Без Веры

Кум с трудом разлепил губы и попытался что-то ответить, но из его глотки раздался лишь слабый хрип.

«А ведь ты уже покойник, Анатолий Андреевич, – поставил диагноз я, наблюдая за тем, как у него на губах выступила кровавая пена. – Что не смогла закончить ракета, спалив тебе рожу, доделал ящик. До посадки тебе не дожить».

– Пойду я. А ты лежи. Вспоминай обо мне, самом злом гении всей твоей жизни. Недолго уже осталось. Прощай, – сказал я и подумал, а не стащить ли с Анатолия Андреевича ящик, но решил, что в этом нет смысла. Не все ли равно, как помирать – под ящиком или без. К тому же у меня не было времени на возню с этим воинским барахлом. Ведь где-то еще должен быть прапорщик – не Чечев, а тот, что из ПВО. И он вполне может доставить нам неприятности.

«Хотя нет. Навряд ли, – рассуждал я, обводя взглядом задымленный салон. – Если бы мог, если бы не был мертв или ранен, то уже как-нибудь проявил бы себя. Что-нибудь вякнул бы, выполз бы из укрытия хотя бы затем, чтобы выяснить, что происходит».

В очередной раз я оказался прав. Прапор уже никогда бы не смог что-нибудь вякнуть или откуда-то выползти. Просто-напросто потому, что был мертв. Мертвее некуда!

Обнаружив его трупешник с разбитой башкой и вылезшими наружу мозгами, я подумал, что судьба ко мне чересчур благосклонна. Я этого, пожалуй, не заслужил; я даже и не надеялся на такое – что она без лишних вопросов в считанные секунды сметет у меня с пути троих самых опасных врагов. В то же самое время оставив невредимыми Кристину и совершенно не опасного для меня сопляка-механика, который – я в этом не сомневался – и не дернется с места, пока не получит от меня на это «добро».

Все, вертолет мой. Самый сложный этап операции позади. Теперь главное – долететь до Микуня и отыскать где-нибудь в его окрестностях удобное место для посадки. А для этого предстоит стоять над душой слишком непредсказуемого второго пилота, следить за тем, чтобы он не уготовил нам с Крис очередной неприятный сюрприз. А заодно не упускать из виду командира и Чечева, которые могут очухаться и начать подкидывать нам проблемы.

«К тому же какой-никакой совершенно погашенный и на первый взгляд безобидный механик, вообразив, что загнан в угол и все равно предстоит помирать, может от отчаяния продемонстрировать зубки. Не проще ли сразу его пристрелить? А вместе с ним Чечева и командира? И снять с повестки дня лишние геморрои», – прикинул я такой вариант, не спеша возвращаясь к Кристине и внимательно шаря взглядом по полу в надежде найти вторую волыну.

И в этот момент в кабине пилотов раздался хлопок пистолетного выстрела.

– Он очнулся, и я его пристрелила, – спокойно сообщила Кристина, как только я, весь на изменах, ворвался в кабину, – как ты велел.

Она протянула мне пистолет, и я автоматически забрал его, пытаясь прийти в себя от неожиданности. Перевел взгляд с мертвого командира на второго пилота, который уже настолько отупел от боли в ноге и кошмара, творящегося вокруг, что даже не отреагировал на то, что сейчас буквально у него на глазах застрелили товарища. Эта смерть в его восприятии была напрочь смазана на фоне того, что, возможно, предстоит погибнуть и самому. Он сейчас полностью сосредоточился на управлении вертолетом, стараясь укрыться за этим занятием, будто за ширмой, от всего остального. Этот щенок совершенно верно считал, что чем меньше будет заметен, чем скрупулезнее будет выполнять свои прямые обязанности, тем скорее его пощадят.

«И где ж тот бесстрашный герой с ледяным взглядом, который под прицелом моего пистолета с холодной улыбочкой послал вертолет в крутое пике? – размышлял я, изучая летчика взглядом. – Был, да весь вышел? Зашугался вояка, так нам это лишь в масть. Будет послушнее. Надо бы все-таки перебинтовать ему ногу».

– Что мне теперь делать? – коснулась моего плеча Крис. Спросила, как ни в чем не бывало. Совсем без каких-то эмоций. Будто вовсе и не она только что влепила пулю в голову человеку.

«М-да, амазонка… – задумался я. – Размозжила башку мужику с такой беззастенчивой легкостью, будто расколола грецкий орех. И хоть бы хны! „Что мне теперь делать? Кого еще убивать?“ Неужели малолетки теперь все такие? А я отстал от жизни, сам не заметил, как со временем превратился в задвинутого консерва и совсем не въезжаю в понятия, по которым живут нынешние тинейджеры? Им это теперь по приколу – с понтом прикончить какого-нибудь лоха. Раз плюнуть… из волыны в башку. И все отдыхают».

– Что делать? Что делать… – рассеянно пробормотал я. И кивнул на мертвого подполковника. – Обыщи-ка вот этого. И других. Там в хвосте дохлый прапорщик. И твой помирающий дядя. Осторожнее с Чечевым, он может очнуться. – Я вернул Крис пистолет. – Механику, если вдруг начнет рыпаться, прострели ногу. Но только не убивай. Жалко…

– Хм… – плотоядно отреагировала Кристина на мое, излишнее по ее мнению, великодушие.

– …И не хмыкай.

– Хорошо. Что искать? Документы?

– На хрена они? В первую очередь нам нужны деньги. Наткнешься на какое-нибудь оружие, забирай. И еще. Обязательно отыщи волыну, которую выронил этот вояка. – Я вновь кивнул на труп подполковника. – Найди мою сумку с лекарствами, достань оттуда баяны. И раздобудь мне чуть-чуть самогона. Или водки.

Кристина смерила меня насмешливым взглядом. Разве она могла догадаться, что самогон или водка мне нужны вовсе не для того, чтобы пить? У меня в голове давно созрел план, как, когда мы уже приземлимся недалеко от Микуня, без излишней жестокости вывести на время из строя механика и второго пилота. Элементарная инъекция спиртного по вене, и эти красавцы проспят пьяным сном до прибытия группы спасения. А мы к тому времени уже будем далеко-далеко.

Правда, этому плану сбыться было не суждено. Ни самогона, ни водки Крис не нашла, зато обнаружила у по-прежнему бесчувственного Чечева не замеченные мною наручники.

«Оно и лучше, – решил я. – Вместо того чтобы возиться с уколами, просто прицеплю этих двоих к чему-нибудь браслетами. Меньше мороки». И спросил у Кристины:

– Как там механик? Были проблемы?

– Какие проблемы?! Сидит на скамеечке, не шелохнется. Весь на изменах! Пока выворачивал карманы, не сказал мне ни слова.

– А дядя?

– Он без сознания. Похоже, что скоро помрет, – недрогнувшим голосом констатировала Крис. – Я нашла у него свои документы.

– А хрусты?

– Кое-что набрала. С голодухи пока не помрем.

– А пистолет?

– Не знаю, где он. Вроде бы, все обыскала, – виновато сообщила Кристина.

– Ладно. Плевать. Он нам не очень-то нужен. Скоро уже прилетим. – Я бросил взгляд на хронометр на панели приборов, потом посмотрел вниз, где под нами сейчас тянулась железная дорога из Воркуты. Уже минут десять, как мы на малой высоте шли прямо над Магистралью по направлению к Микуню. И лёту до конечного пункта, если верить пилоту, нам оставалось не более четверти часа.

Пятнадцать минут – и я на воле.

Я заставил пилота пролететь прямо над городом, чтобы наверняка убедиться, что это именно Микунь, а не что-то еще. И тем, что сумел разглядеть с высоты в четыреста метров, я остался доволен. Такой большой железнодорожный узел мог быть только там, куда я так стремился попасть. Мне даже показалось, что я узнал привокзальную площадь и квартал, застроенный пятиэтажками, в котором мне довелось побывать меньше года назад.

– Куда теперь? – измученным голосом поинтересовался пилот.

– Вылетай за черту города. – Я внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу. Пятиэтажки остались позади, и сейчас город под нами был расчерчен на прямоугольники приусадебных участков. Но скоро должны были закончиться и они. Впереди темнела тайга, прорезанная серой полоской шоссе, по которому разноцветными букашками перемещались редкие машины. – Двигай вдоль трассы. Где-нибудь недалеко от нее надо выбрать посадочную площадку.

– Не выберем, – убежденно заявил летчик. – Тайга… Если только случайно.