Страница 26 из 136
По тропинке Хелот спустился к речке. У берегов лед был обломан. На снегу, спустив бессильные руки в воду, лежал убитый солдат. Хелот взял его меч и обломал стрелу, торчавшую из спины. Это была стрела Локсли.
Ломая тонкий лед, Хелот перешел речку и прижался всем телом к истоптанному снегу на берегу. Осторожно поднял голову, вгляделся. Два дома в Гнилухе уже догорали. Возле колодца четыре солдата с алебардами понукали местных жителей, которые лениво сколачивали виселицу.
– Второстепенных мы повесим на месте, – разглагольствовал толстомордый стражник, расхаживая взад-вперед и размахивая алебардой. В морозном воздухе его голос разлетался далеко, и Хелот хорошо слышал его, – А самого главного уведем в Ноттингам. Чтобы все графство знало, что Робина вашего удавили! Чтобы никто тут не надеялся, что этот ублюдок воскреснет!
По интонациям Хелот догадался, что каждая фраза завершалась пинком. Он предположил, что пинают Робина, и расстроился. Хелот высунулся, однако ничего толком не разглядел. Тогда он осторожно прополз вдоль берега, скрываясь под обрывом, и вышел на деревенскую окраину со стороны огородов. На бревнах сидели еще два солдата, один их них ковырял в носу. Этого Хелот убил сразу. Второй же успел на него напасть и сделать целых два выпада. Теперь у Хелота было уже четыре меча, и он стал сам себе напоминать ежа.
Он двинулся вдоль деревни дворами, не особенно скрываясь. В третьем по счету огороде обнаружил сынишку вдовы, Робина-второго. Мальчишка лежал неподвижно, снег вокруг был забрызган кровью. Хелоту показалось, что крови очень много. Он подошел поближе, сел на корточки и перевернул мальчика на спину.
– Эй, Робин... – позвал он тихонько.
Губы мальчишки расползлись в плаксивой улыбке.
– Хелот...
– Ты ранен?
По сравнению с устрашающим количеством крови на снегу рана оказалась пустяковой, и Хелот с облегчением вздохнул.
– А, ты, что, Робин, решил отлежаться в огороде? Мальчишка съежился.
– Не знаю, – пробормотал он. – Дай мне меч...
– Держи, – сказал Хелот, решив не унижать мальчишку и дальше. – Скажи-ка мне, Робин, ты видел, сколько солдат здесь осталось?
– Не знаю... не больше десяти.
– А в город кто-нибудь ушел?
– Да нет... вроде, нет.
– Значит, когда здесь началось, их и было всего-то десять?
Мальчик кивнул. Хелот возвел глаза к низкому серому небу:
– Господи, да как же им удалось вас захватить?
– Так и нас оставалось всего семеро. Да вы двое ушли к святому – пять, стало быть, нас было. Мы пошли к маме. Сегодня же Валентинов день, праздник, так-то. А кто-то и донес. Зря тогда Тома Бушби не повесили, наверняка он к шерифу бегает.
Хелот и Робин вышли на главную улицу, где, не помня себя, бросились в драку. В свое время Хелота научили замечательному приему с двумя мечами, и теперь он пустил свои познания в дело. Но солдат оказалось гораздо больше, чем предполагалось. Рыжий мальчишка дрался как волчонок. Хелот успел это заметить, когда на него накинулись сразу пятеро, повалили на снег и стали топтать. Они сопели и рожи у них были багровые. (Потом выяснилось, что они в тот момент закусывали в соседнем доме и выскочили к Хелоту почти безоружные – это и спасло его от немедленной расправы.) Толстомордый с особенным удовольствием несколько раз ударил лангедокца в бок своим пудовым башмаком. Хелот приподнялся и увидел, что возле виселицы лежит на боку Робин из Локсли в рваной и окровавленной одежде и что руки у него связаны. Вероятно, остальные находились в столь же плачевном состоянии; Хелот их не видел. Мальчишка, которого Хелот заставил покинуть убежище и обречь себя на смерть, размазывал слезы грязными руками. Хелоту было его жаль, но иначе поступить он не мог.
Гремя по ступенькам крыльца подкованными сапогами, Гай Гисборн вышел во двор. Он мельком оглядел всех пленников и остановился возле Робина. Локсли не потрудился поднять на него глаз. Впрочем, и Гай не баловал его вниманием. Он сказал солдатам:
– Этих повесить немедленно. А их вожака я заберу в город.
Привели коня. Гай вскочил в седло. Робина поставили на ноги, и конец веревки, которой были стянуты его руки, привязали к луке седла. Два конных стражника их сопровождали.
Когда процессия скрылась за околицей, к Хелоту вразвалку подошел толстомордый и сказал пыхтя:
– Эй, ты, чурка! Ты повиснешь первым.
Хелот жалел теперь только об одном: последним из увиденного в жизни будут поганые морды наемников.
Они заволокли Хелота под перекладину и немытыми пальцами стали пристраивать петлю на шею своему пленнику. Он морщился, отворачиваясь от их тяжелого дыхания, обдававшего со всех сторон.
Звонкий стук копыт заставил всех обернуться. По деревенской улице мчался всадник.
Они вылетели словно из старинной сказки о потерянном принце – прекрасный вороной конь и ладный всадник в белой рубахе с хлопающим за спиной мохнатым меховым плащом, с развевающимися черными волосами. Конь остановился перед виселицей как вкопанный.
– Сюда смотрите! – заорал с седла Алькасар. Тупые рожи солдат оборотились на крик. Недоумение стало проступать в их чертах, когда они разглядели наконец, что Алькасар не одинок на вороном Шерифе. Перед ним в седле сидел бледный как полотно Греттир Датчанин. Вся грудь у него была в крови. Сарацин аккуратно взял его за волосы, оттянул его голову назад и показал на горле юного рыцаря надрез, из которого сочилась кровь.
– Я зарежу его, – крикнул Алькасар стражникам. – Что вам за это будет?
Ничего хорошего им за это не будет. Солдаты стали топтаться на снегу, с сомнением поглядывая то на виселицу, то на Греттира.
– Скажи им, чтобы отпустили всех наших, – потребовал сарацин, склоняясь к своему пленнику.
– Проклятый язычник, – прохрипел Греттир, вздрагивая всем телом.
Алькасар хладнокровно провел ножом по ране. Греттир забился в его железных руках и затих, дыша раскрытым ртом.
– Скажи им, – повторил Алькасар.
Толстомордый подошел поближе и, широко расставив ноги, остановился перед носом коня. Стражник задрал свою морду и озабоченно посмотрел на Греттира снизу вверх.
– Ну так что, сэр, – спросил он как ни в чем не бывало.