотник, человек толковый, книжный, - и тот не постыдился передаться самозванцу. Да, господа, враг у ворот, а мы к его встрече не готовы. А кто в сем повинен? Иван Андреич Рейнсдорп.
- Его высокопревосходительство просит вас, господа, проследовать в его опочивальню, - звонко прокричал с порога адъютант.
Губернатор принял их, лёжа в кровати. На голове белый колпак с розовой кисточкой, на курносом лице болезненная мина. Начальствующие подобный приём справедливо считали для себя оскорбительным; они друг с другом переглядывались, пожимали плечами. Тучный Обухов сердито пыхтел, намереваясь тотчас же удалиться.
- Извиняйт, господа, - слабым голосом проговорил губернатор. Маленечко... как это, как это... занедужился, эскулап уложиль немного в постель. Садитесь, господа. (Все сели, хмурые, обозлённые.) Итак, господа, мне только что доложил сотник сеитовских татар Мустафанов, что неприятель занял Чернореченскую. О, какой несчастье!
- А кто ж виноват, ваше высокопревосходительство? - шумно сопя, начал директор таможни Обухов. - Не наш ли штаб виноват, дав врагу время столь много усилиться?
- Ви, любезный Митри Павлич, хотите сказать - винофат губернатор Рейнсдорп? - Опершись о стол волосатыми кулаками, губернатор быстро приподнялся. - Да, может быть... Но мой поступка критиковать никто не иметь права, кроме... кроме её величества, государыни императрисс...
- А равным образом и Военной коллегии во главе с графом Захаром Григорьичем Чернышёвым, - колко сказал обер-комендант генерал Валленштерн, зная неприязненное отношение к Рейнсдорпу графа Чернышёва.
- Шо, шо? - завертел головой оскорблённый губернатор. - О, мы с граф Чернышёф старинный друзья, чтоб не сказать боле... Итак, господа, враг у ворот...
- У гнилых ворот, ваше высокопревосходительство, - добавил неожиданно и резко Обухов. - Крепость как следует принять врага не готова...
- Шо? - Глаза губернатора стали злыми, он сорвал с головы колпак и бросил его в ноги. - Итак, враг у ворот. Но ви не трусьте, ви держите большой надежда на мой предостаточный военный опыт. В мой голова двадцать прожект, самых очшень хитрых. Я его, сукин кот, ату-ату! Чрез двух недель эта самая царь Пётр Фёдорыч, шорт его возьми, будет на цепочка приведён сюда, и мы на площадь при весь народ отрубим его дерзкий голофф... - Лицо губернатора раскраснелось от внутреннего возбуждения и резких воинственных жестов руками. Он устало выдохнул воздух и снова прилёг. Рыжие, с сильной проседью, завитушки волос свисли на выпуклый лоб его.
Едва сдерживая едкие улыбки и только краем уха вслушиваясь в болтовню губернатора, начальствующие лица с немалым любопытством осматривали богатое убранство спальни. Стены обиты светло-розовым персидским шёлком, резная, под слоновую кость, искусной работы мебель, над кроватью пышный балдахин, увенчанный золочёным толстощёким купидоном. Венецианское зеркало, севрские умывальные приборы. Под расписным потолком два хрустальных, французской работы, фонаря. Драгоценные персидские ковры на полу. Всюду расточительная роскошь, великолепие.
"Казна-матушка всё стерпит", - думали начальствующие лица - иные с болью и тревогой в сердце, а кто и с плохо скрываемой завистью.
- Ждём ваших распоряжений, генерал - сказал, подымаясь, плотный, пучеглазый Валленштерн.
- Извольте, господа, очшень мало отдохнуть, - сказал он, - и после сего приступить осмотр крепость, сами тщательный, сами аккуратный.
- Как? Ночью?
- Ночь! Ночь! С факелами. Время военный. Каждый минут очшень дорогой. И чтоб вся инженерская команд была с вами. Господин адъютант, распоряжайтесь через три часоф мне экипаж... Я сам приму распорядок осмотра.
3
Рейнсдорп страшился, что со столь малым числом защитников крепости ему будет трудно оборонять Оренбург от Пугачёва. А Пугачёв, как раз наоборот, считал, что с его слабыми силами нечего к Оренбургу и нос совать. Именно поэтому Емельян Иваныч охотно принял приглашение жителей татарского селения Каргалы не оставить своей царской милостью и навестить их. Вот и хорошо. Пожалуй, часть татар воссоединится с ним. А из Каргалы он махнёт в Сакмарский городок, населённый яицкими казаками. Нет сомнения, что и те примут его руку. Вот тогда-то уж можно будет и Оренбургу приступ учинить.