Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 136

Отшельник откинулся назад на скамье и расхохотался до слез. Хелот слева, Алькасар справа от святого Сульпиция помрачнели и дружно замолчали, уткнувшись носами в свои кружки.

Завтрак прошел в траурной тишине. Потом Дианора собрала грязную посуду и унесла к очагу, чтобы помыть. Алькасар, даже не поблагодарив отшельника за отменный эль, вышел из-за стола, и вскоре Хелот увидел, как его друг слоняется по двору, а после и вовсе исчезает в снегах болота, раскинувшегося на множество миль вокруг урочища Далышинская Чисть.

– Давай-ка мы с тобой еще по кружечке, – сказал святой Сульпиций.

– Кто она такая, святой отец? – спросил Хелот, жадно поглядывая на дверь, ведущую в кухню.

– Кто? А, малышка... Ни за что не поверишь, сын мой. Когда-то отец Гая Гисборна выиграл в карты молоденькую девушку, которая вскоре принесла ему дочь, а спустя еще пару лет умерла. Года полтора Дианора даже жила здесь, пока однажды сэр Гай не забрал ее к себе. Я сам крестил ее.

Хелот покачал головой:

– Никогда бы не поверил, что у Гая есть сестра, да еще такая славная.

Он сделал движение, как будто хотел встать из-за стола, но святой Сульпиций удержал его за руку.

– Сиди, – резко сказал отшельник. – Не мешай им.

– Кому?

– Я уверен, что Дианора выбралась из дома через окно кухни и уже нолчаса как бродит по болоту с твоим некрещеным приятелем. И незачем тебе злиться. Она свободная девушка и может сама сделать выбор.

Хелот насупился и опустил глаза. Сейчас ему не хотелось видеть умное, усмешливое лицо святого. Он предпочел бы чью-нибудь пьяную морду, можно даже Малютки Джона, только чтоб лыка не вязал.

Но святой взял его руку и стиснул ему пальцы. Хелот удивился: он не подозревал в отшельнике такой силы.

– Обещай мне, – сказал святой Сульпиций, – что никогда не сделаешь ничего, что могло бы повредить Дианоре. Она моя любимая дочь в этих мирах, и я знаю, какая трудная судьба ждет ее впереди. Если ты любишь Бога, если ты любишь ее, если любишь свою душу, поклянись!

– Евангелие запрещает клятвы, – прошипел Хелот, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки отшельника.

– Зато Коран, кажется, разрешает, – сердито сказал отшельник. – И я разрешаю. Клянись!

– Клянусь, – сказал Хелот и высвободился.

– Вот и хорошо, – спокойным тоном, как будто ничего не случилось, заметил отшельник и налил еще по кружке эля.

К вечеру Дианора уехала.

По истечении первоначального курса обучения отшельник снабдил своих студентов мешком сена, сплошь лекарственно-чудодейственного, и, благословив, отправил домой, в лес.

– Хороший человек, – с чувством произнес Алькасар, топая по болоту с мешком на спине.

Хелот шел рядом налегке. Именно поэтому встречные крестьяне принимали их за хозяина и работника; Хелоту кланялись, на Алькасара же едва бросали взгляд. Сарацин замечал это, усмехался, но молчал. Молчал, покуда им не повстречалась хорошенькая девушка с вязанкой хвороста. Едва она начала приседать перед Хелотом, кланяясь очень мило и грациозно, как Алькасар вдруг заявил:

– Пора бы тебе, бездельник, хотя бы хлеб свой отработать!

И с этими словами бесцеремонно взвалил мешок на Хелота. Пока ошеломленный лангедокец возился с целебным сеном, дабы не рассыпать его по снегу, проклятый сарацин взял девчушку за подбородок и чмокнул в упругую щеку. Девушка покраснела и убежала.

– Смотри ты, освоился в христианских землях, – заметил Хелот. Несмотря на то что он подавил зарождавшееся в нем чувство к Дианоре, легкий след обиды на друга еще остался.

Сарацин хмыкнул.

– Шалости, – сказал он, щуря глаза.

Хелот посмотрел на него искоса, безошибочно угадав в этом словце влияние духовного наставника лесных грабителей.





– Отец Тук даже правоверного, как я погляжу, совратит.

Но Алькасар даже не заметил язвительного тона своего собеседника. Жесткие черты его лица смягчились, когда он выговорил имя сестры Гая – так осторожно, будто боялся повредить небрежным произношением:

– Дианора – она из другого народа. Я думаю, она их тех, что жили на холмах всегда. Еще до христианского бога. Из эльфов или полубогов. Полубогиня.

– Выдумываешь, Алькасар. Ты ведь знаешь, кто она такая на самом деле.

– Нет. – Сарацин удивился. – Откуда мне знать?

– Ты же провел с ней почти весь день.

– Разве я об этом с ней говорил?

– А о чем?

Он пожал плечами:

– В мире много чудес. Об этом говорили.

Хелот на мгновение устыдился. Он хорошо знал, что непременно стал бы выспрашивать у девушки, кто она родом, где живет, чем занимается.

– Дианора дочь рабыни, – сказал Хелот. Он почувствовал, что слова его повисли в воздухе чем-то лишним, и замолчал.

– Вот хорошо, – обрадовался Алькасар. – Я и она – одного поля... как говорит отец Тук? Ягоды с одного поля.

Хелот был так зол, что молчал весь день. К вечеру, настилая для ночлега лапник на погасшее кострище, он сказал:

– Когда-нибудь я нарочно тебя в кости проиграю, чтоб ты на каком-нибудь руднике сгинул. Каторга.

Алькасар с любопытством бросил взгляд на Хелота:

– Это я-то каторга? А сам ты кто?

– Если хочешь знать, – сказал Хелот в сердцах, – я рыцарь. Самый настоящий. Не такой, как этот болван сэр Гарсеран.

Алькасар расхохотался.

Наутро им стало не до ссор и препирательств. В лесу запахло дымом. Они вскочили на ноги, прислушиваясь.

– Деревня горит, – определил Алькасар и махнул рукой в сторону Гнилухи, расположенной к востоку от Владыкиной Горы. – Наверное, этот ваш. – Гай пожаловал. Небось нас и ищет.

Перед глазами Хелота встало мрачное лицо сэра Гая и почти сразу же он подумал о Греттире Датчанине: неужели мальчишка тоже принимает участие в шерифских гнусностях? Хелот мотнул головой, отгоняя эти мысли.

– Бежим туда, – сказал Алькасар.

– Давай-ка порознь, – предложил Хелот. – Если один попадется, останется надежда на второго.

– Как ты думаешь, кого-нибудь из наших схватили?

– Кто знает...

Алькасар молча кивнул и исчез в чаще. Хелот посмотрел ему вслед и еле заметно вздохнул. Хотя бы слово добавил. А ему, Хелоту, что теперь делать? Как он проклинал себя за то, что мало занимался луком! Ведь говорил же ему Локсли, ругал, заставлял стрелять в цель! В глубине души Хелот полагал, что лук – оружие для смердов. Вот теперь и поплатится за дурацкое высокомерие. Меч и два ножа – это маловато.