Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 62

ГЛАВА II. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Драки в поселке никого не удивляли. Если соседи и приятели не могли разнять увязших в драке, вызывали милицию и отправляли их в кутузку. Боялись только шпаны у пристанционных киосков и кинотеатра. Страшнее же всех были ремесленники. Они никогда не ходили по одному. В черных, грубого сукна укороченных шинелях -- ворот нараспашку -- перепоясанные кирзовыми ремнями с начищенными бляхами с двумя литерами Р. У. Они наводили панику на жителей, потому что ничего и никого не боялись, и, как говорили, для них не было ничего святого. С ними никогда не связывались. Малолетняя шпана их побаивалась. Вечером, при появлении великовозрастных в мягких сапогах и кителях, ремесленники старались найти себе другое место и применение. Как правило, в кармане у них лежал трехгранный напильник, остро заточенный с одного конца, и самодельный кастет.

Основной их промысел был: пассажиры с электрички. Вечером с перрона по одному не возвращались домой. Кого не встречали, пристраивался к группке, спешащей в нужную сторону. Последний фонарь на углу рыночного забора только еще больше подчеркивал беззащитность прохожего и угрожающую неведомость темноты впереди. Школьников они задирали просто так -- оттачивали технику. "Не будешь, как следует учиться -- в ремесленное пойдешь!" -- О, эта угроза перекочевывала из дома в уста педагогов и наоборот. Директор же говорил еще проще и понятнее: "Вызову милицию и сдам в ремесленное!" Овраг за школой был привлекательным местом. Зимой там катались на фанерках по ледяным склонам, весной и осенью -- жгли костры внизу, в марте еще из-под снега собирали подснежники, а летом в него часто спускались шатающиеся, обнявшиеся парочки и исчезали за дикими густыми кустами. Если пролезть в дырку забора позади школы, не надо было тащиться до переезда, можно по земляным ступенькам на склоне подняться на противоположную сторону, перейти линию и сократить дорогу домой. Половина класса жила на той стороне и пользовалась этой давно проложенной "улицей". Венька попадал сюда, только когда провожал кого-нибудь домой, как сегодня Позднякову. Он шел рядом, чуть отставая и слегка размахивая ее портфелем. Он подумал, "как Филька", из "Дикой собаки Динго", но тот был влюблен в свою Катю... а Венька знал Нину уже три года и никогда не думал об этом. Она, конечно, больше всех нравилась ему из девчонок и в классе и в школе... но эта первая парта, всегда выглаженный передник и гладкая, никогда не нарушавшаяся прическа... Он чувствовал себя рядом с ней всегда неловко в своих лыжных из чертовой кожи шароварах с накладными карманами спереди, измазанными чернилом руками и противогазной сумкой вместо портфеля...

Разговор никак не получался, мысли Веньки перескакивали с Эсфири на Позднякову, а Нина выговаривала ему за плохое поведение на уроках...

-- Так скучно же, -- лениво возражал Венька

-- А на истории тебя не слыхать!

-- Потому что интересно!

-- Когда это ты успел полюбить историю, раньше ни одной даты запомнить не мог.

-- Раньше не мог,-- согласился Венька. А вообще ты знаешь, история -- великая наука. Если бы ее не было... это, как память земли -- она в любой науке -главная часть. Ведь если бы ее не было, снова бы изобретали электричество или открывали Соломоновы острова, и шли бы по пути, который уже прошел капитан Кук, как в первый раз -- не знали бы ни карты, ни как живут там племена и народы...

-- Да что ты говоришь? -- Венька и Нина разом повернулись на голос сзади -откуда могли так незаметно появиться ремесленники? Их было четверо, примерно того же возраста и роста.

-- А жиды всегда такие умные -- за это их и не любят, -- поддержал другой.

-- Че молчишь, ты? Пожрать нечего?





-- Ребята, мы после школы, -- затараторила Позднякова. Это была ошибка -объяснять не следовало...

-- Заступается! -- заулыбался первый, -- Ты его любишь, правда?

-- И ты тоже? -- ткнул Веньку в грудь другой.

-- А давай их поженим! -- захохотал первый.

-- Это как? -- Спросил молчавший до сих пор.

-- Вась, он не знает как? -- Зароготал первый.-- Вот сейчас тебя этот жидок и поучит -- он же умный, а? -- Венька краем глаза следил, как один заходит за спину Поздняковой, а другой пристраивается у него сбоку. Первый, заводила, свистнул пронзительно сквозь приоткрытые губы, и в тот же момент Нина свалилась на спину через наклонившегося сзади мальчишку, юбка ее бесстыдно задралась... Двое схватили Веньку за руки, и первый, подойдя к нему вплотную, злобно спросил: "Ну, что, поучишь? Или женилка не выросла? -- Тогда мы поможем? Согласен? Ты же умный, а? Венька молчал, стиснув зубы, чтобы не вырвалось ни одного слова. Он поднял глаза и уставился в ненавистное лицо, торчавшее перед ним, потом сделал ложную попытку вырваться, и когда почувствовал, как стиснули его с двух сторон, повис на их руках, ударил головой в торчавший перед ним нос и коленкой со всего маха в пах. Стоявший перед ним с диким воплем повалился на землю и скорчился, двое от неожиданности выпустили Веньку, и он тихо сквозь зубы сказал: "Беги!", ударил портфелем по голове правого и кубарем полетел вниз с откоса... Трое опомнившихся рванули за ним, расстегивая на ходу пояса и наматывая их на руки. Последнее, что Венька помнил, был удар башмака в скулу и сиплый голос "Готов!"

Нина вернулась за ним, как только ремесленники отступили. С ней было еще трое ребят. Они подняли Веньку по склону, уложили на тачку с самолетными колесами и повезли к Поздняковой. По дороге все молчали. В милицию заявлять не стали. Прибежал рыжий запыхавшийся Фейгин, выгнал всех из комнаты, потребовал горячей воды, скинул пиджак, закатал рукава рубашки и склонился над Венькой, плавно двигая своими огромными в рыжих кудрях руками с толстенными пальцами, которыми, казалось, невозможно взять никакой инструмент. Потом он грузно опустился на табурет, сам глотнул какую-то пилюлю, и, обведя взглядом наблюдавших за ним ребят, спросил: "Ну, кто что-нибудь видел?" Нина открыла было рот и хотела по обыкновению протараторить, ибо по-другому говорить она не умела. Но доктор Фейгин опередил ее и досказал свою мысль тем же тоном: "Никто ничего не видел! Очь хорошо! Очень хо-ро-шо..." -- и стал натягивать пиджак. "Пусть лежит здесь. Никуда его не таскайте... а за матерью пошлите кого-нибудь из взрослых. Он ведь, кажется, на той стороне живет? Да? Ну, прощайте, драчуны... и не вздумайте!" -- сурово зашипел он на бабку, попытавшуюся что-то сунуть ему в карман. "Прощайте!"

ГЛАВА III. ИЗМЕНА

Когда Венька просыпался, крепко пахло мятой, потом утренний запах сменялся сладковато приторным ароматом парного молока, потом пахло чем-то сальным и горьким -- это баба Дуся садилась за спицы, так пахла шерсть. Свет просачивался сквозь двойную преграду -- сначала ситцевых и затем толстых кружевных занавесок. Поэтому рассвет запаздывал в комнату, а темнело все раньше и раньше.

Фейгин навещал два раза в неделю, накладывал свои огромные рыжеволосые руки на щуплое Венькино тело, на голову, трогал пальцами и что-то бормотал для самого себя по-еврейски. Вставать разрешил только "до ведра", а на улицу -"ни, Боже мой". Это очень стесняло и мучало Веньку. Но самое обидное, что читать ему тоже не разрешалось ни строчки -- столько свободного времени пропадало даром...

Мама хотела после нескольких дней перевезти его домой. Она страшно переживала, что он стесняет чужих людей, пыталась заговорить, что и кормить его накладно, но баба Дуся все решила очень просто: "Ты не переживай, дочка, кто знает еще, кого ты в жизни выходишь... а если б не парень твой, совсем бы худо было. Пусть лежит -- тебе же спокойней!" Она делала ударение на последнем слоге, и от этого, непонятно почему, Веньке становилось как-то особенно тепло и близко все, что тут происходило. А происходило удивительно много -- чего не замечаешь в однообразном течении собственной жизни. Во-первых, приходили ребята из класса навестить. Их, правда, бабка пустила ненадолго и ворчливо заставляла вытирать ноги, зато потом угостила пирожками. Из разговора с ними Венька выяснил, что двое из ремеслухи пострадали не меньше его. Но друзья просили, чтобы он их не выдавал, что они ему сообщили: ему запретили волноваться.