Страница 56 из 195
- Успокойся! - сказал король.
- Когда б хотел я, государь, ради своих дел службу оставить, о защите королевского величия и Речи Посполитой забыл, стыдно было бы мне просить тебя; но тут ведь все вместе сошлось. Приспела пора шведов бить? Так я ничего другого и делать не буду! Приспела пора изменника преследовать? Так я его до самой Лифляндии, до Курляндии буду преследовать, а коль укроется он у московитов или даже за морем, в Швеции, и туда пойду за ним!
- Пришли вести, будто Богуслав вот-вот двинется с Карлом из Эльблонга.
- Так я пойду навстречу им!
- Это с таким-то отрядом? Да они шапками тебя закидают.
- У Хованского восемьдесят тысяч было, да не закидал.
- Все верное войско с паном Чарнецким. Они на пана Чарнецкого ante omnia* ударят!
_______________
* Прежде всего (лат.).
- Вот я к пану Чарнецкому и пойду. Раз такое дело, ему спешно надо помощь послать.
- К пану Чарнецкому ты пойдешь, а вот в Тауроги с такой горстью людей не пробьешься. Все замки в Жмуди князь воевода отдал врагу, всюду шведские гарнизоны стоят, а Тауроги, сдается, на самой прусской границе, неподалеку от Тильзита.
- На самой границе, государь, но на нашей стороне, а от Тильзита в четырех милях. Отчего же не дойти? Дойду и людей не потеряю, мало того, по дороге набежит ко мне тьма храбрецов. Ты и то, государь, прими во внимание, что повсюду, где только я покажусь, все люди окрест будут садиться на конь, вставать на шведов. Я первый подниму Жмудь, коль никто другой этого не сделает. Как не доехать, когда весь край что котел кипит. Я уже привык в самое пекло лезть.
- Ты и про то не подумал, что татары, может статься, откажутся идти с тобой в такую даль?
- Ну-ка! Попробуй у меня откажись! - говорил Кмициц, сжимая зубы при одной мысли об этом. - Четыре сотни, что ли, их там, так все четыре прикажу вздернуть! Деревьев хватит! Попробуй только у меня взбунтуйся!
- Ендрек! - воскликнул король и, развеселясь, стал надувать губы. Клянусь богом, не сыскать мне лучше пастыря для этих овечек! Бери их и веди, куда тебе вздумается!
- Спасибо, государь, добрый отец мой! - сказал рыцарь, обнимая колени короля.
- Когда ты хочешь ехать? - спросил Ян Казимир.
- Господи, да завтра же!
- Может статься, Акба-Улан не захочет, скажет, кони в пути притомились?
- Так я велю привязать его к моему седлу на аркане, и пешком он пойдет, коль коня ему жалко.
- Вижу я, ты с ними справишься. Но покуда можно, ты с ними ладь. Ну, Ендрек, поздно уж, но завтра я хочу еще тебя повидать. А покуда возьми вот этот перстень, скажи моей приверженке, что король тебе его дал и повелел ей всей душой любить верного своего слугу и защитника.
- Коль суждено мне погибнуть, - со слезами на глазах говорил молодой рыцарь, - дай бог за тебя голову сложить, государь!
Было уже поздно, и король удалился в покои, а Кмициц пошел к себе на квартиру готовиться в дорогу да подумать о том, с чего же начать, куда первым делом направить свой путь.
Вспомнил пан Анджей слова Харлампа, который уверял, что, если в Таурогах нет Богуслава, Оленьке лучше всего там оставаться: Тауроги лежат на самой границе, и в случае нужды оттуда легко бежать в Тильзит и укрыться под крыло курфюрста. Бросили шведы в беде князя виленского воеводу, авось вдову его не оставят, и если Оленька останется под ее покровительством, ничего худого с девушкой не может случиться. А в Курляндию они уедут - так и того лучше.
- Да и я со своими татарами не могу в Курляндию ехать, - рассудил пан Анджей, - ведь это уж другое государство.
Ходил он взад и вперед и обдумывал свой замысел. Время текло час за часом, а он и не вспомнил об отдыхе, и так воодушевила его мысль о новом походе, что хоть утром он был еще слаб, чувствовал, однако, теперь, что силы к нему возвращаются и готов он хоть сейчас садиться в седло.
Слуги кончили вязать торока и собрались идти спать, когда кто-то вдруг стал скрестись в дверь.
- Кто там? - крикнул Кмициц. Затем приказал слуге: - Ступай погляди!
Тот вышел, поговорил с кем-то за дверью и тут же вернулся.
- Какой-то солдат немедленно хочет видеть тебя, Пан полковник. Говорит, Сорокой звать его.
- Впусти его, да мигом! - крикнул Кмициц.
И, не ожидая, пока слуга выполнит приказ, сам бросился к двери.
- Здорово, милый мой Сорока, здорово!
Войдя в покой, Сорока первым делом хотел в ноги упасть своему полковнику, потому что был он ему скорее другом, верным и сердцем преданным слугою; но победила солдатская дисциплина, вытянулся Сорока в струнку и сказал:
- К твоим услугам, пан полковник!
- Здравствуй, милый товарищ, здравствуй! - с живостью говорил Кмициц. - А я уж думал, зарубили тебя в Ченстохове!
И он обнял Сороку, а потом и руки стал ему трясти, не роняя этим особенно своего достоинства, так как Сорока родом был из мелкой, застянковой шляхты.
Тут уж и старый вахмистр обнял колени своего господина.
- Откуда идешь-то? - спросил Кмициц.
- Из Ченстоховы, пан полковник.
- Меня искал?
- Так точно.
- От кого же вы там узнали, что я жив?
- От людей Куклиновского. Ксендз Кордецкий на радостях благодарственный молебен отслужил. Потом, когда разнеслась весть, что пан Бабинич провел короля через горы; я уж знал, что не кто иной это, как ты, пан полковник.
- А ксендз Кордецкий здоров?
- Здоров, пан полковник, только не вознесут ли его ангелы живым на небо, святой он человек.
- Это верно. Откуда же ты узнал, что я приехал с королем во Львов?
- Подумал я, пан полковник, что коль скоро ты короля провожал, то, верно, при нем должен быть, одного только опасался, не ушел ли ты уже в поход, не опоздаю ли я.
- Завтра ухожу с татарами!
- Вот и хорошо, что поспел я вовремя, а то ведь я, пан полковник, денег тебе привез два полных пояса: тот, что на мне был, да твой, и самоцветы прихватил, что мы у бояр с колпаков сняли Да что взял ты с казною Хованского.
- Доброе было время, когда мы эту казну захватили; но, верно, там уж немного осталось, я ведь и ксендзу Кордецкому добрую пригоршню оставил.
- Не знаю я, сколько там; но ксендз Кордецкий говорил, что две большие деревни можно за них купить.
С этими словами Сорока подошел к столу и стал снимать с себя пояса с деньгами.