Страница 244 из 253
Гарри некоторое время сверлил его ненавидящим взглядом, затем с размаху бросился в кресло перед письменным столом.
Думбльдор помедлил, глядя в окно, на залитый солнцем двор, потом повернулся к Гарри и сказал:
— Пять лет назад, Гарри, ты приехал в «Хогварц», целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть не совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.
Он сделал паузу. Гарри молчал.
— Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в колдовскую семью? Многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына.
— Отвечу: я сделал это для сохранения твоей жизни. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. Хотя после исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники — из которых многие столь же страшны, как и господин — были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить. Это и повлияло на моё решение относительно предстоящих десяти лет. Верил ли я, что Вольдеморт исчез навсегда? Нет. Я знал, он вернётся, через десять, двадцать, может быть, пятьдесят лет. Я был уверен в этом, как и в том — я слишком хорошо его изучил — что он не успокоится, пока не убьёт тебя.
— Мне было известно, что познаниями в области магии с Вольдемортом не может сравниться никто из колдунов. Я знал: если он снова наберёт полную силу, его не остановят даже самые сложные защитные заклинания.
— Но мне были известны и его слабые стороны. Что и утвердило меня в моём решении. Тебе предстояло находиться под защитой древней магии, которую он презирает и, вследствие этого, недооценивает — к собственному несчастью. Как мы знаем, твоя мать умерла, чтобы спасти тебя, и тем самым окружила тебя защитой, которая действует и по сей день. Вольдеморт этого не ожидал. А я доверился магии крови и отдал тебя родной сестре твоей матери, единственной её родственнице.
— Она меня не любит, — вмешался Гарри. — Ей наплевать...
— Но она приняла тебя, — оборвал Думбльдор. — Пусть неохотно, с возмущением, но приняла. И этим как бы поставила печать, окончательно закрепила заклятие, которое я наложил на тебя. Жертва, принесённая твоей матерью, сделала узы крови сильнейшей защитой, которую я мог тебе дать.
— Я всё-таки не...
— Пока ты можешь называть своим домом место, где живёт женщина, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у твоей матери, Вольдеморт не способен причинить тебе вред. Он пролил кровь Лили, но она течёт в тебе и в её сестре. Узы родства — твоё прибежище. Пусть ты бываешь там всего раз в год, но пока ты можешь считать их дом своим, пока ты там, он не смеет тебя тронуть. Твоя тётя об этом знает. Я всё объяснил в письме, которое оставил рядом с тобой на её пороге. Ей известно, что, предоставляя тебе кров, она в течение пятнадцати лет помогала тебе выжить.
— Подождите, — сказал Гарри. — Постойте.
Он, не сводя глаз с Думбльдора, ровнее сел в кресле.
— Это вы тогда прислали Вопиллер. Вы велели вспомнить... это был ваш голос...
— Я решил, — Думбльдор чуть заметно кивнул, — что неплохо бы напомнить о нашем договоре, который она фактически подписала, приняв тебя в свой дом. Мне подумалось, что нападение дементоров живо напомнит ей об опасностях, сопряжённых с твоим воспитанием.
— Так и было, — подтвердил Гарри. — Правда... вспомнил скорее дядя. Он хотел выставить меня из дома, но после Вопиллера она сказала, что я... должен остаться.
Некоторое время Гарри смотрел в пол, затем пробормотал:
— Но какое отношение это имеет к...
Но так и не смог себя заставить произнести имя Сириуса.
— Так вот, пять лет назад, — будто не слыша, заговорил Думбльдор, — ты прибыл в «Хогварц», пусть не такой счастливый и упитанный, как мне бы хотелось, но в то же время живой и здоровый. Ты не был избалованным маменькиным сынком, нет, ты был настолько обычным ребёнком, насколько можно было ожидать, учитывая обстоятельства. Казалось, всё подтверждало, что я поступил правильно.
— Но потом... мы оба прекрасно помним, что произошло, когда ты был в первом классе. Испытания, которые встали на твоём пути, ты встретил достойно. Скоро — гораздо раньше, чем я предполагал — ты лицом к лицу столкнулся с Вольдемортом. И на этот раз тебе удалось не просто выжить — ты отсрочил его возвращение. Ты победил в сражении, выдержать которое под силу не всякому взрослому. Не могу выразить, как я тобой ... гордился.
— И всё же в моих гениальных планах относительно тебя было слабое место, — продолжал Думбльдор. — Уже тогда я понимал, что это может всё разрушить. Но я был полон решимости исполнить задуманное и сказал себе, что не допущу подобного. Всё зависело только от меня, но было необходимо проявлять твёрдость. И вот когда ты, обессилевший после битвы с Вольдемортом, лежал в больнице, пришло моё первое испытание.
— Я не понимаю, о чём вы, — сказал Гарри.
— Помнишь, ты тогда спросил, почему Вольдеморт пытался убить тебя ещё младенцем?
Гарри кивнул.
— Следовало ли мне всё рассказать уже тогда?
Гарри, напряжённо глядя в голубые глаза Думбльдора, молчал, но его сердце опять забилось часто-часто.
— Ты ещё не понял, в чём это слабое место, о котором я говорил? Нет... Наверное, нет. Что ж. Если помнишь, я решил не отвечать. Одиннадцать лет, сказал я себе, он слишком мал, чтобы знать правду. Я не думал ничего ему рассказывать в одиннадцать! В столь юном возрасте? Нет, невозможно!
— Уже тогда мне следовало распознать опасность. Не знаю, почему меня не очень встревожило, что ты так рано задал вопрос, на который, как я знал, в один прекрасный день придётся дать ужасный ответ? Мне следовало лучше разобраться в себе и понять: я слишком обрадовался отсрочке, тому, что пока можно ничего не говорить... Ты был так мал — слишком мал.
— Ты перешёл во второй класс. И опять тебя ждали испытания, которые по плечу не всякому взрослому, и ты опять превзошёл самые смелые мои ожидания. И ты уже не спрашивал, почему Вольдеморт оставил на тебе отметину. Да, мы говорили о твоём шраме ... и близко, очень близко подошли к роковому вопросу. Почему же я не рассказал тебе всего?