Убить перевертыша

За обочинами, то дальше, то ближе, возникали аккуратненькие группы домов, отдельные крестьянские усадьбы, музейно-чистые, будто выставленные напоказ. Сергей уже знал, что деревенская Германия ничем не отличается от городской, и не удивлялся, когда возле заброшенного в поля и горы крестьянского дома ловил глазами зеленую лужайку у крыльца и рыжеволосую куклу, усаженную на травку просто так, для красоты. Но все это проносилось мимо, не вызывая никаких эмоций: голова была занята своими беспокойными мыслями…

— Почему опасно только мне? — спросил он.

— Меня пока что не вычислили. Хотя полной уверенности нет. А тебе надо немедленно менять и документы, и внешность.

Он сунул руку за пазуху и извлек красный загранпаспорт, подал Сергею. Паспорт был на имя какого-то Полянского Павла Ивановича. С фотографии смотрел набычившийся толстячок с усами, показавшийся Сергею знакомым.

— Привыкай, отныне это твой аусвайс.

— Зачем?

— Так безопасней.

Сергей сначала удивился, потом испугался и лишь затем возмутился.

— Тут на фото дебил какой-то. Совсем не похож.

— Похож, похож, приглядись.

— У него же усы.

Кондратьев сунул руку в боковой карман своей необъятной куртки, вынул маленький мягкий конвертик.

— Примерь.

В конверте были накладные черные с легкой рыжинкой усы, в точности такие, как на фото.

— Все-то у вас предусмотрено.

— На том стоим.

Сергей засмеялся.

— Этак вы мне новую жену достанете из кармана.

— Хватит с тебя одной. Да еще Эмка. С ними-то разберись.

Опять нахлынуло сожаление об упущенной возможности пообщаться с Эмкой. Помогала же, рисковала, и с ней так поступить? Сергей обиженно замолчал, но Кондратьев не дал ему предаться печали.

— Теперь о твоей Эмке. Ты сейчас молишься на ее гениальные способности: сумела уговорить упрямца Фогеля. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но дело в другом. Фогель отдал архив после того, как узнал об убийстве Клауса.

Сергей дернулся так, что если бы не ремень безопасности, то, наверное, ударился бы головой о лобовое стекло. В первый момент ему показалось, что Кондратьев резко затормозил.

— Как?! — наконец, выговорил он.

— Что «как»? Как я узнал? Ну это, брат, мое дело.

— А может…

— Не может, — прервал его Кондратьев. — Догадки оставим на потом. Уйдешь на пенсию, будешь гадать, что было бы, если бы. Впрочем, похоже, расслабиться даже и на пенсии тебе не дадут…

— Кто?

Кондратьев внимательно посмотрел на него, нервно мотнул головой.

— Я думал, ты грамотный.

Сергей не нашелся что сказать. Стало почему-то холодно в машине, и было жаль Кондратьева, сжигавшего себя эмоциями.

— Ну, как, успокоился? — через некоторое время спросил Кондратьев, и Сергей удивленно посмотрел на него:

— Я-то что…

— Тогда давай о наших баранах. Слушай внимательно. Итак, усы ты приклеишь прямо сейчас. Зеркало к твоим услугам, поворачивай его к себе. Свой паспорт спрячь так, чтобы никто не нашел. Приедешь в Москву, оба паспорта отдашь Мурзину. Остальное — не твоя забота. Позвони ему из Минска или из Смоленска. А поедешь ты на этой самой машине, только номера будут другие. Поведет ее перегонщик. Ты — пассажир, воспользовался попутным транспортом. Понял? Только так, и не иначе. Через полчаса мы будем во Франкфурте, подъедем к железнодорожному вокзалу, и ты позвонишь по телефону, который я тебе дам. Спросишь Колю Каляева, скажешь, что обещанную машину пригнал. Это и есть перегонщик. Приезжает сюда, покупает подержанные машины, перегоняет в Россию, сбывает перекупщикам. Тем и живет. Это его бизнес.

— А документы на машину?

— Документы в порядке. — Кондратьев тем же небрежным жестом достал из внутреннего кармана конверт. — Вот, отдашь. Остальное он знает.

— А если начнет расспрашивать?

— Не начнет. Самое большее — сдерет с тебя сотню-другую за транзит. А может, и не сдерет. Все-таки с пассажиром ехать спокойнее. На дорогах-то шалят, слыхал?

— А вы? — спросил Сергей.

— А я исчезну. С чемоданом, разумеется.

— В Росток?

— Мы и так подзадержались. «Неринга» вот-вот уйдет.

— Какая «Неринга»?

— Судно, на котором будут товары Костика… А ну покажись? повернулся он к Сергею. Оглядел, хмыкнул удовлетворенно: — А говорил — не похож. Не забудь, что ты теперь Павел. Пока светло, изучи паспорт.

Сергей еще посмотрел на фото, взглянул в зеркало и согласился: что-то общее есть.

Что он за человек, Кондратьев, если наперед все знает?..

И тут же Сергей подумал о другом: если они, призванные блюсти безопасность, все были такие предусмотрительные, то почему не предвидели развала государства? А если предвидели, то почему не предотвратили… Не-ет, не предвидеть не могли. Значит, не предотвращали. Значит, выполняли приказ. А подчинялись они только высокосидящим номенклатурщикам. А поскольку эти номенклатурщики как были, так и остались наверху, только перевернулись — перевертыши, то и предателей надо искать среди тех, кто сейчас у власти…

Не-ет, не уйти нормальному человеку от этих суждений, а значит, и от осуждений, и от участия в деяниях, какие в недавние времена назывались антиправительственными, то есть преступными…

Вот так уголовно наказуемое становится законоодобряемым, а безнравственное — нравственным и наоборот. Вот так сбиваются с толку люди, уверовавшие в неизменность простых человеческих истин, считая, что они — от Бога… Вот так слуги Сатаны улавливают растерявшиеся, заблудившиеся в исканиях души людские…

26

Коля Каляев оказался подвижным шустрым мужичком того же, что и Сергей, возраста и, как предсказывал Кондратьев, совершенно не любопытным. Он ни о чем не спрашивал, зато сам говорил непрерывно и был весьма доволен тем, что пассажир не перебивает, слушает.

Он появился у железнодорожного вокзала через час, когда совсем стемнело. Не глядя, сунул конверт с документами в карман, не осматривая машину, сел за руль и сразу с воодушевлением принялся рассказывать о том, какая замечательная машина «БМВ» — не чета всяким там «Жигулям» и «Волгам».

— А вообще-то, если будете покупать машину, берите «Жигули», с иномаркой намаетесь, — противореча сам себе, посоветовал Коля.

Скоро они въехали в небольшой, тускло освещенный дворик позади двухэтажного дома. Коля и здесь не стал ничего осматривать, захлопнул дверцы и пошел к невысокому крыльцу, по пути рассказывая о хозяине дома, помогавшем ему за скромный процент покупать в Германии подержанные иномарки.

— Грегор — свой мужик, российский, хоть и немец. В Казахстане жил. За ночлег берет по-божески — пятнадцать марок. Отдохнем, а завтра я с утречка все утрясу — новые номера на машину, страховка, все такое, и можем ехать. Устраивает? Или хотите погулять тут, город поглядеть?

Сергей ответил, что на города немецкие он нагляделся и хотел бы поскорей домой.

Грегор — худощавый, улыбчивый — показался только на миг, чтобы поздороваться и сказать, что Коля все знает, и ушел к себе, на второй этаж. А Коля по-хозяйски провел Сергея в небольшую комнату, где стояли две узкие кровати.

— Ты, я гляжу, свой мужик. Давай на «ты», что мы выкаем, как коровы, сказал он, усаживаясь на кровать. Ногой вытолкнул из-под кровати коробку, извлек из нее бутылку обычной «Столичной». — Давай на посошок, потом-то нельзя будет.

"Ну, все, — подумал Сергей, — выпьет, замучает разговорами". После пережитого в этот день ему хотелось только одного — поскорей уснуть, чтобы забыть о подлом Пауле, оказавшемся каким-то Маковецким — одним из российских подонков, о хитром Майке, о Бутнере с его змеиной мудростью. И в то же время он боялся, что уснуть не дадут мысли об Эмке, о Федоре Кондратьеве, о Клаусе, погибшем, ясно же, из-за его, Сергея, неосторожности.

Но Коля, видно, и сам был здорово вымотан, после первой же рюмки начал зевать.

— Тебя когда завтра будить? — спросил он. — Мне-то рано…