Страница 3 из 6
Чей шалахмонес сегодня вкусней.
Шалахмоннес,
Шалахмонес,
Шалахмонес наш
Струдел, пряник,
Земелах,
Коржики и кихелах,
Торт и гоменташ!
Вместе решали, наверное час,
Легкими стали подносы у нас.
Шалахмоннес,
Шалахмонес,
Шалахмонес наш
Струдел, пряник,
Земелах,
Коржики и кихелах,
Торт и гоменташ!
Мне показалось, что лучше был мой,
Я повернул с полдороги домой.
Шалахмоннес,
Шалахмонес,
Шалахмонес наш
Струдел, пряник,
Земелах,
Коржики и кихелах,
Торт и гоменташ!
Что обычно говорила бобе Лее своему правнуку Велвелу
После гулянья Ваелвел, у меня нет уже столько
ниток чинить твои дырки
Перед обедом Велвел, после твоих рук я не могу
отмыть посуду
Утром, когда он
не хотел вставать Вот порядки! Хана сказала, что халвой
сегодня торгуют только до обеда
Когда он не хотел
надеть галоши Велвел, надень уже галоши, так дождю
надоест!
Когда он пришел
с синяком Это же только догадаться
ломать дерево головой! А?
Вечером Боже! Не дом - читальня! Поговорить не с кем. . .
Когда Велвел
настаивал на своем Чтоб я так жила!
За обедом Не ешь с ножа!
Не качайся!
Не чавкай!
Вообще, ешь, как человек!
Часто Не хлендрай носом!
У бобе Лее есть еще много слов и словечек, но она просила о них не
рассказывать. . .
Что пела бобе Лее Велвелу на ночь
Спи сыночек, спи, мой правнук,
Сладко, сладко, сладко,
И во сне дели на равных
Радость без остатка.
В тучах дождик соберется,
Жаркий уголь в печке,
Доброта всегда найдется
У тебя в сердечке.
Чтобы страха ты не ведал,
Без обиды прожил,
Пусть у каждого соседа
Счастье будет тоже!
Не увидишь в жизни рая,
А во сне, кто знает!. .
Спи, мой милый,
ночь без края. . .
Звезд на всех хватает. . .
Почему
Потому что бобе
Можно все сказать,
Потому что бобе
Может все понять,
Мне на свете друга
Лучше не сыскать!
Тайну очень трудно
Одному хранить,
С ней о тайне смело
Можно говориить!
Все вздыхает бобе
- В доме столько дыр!
Но всегда дает мне
Бобе на пломбир!
Ну, а если грязный
Я приду домой,
И всего то скажет:
- Сам чини и мой!
Никогда я плохо
Бобе не скажу,
Потому что с бобе
Очень я дружу,
Потому что бобе
Можно все сказать,
Потому что бобе
Может все понять!
Бабушкин халат
Ах, как пахнет
Твой халат!
Как салат
И шоколад,
Пахнет щукой
Фаршированной,
И капустой
Маринованной!
Пахнет клецками
И шкварками,
И воскресными
Подарками:
Белой пухлой
Пастилой,
И кунжутом,
И халвой. . .
В этом запахе
Родном
Уместился
Весь наш дом. . .
ПОПЕРЕЧНАЯ
x x x
Судьбе не надо оправданий
Она внутри заключена,
Не надо нажимать педали,
Высовываться из окна,
Года фиксировать в анкете,
В альбоме снимки заключать
Пустое атрибуты эти,
Как и казенная печать.
Судьбы нельзя ни испугаться,
Ни отменить, ни обойти
Она собранье облигаций,
Гроза и солнышко в пути.
Ни описать ее, ни тронуть,
Ни обнародовать черты,
С судьбой плывут и с нею тонут,
И ставят на земле кресты,
А то, что людям остается,
Она им дарит навсегда
В студеной глубине колодца,
Где звездами полна вода:
Ей все равно... что с ней сразиться,
Что отвернуться, что любить...
А просто надо с ней смириться,
Смириться надо, чтобы жить.
x x x
Когда остается так мало,
Что впору бы снова начать,
Жалеть о былом не пристало,
На прошлое ставить печать.
Сегодняшней меркой поступки,
Желанья и беды ценить,
И пестиком возраста в ступке
Крушить, что досталось прожить!
Ах, как в это сладко поверить,
Ах, как невозможно понять,
Что снова откроются двери,
Что совесть не будет пенять.
Все сменишь, но вот она - память
И в сердце и в генах твоих...
Впервые от женщины таять,
Впервые услышать свой стих...
И, значит, опять повторенье,
И все возрожденье - обман...
Мы памятью только стареем,
А возраст на память нам дан.
x x x
Ах, бобе Лее отчего
К тебе так сладко я тянулся
И для чего опять вернулся
В ту горечь сердца своего?!
Быть может, потому что мне
Так мало ласки перепало,
И сердце тяготиться стало
Недополученным вдвойне!?
Мозоли на локтях твоих,
Спина горбатая под старость,
Тебя сгибает лет усталость,
Я рядом у стола притих.
На эту липкую клеенку
Ты, локти положив, стоишь
И по-еврейски говоришь,
Что надо отдохнуть ребенку.
А мне не терпится бежать,
Но я едва порыв смиряю
И бесконечно уверяю,
Что не хочу ни есть, ни спать.
Но все же ем, а перед сном
Меня ты гладишь и целуешь,
Как будто невзначай колдуешь
И шепчешь что-то о своем.
Мне ничего не разобрать,
Но это хорошо, как ветер
Листвой шуршащий на рассвете,
И я укладываюсь спать.
И долго слышу голоса,
А может быть, уже мне снится,
Все говорится, говорится,
Под дверью света полоса.
И оттого, что рядом ты
Пускай разбитая, седая,
Я так спокойно засыпаю
И крашу белые листы.
x x x
Было все на Поперечной
Тот еврейский "гхегдеш" вечный,
Примус под бачком змеиный,
Воздух сине-керосинный,
Умывальника чечетка.
Вечно встрепанная тетка,
За стеной у Гинды
Дети вундеркинды.
Детство шло без выходных
В этом облаке мученья,
И я рос на попеченье
Отказавшихся родных.
Здесь сходились вечерами
Перед ужином у плит,
Или шли с вопросом к маме:
- Соломон за что убит?
На Малаховском подворье
Пахло луком, гарью,кровью.
На короткой Поперечной
Убивали раз в квартал,
Страх припрятанный, но вечный
Над любой судьбой витал,
Навсегда ложился в душу,
Как серебряный налет,
И чернел всегда послушно,
Но сильней - когда везет.
Тут боялись в одиночку
И за весь народ вдвойне
И окапывались прочно
Каждый день, как на войне,
Дети плавали в пятерках,
Жили в страхе и говне.
Ах, на этой Поперечной
Вдоль ее и поперек!
И заплесневел беспечно
Я, как плавленый сырок!
С вожделенным патефоном,
С онанистом Агафоном,
И с альфонсом дядей Петей
Было затхло все на свете
При родителях сиротство,
Страх души и стойла скотствао,
Как фасолины клопы,
Пол гнилой,
Горшок за дверью
И нависшее неверье
Боль и давка без толпы.
Не забуду Поперечной
На всю жизнь я ей помечен,
Как незримое тавро,
У меня она под кожей,
Вывести его не может
Суета других дворов.
x x x
И это с детства понималось,
Что не как все, что ты - еврей,
И зло протеста поднималось,
И стать хотелось поскорей
Большим, чтоб сбросить наважденье
И доказать переступить,
И на тринадцать в день рожденья
На пятаки часы купить.
А на тринадцать был погром.
Сперва сгорела синагога,
Потом равин убит
У Юога
Мы все за пазухой живем,
А там темно
И не видать,
Что тут евреям благодать...