Без Веры

…совсем как у тех, кому когда-то он проводил операции без наркоза.

– Заткнись, блядь!!! – завизжал над самым ухом Башка и сильно пнул чеченца в живот. – Смотри сюда!!! Смотри, падла!!!

Ханоев уставил безумный взгляд на диск пилы, ощетинившийся острыми зубьями, и в тот момент, когда он со зловещим гудением начал стремительное вращение, а зубья слились в одну более светлую окружность на фоне темно-серого диска, попробовал вырваться. Напряг мышцы, изогнулся всем телом… и тут же безвольно обмяк, осознав, что из железных объятий, сковавших его, выскользнуть нереально. Он крепко зажмурил глаза и, когда его крепко схватили за правую руку и потянули ее к циркулярке, лишь безвольно подумал: «Потерять бы сознание!»

А потом запястье пронзила дикая боль. И тогда Бавауди завизжал так, что этот визг, наверное, был слышен в Ижме.

А быки, матерясь от усердия, тянули к пиле его левую руку.

…Он потерял сознание от болевого шока в тот момент, когда на свежие раны выплеснули большую склянку йода.

Но перед этим, когда все закончилось и его швырнули на залитый кровью пол, он открыл глаза и с ужасом посмотрел на обрубки того, что минуту назад было его руками. С ухоженными и чуткими пальцами талантливого хирурга.

А еще он успел услышать, как, осторожно ступая, чтобы не перемазать юшкой подошвы сапог, к нему подошел Кассир и прошептал, наклонившись:

– Ты еще не подох? Посмотрел на ручонки? Вот это и есть привет от Костоправа. Помни его, Ханоев. Помни до самой смерти, никогда не забывай. Впрочем, забыть тебе не позволят культяшки. Теперь они с тобой на всю жизнь. И Костоправ на всю жизнь.

Вот так-то, Ханоев. Лечись. А мы пошли. Сейчас должна появиться ночная смена.

Меня опять донимали дурацкие сны. Вернее, не сны, а сон – в единственном числе, один и тот же, который приходил ко мне почти каждую ночь. И коматозил меня так не по-детски, что Кристина, разбуженная мною, испуганно трясла меня за плечо:

– Что, Костя, опять?

– Опять, – стирал я выступившую на лбу испарину. – Ч-черт! И как же это все задолбало!

Теперь мне уже снился не плен у кума – хотя лучше бы плен! – а вертолет, в котором Кристина, хладнокровно высаживающая мозги из беспомощных пассажиров. Вот только их было гораздо больше, чем тогда, когда все происходило в реальности. Они сидели вдоль бортов на длинных и узких скамейках. А потом с простреленными головами валились мне прямо в ноги. И я при этом испытывал неописуемый ужас, хотя никогда не боялся жмуров. Но вот сейчас… А может быть, я в этом сне находился весь на изменах оттого, что точно знал: последним в ряду мертвяков должен стать я? Вот когда Крис закончит со всеми, тогда примется за меня.

Но только моя очередь ни разу не наступила. Может быть, потому что ей суждено наступить не во сне, а в реальности?

– Что тебе снится? – приставала ко мне всерьез обеспокоенная Кристина, и я врал, что почти каждую ночь продолжаю сидеть на цепи в гараже ее дядюшки. И ни разу ни словом не обмолвился о штабелях трупов в МИ-8. Незачем Крис знать всю правду о том, что в ночных кошмарах ко мне приходит она. Что я давно изменил к ней свое отношение, что я ее теперь всерьез опасаюсь и постоянно нахожусь наготове, в любой момент ожидая, что она вот возьмет, наконец, и обратит свой взор маньячки-убийцы на меня. Должно же, в конце концов, ей стать со мной скучно. Должна же она возжелать и моей крови.

Вот уже полтора месяца мы обитали в просторной старой избе на окраине большого села, раскинувшегося на берегу Вятки в Кировской области. Сюда нас перевезли на следующий день после истории с вертолетом, а через неделю, оставив Кристину на несколько дней одну, я отправился в Нижний Новгород, где мне быстро и без вопросов сделали операцию на ногах, легко срастив сухожилия. Теперь оставалось только пройти восстановительный период – до конца лета, – и я снова буду как новенький. Во всяком случае, сейчас я легко уходил на несколько километров в лес, не опасаясь, что на обратный путь не останется сил. Я только не мог пока бегать.

Одним словом, все было отлично. Я отходил после Ижмы и разрабатывал ноги, бродя по окрестным лесам. Кристина занималась хозяйством, а в свободное время либо навязывала свою компанию мне, либо допоздна пропадала в поселке, где, в отличие от Ижмы, легко завела и друзей, и подружек.

Одним словом, все бы было отлично. Обратили внимание, что я добавил теперь приставочку «бы»? Так вот, все было бы просто супер, если бы не эти дурацкие сны… И не опасения насчет того, что Кристина в любой момент может выкинуть какой-нибудь фортель…

И еще одно: если бы в последнее время у меня из лопатника не начали бы пропадать деньги.

Как-то так изначально пошло, что фишками стал распоряжаться я. Я таскался в магазин за продуктами – надо же побольше ходить, чтобы разрабатывать ноги. Я выдавал Кристине – она не касалась наших денег сама – то полтинник, то стоху, когда эта красавица собиралась на какую-нибудь местную тусу, но это случалось не чаще раза в неделю. Я скрупулезно подсчитывал все наши расходы, потому что денег у нас было не так уж и много. И я не мог не заметить пропажи сперва нескольких стольников, а потом и пятихатки из бумажника, который всегда хранился если не у меня в кармане, то в выдвижном ящике кухонного стола.

В первый раз я решил, что либо ошибся на двести рублей, либо куда-то ухнул их сам, но когда на следующий день опять не досчитался сторублевой бумажки, насторожился и подвалил к Кристине с расспросами:

– Ты не брала из лопатника фишки?

– Нет, – удивленно уставилась она на меня. – Ты знаешь, если мне надо, я всегда у тебя попрошу.

– А никто к тебе не приходил?

– Не-а. Костя, а что? – Кристина испуганно выпучила на меня голубые глазищи. – Деньги пропали? И много?

– Да нет, – беззаботно махнул я рукой. – Ерунда. Мне показалось.

– Хм… – привычно хмыкнула Крис, пожала плечами и отправилась в комнату смотреть телевизор.

А на следующий день исчезло уже пятьсот рублей.

И к тому же оказалась нарушена насторожка – волосок, который я закрепил на бумажнике.

Теперь я не сомневаюсь, что это она. И знаю почти наверняка, зачем ей эти деньги – только на герыч. Если бы на что-то другое, она бы не стала скрывать свои траты. Ни в этом вопросе, ни в чем-то другом от меня у Кристины секретов вроде бы не было.

Остается одно – героин!

Чтобы в этом окончательно убедиться, мне нужно, чтобы она ушла из дому. Хотя бы на десять минут. Мне этого будет достаточно, чтобы учинить шмон на веранде, которой мы никогда не пользуемся, в которую мы раньше и не заглядывали… в которую последнее время повадилась шастать Кристина. Притом стараясь это скрыть от меня.

Скры-ы-ыть?!! Вот уж тут хрен! Неужели прокатит со мной такой номер?! Мне было достаточно того, что я заметил сперва сбитую в сторону занавесочку с внутренней стороны двери на веранду, а потом – смазанную возле той же двери недельную пыль. Заинтересовался: «Чего это Крис туда лазает?». Но никаких вопросов задавать ей не стал. Посмеялся сам над собой: «И что я за Синяя Борода? Стоило девчонке зайти в нежилую комнату, как сразу же надо приставать к ней с расспросами: „А чего тебе там понадобилось? А что ты там забыла?“»

И вот пришло время все-таки разузнать, что она там забыла.

– Я за водой, – Крис приоткрывает дверь в горницу, где я валяюсь на оттоманке с книжкой в руках, и демонстрирует мне пластиковое оранжевое ведро. – Не скучай.

В этом ведре мы держим питьевую воду, которую, в отличие от воды, предназначенной для умывания или мытья посуды, надо набирать из колодца на другом конце села. Он называется «дальний», и до него от нашего дома почти километр. А значит, Кристина сейчас будет отсутствовать не менее получаса – времени более чем достаточно, чтобы сходить на веранду и все там осмотреть.