Страница 102 из 195
Замок был захвачен поляками.
Но хитрый швед, покидая его, подложил под стены и в погреба пороховые бочки с запаленными фитилями.
И, представ пред королем, Шинклер тотчас сообщил ему об этом, дабы хоть чем-нибудь порадовать монаршее сердце.
- Замок взлетит в воздух со всеми, кто там есть, - сказал он. Может, и сам Чарнецкий сгинет.
- Когда так, то и я хочу посмотреть, как набожные поляки полетят на небо, - ответил король.
И остался со своими генералами на берегу.
Тем временем, несмотря на запрет Чарнецкого, который предчувствовал подвох, волонтеры и мужики разбежались по всему замку, отыскивая схоронившихся шведов и грабя, что под руку попадется. Трубы играли тревогу, призывая всех спрятаться в городе, но они то ли не слышали, то ли не хотели слышать.
Внезапно земля заколебалась у них под ногами, воздух содрогнулся от чудовищного грохота и гула, и гигантский огненный столб взвился к небу, увлекая за собой землю, стены, крыши, весь замок, а вместе с ним и тех, кто не успел спастись, - всего более пятисот человек.
Карл Густав чуть не заплясал от радости, а придворные льстецы тотчас начали повторять королевское словцо:
- На небо идут поляки! На небо! На небо!
Но их радость была преждевременна, ибо Сандомир все-таки остался у поляков и не мог теперь снабжать провиантом королевское войско, запертое в междуречье Сана и Вислы.
Чарнецкий разбил свой лагерь напротив шведского, на другом берегу Вислы, и караулил переправы.
А за Саном, в тылу у шведов, расположился со своими литвинами подоспевший к тому времени Сапега, великий гетман литовский и воевода виленский.
Таким образом, шведы, окруженные со всех сторон, были словно зажаты в клещи.
- Попал зверь в капкан, - толковали меж собой солдаты в обоих польских лагерях.
Ибо даже и новичку в ратном деле ясно было, что захватчики обречены на верную гибель, разве только вскоре прибудет им подкрепление и избавит их от осады.
Понимали это и шведы; по утрам их офицеры и солдаты выходили на берег Вислы и с отчаянием в душе и в глазах смотрели на грозную конницу Чарнецкого, темневшую на другом берегу.
Тогда они шли на берег Сана, - а там днем и ночью караулили Сапегины солдаты, готовые встретить их саблей и мушкетом.
О переправе, будь то через Сан, будь то через Вислу, пока оба войска стояли поблизости, шведам нечего было и думать. Единственное, что они могли бы еще сделать, это возвратиться назад, в Ярослав, той же самой дорогой, по которой пришли, но шведы знали, что по этой дороге ни один из них не дошел бы до Швеции.
И вот потянулись для них тягостные дни, сменяясь еще более тягостными ночами, полными тревог и непрестанного шума... Запасы продовольствия снова подходили к концу.
Тем временем Чарнецкий, оставив командование войском Любомирскому и взяв с собой лауданскую хоругвь, переправился через Вислу выше устья Сана, чтобы повидаться с Сапегой и договориться с ним о дальнейших военных действиях.
На сей раз в посредничестве Заглобы не было нужды; и Чарнецкий и Сапега любили отчизну больше собственной жизни и оба готовы были ради нее пожертвовать личными интересами и честолюбием
Гетман литовский не завидовал Чарнецкому, Чарнецкий не завидовал гетману, каждый от души почитал другого, и встретились они так, что иных старых солдат слеза прошибла от этой картины.
- Веселится наша Речь Посполитая, радуется любезная отчизна, когда сыновья ее, подобные этим, обнимают друг друга, - говорил Заглоба Володыёвскому и Скшетускому. - Наш Чарнецкий отчаянный рубака и сердцем чист, но и Сапежка душевный человек. Дай нам боже таких вождей побольше То-то бы шведов мороз по коже подрал, когда б они увидели, как наши вожди друг друга любят. Ведь они нас чем взяли? Нашими же панскими раздорами да склоками Силой-то им разве нас одолеть? А вот это другое дело! Душа радуется, глядя на такую встречу. И помяните мое слово - без вина не обойдется. Сапежка попировать страх как любит и с таким сотрапезником, как Чарнецкий, уж конечно, потешит душу.
- Слава богу! Близок конец наших бед! Слава богу! - повторял Ян Скшетуский.
- Смотри, не богохульствуй! - сказал ему на это Заглоба. - Ни одна беда не длится вечно, всякой приходит конец, в противном случае миром правил бы дьявол, а не господь наш Иисус, коего милосердие неисчерпаемо.
Тут разговор их прервался, так как в отдалении они увидали могучую фигуру Бабинича, возвышавшуюся над прочими. Володыёвский и Заглоба стали махать ему руками, но он так загляделся на Чарнецкого, что не сразу заметил их.
- Смотрите, - сказал Заглоба, - до чего отощал парень!
- Должно быть, неудача у него с князем Богуславом, - ответил Володыёвский, - а то бы он повеселей был.
- То-то что неудача. Ведь Богуслав сейчас вместе со Стенбоком осаждает Мальборк.
- Бог даст, ничего они не добьются!
- Да хоть бы и взяли Мальборк, - сказал Заглоба, - мы тем временем Carolum Gustavum captivabimus* и посмотрим тогда, обменяют они крепость на своего короля или нет!
_______________
* Возьмем в плен Карла Густава (лат.).
- Смотрите! Бабинич к нам идет, - прервал их Скшетуский.
В самом деле, завидев друзей, Бабинич стал проталкиваться к ним сквозь толпу, размахивая шапкой и еще издали улыбаясь. Они приветствовали друг друга по-старому, как добрые знакомые и приятели.
- Ну, что слышно, братец? Что это за дело вышло у тебя с князем?
- Скверное дело вышло! Но сейчас не время рассказывать. Пора садиться за стол. Вы ведь останетесь у нас ночевать, приходите же после пира ко мне, в татарский стан. Шатер у меня просторный, вот и посидим, потолкуем за чаркою до утра.
- Вот это ты дело говоришь, с умной речью и спорить грех! согласился Заглоба. - Скажи нам только, отчего ты так исхудал?
- Да все он, Богуслав проклятый, опрокинул меня наземь вместе с конем и разбил, как глиняный горшок. С той поры я все кровью харкаю, в себя прийти не могу. Ну, ничего, еще и я с божьей помощью всю кровь из него выпущу. А сейчас идемте, вон пан Сапега с паном Чарнецким уже заспорили, каждый другого вперед пропускает. Значит, столы готовы. Милости просим от всей души, ведь и вы шведской юшки пролили немало.