Страница 40 из 85
Ничуть не веселее было распрощаться с последними из тех, кто остался в живых. В тот день, когда Йенг и Дюбуа покинули нас, я был почти сражен. Я проводил их лично, и пожатие рук в р-костюмах, напоминающее «коитус с презервативом», было, по горькой иронии, слишком к месту. Весь этот се— местр, как и первый, был коитусом с презервативом — тяжкий труд и никаких плодов, — и я возвратился в Городской Зал в самой черной депрес— сии, которой у меня не было с тех пор… с тех пор, как умерла Шера. По закону подлости моя нога болела; мне хотелось на кого-нибудь вызвериться.
Но когда я прошел через шлюз, то увидел Норри, Гарри и Линду, наблюдающих за Раулем, который творил чудеса.
Он не замечал их и вообще ничего вокруг, и Норри предостерегающе подняла руку, не глядя на меня. Я отложил на время свои настроения и при— слонился спиной к стене рядом со шлюзом; подушечка «липучек» между лопатками надежно меня пристегнула. (Вся сфера покрыта «липучками» с пе— тельками; подушечки из «липучек» с крючочками пришиты к нашим тапочкам — в которых большие пальцы отдельно, — к ягодицам, бедрам, спинам и тыльной стороне ладоней перчаток. «Липучки» — это наша самая дешевая мебель.) Рауль творил чудеса из подручных материалов. Его самым таинственным орудием было то, что он называл «Супершприц». Эта штука выглядела, как медицинский шприц для подкожных впрыскиваний, страдающий слоновой болезнью: корпус и поршень были огромными, но сама игла была стан— дартного размера. В руках Рауля это было волшебной палочкой.
К его тощей талии были привязаны все остальные ингредиенты: пять «груш» для питья, каждая содержит по-иному окрашенную жидкость. Я сразу определил источник своего подсознательного напряжения и расслабился: мне не хватало вибрации воздушного кондиционера и привычного ощущения тяги воздуха. Две радиальные страховки поддерживали Рауля в центре сферы, в полусогнутой позе, типичной для невесомости, и ему нужно было, чтобы воздух был неподвижен, даже если это серьезно ограничивало его рабочее время. (Вскоре выдыхаемая двуокись углерода образует сферу вокруг его головы; он будет слегка вращаться на своих страховочных веревках, и сфера станет вытянутой; к этому времени ему нужно будет закончить то, что он делает. Или сместиться в сторону. Мне самому придется двигаться осторожнее, крадучись, как и остальным.) Он пронзил одну из груш своим шприцем и набрал требуемое количество жидкости. Яблочный сок, судя по цвету, смешанный с водой. Рауль ос— торожно выпустил жидкость из шприца, тонкие гибкие пальцы работали с большой точностью, формируя просвечивающий в совершенстве круглый золотой шар, который неподвижно завис перед ним. Рауль отнял шприц от шара, и шар… замерцал… мерцание шло изнутри симметричными волнами, которые долго не гасли.
Он втянул в свой шприц воздух, воткнул в середину шара и выпустил.
Шар, заполненный большим количеством воздуха, расширился до почти прозрачного золотого мыльного пузыря, по поверхности которого лениво кружились, сменяя друг друга, радужные переливы узоров. Пузырь достигал почти метра в диаметре. И снова Рауль отнял шприц.
Наполняя его по очереди из груш с виноградным, томатным соком и непонятным зеленоватым желе, он заполнил внутренность золотого пузыря круглыми бусинами фиолетового, красного и зеленого цветов, стряхивая их со шприца, когда они образовывались. Они сияли, мерцали, сталкивались друг с другом, но не сливались. В конце концов золотистый пузырь заполнился елочными шарами разного размера — от виноградины до грейпфрута, переливающимися всеми цветами радуги, отражающими цвета друг друга. Поток Марангони — градиенты поверхностного натяжения — заставлял их вращаться и кувыркаться вокруг друг друга, как борющиеся котята. Некоторые пузырьки были из чистой воды, и они отличались такими радужными переливами, что ужасно хотелось проследить за каждым в отдельности.
Рауль перемещался, чтобы получить глоток свежего воздуха. Гигантский шар он вед на буксире, придерживая ладонью, к которой тот радостно при— клеился. Я знал, что если бы теперь Рауль резко ударил по нему, то вся конструкция одним махом превратилась бы в один большой пузырь, по поверхности которого цветные полосы размазались бы, как слезы (снова из-за потока Марангони). Я думал, что Рауль так и собирается сделать.
Главная панель управления светом была пристегнута липучками к его груди. Он набрал коды шести концентрированных световых пятен, уверенной рукой сфокусировав их на сверкающем, как драгоценность, пузыре. Другие источники света потускнели и погасли. Комната блистала разноцветными огнями. Грани рукотворного драгоценного камня отбрасывали блики во всех направлениях. С кажущейся небрежностью Рауль подтолкнул мерцающий шар, тот стал вращаться, и Городской Зал утонул в его сверхъестественном радужном огне.
Плывя в воздухе впереди шара, Рауль установил свой «Мюзикмастер» на режим внешних динамиков, прицепил его липучками к бедру и начал играть.
Сначала — долгие незатухающие теплые тона. Шар трепетал им в такт, отвечая на их вибрации, выражая музыку визуально. Затем расплывчатые трели в более высоком регистре, с аккордами, имитирующими деревянные духовые инструменты, поддерживаемые замкнутой секвенцией в среднем регистре. Шар словно дрожал, пульсировал от избытка энергии. Возникла простая мелодия, изменилась, вернулась, снова изменилась. Шар блистал в совершенном контрапункте. Тон мелодии изменялся от контрабаса до скрипки, затем к органу, потом к чистой электронной музыке, и снова назад, и шар отражал каждое изменение с изящной точностью. Появилась басовая тема. Рожки. Я оторвался от стенки, одновременно для того, чтобы уйти из сферы дурного воздуха, а также чтобы под иным углом взглянуть на драгоценность. Другие поступали аналогично, перемещаясь осторожно, пытаясь органично войти в искусство Рауля.. Спонтанно мы начали танцевать, перебрасываемые музыкой так же, как сверкающая драгоценность, в буйстве красок, которые шар отбрасывал по сферической комнате. Оркестр был пристегнут к бедрам Рауля, и в этом действе мы стали марионетками в невесомости.