Звездный танец

Мы все стали весьма тщательно следить за… ээ… нашим весом.

Большим искушением был Городской Зал, сфера немногим меньше, чем Аквариум. Это была, по существу, гостиная нашей коммуны, место, где мы могли устроить общую тусовку и перемыть друг другу косточки. Играть в карты, обучать друг дружку песням, спорить о хореографии, ссориться из-за нее же (два различных предмета), играть в трехмерный гандбол или просто наслаждаться роскошью невесомости без р-костюма и работы, о которой до— зволялось забыть. Если парочка оказывалась одна в Городском Зале и пребывала в соответствующем настроении, можно было выключить половину внешних навигационных огней, что означало «не, беспокоить» — и заняться любовью.

(Секс в одной шестой g тоже хорош, но в нулевом g он просто совсем иной.

Никто не может находиться сверху. Это должны быть совместные усилия, иначе ничего не получится. Добрая половина Кама Сутры бесполезна в этих условиях, но есть и компенсация, Я никогда не был в восторге от одновременного орального секса в классической позе «69» из-за неудобства и того, что постоянно отвлекаешься. Невесомость делает его не только удобным, но логически неизбежным. Конец второго неизбежного отступления.) По той или иной причине было искушение подолгу тусоваться в Городском Зале — но так много обычных ежедневных забот нам нужно было решать, что искушение приходилось резко обуздывать. Наши расширенные физиологические тесты дважды в день посылались доктору Пэнзелле на ме— дицинский компьютер на борт Скайфэка: как и в случае с воздухом, пищей и водой, я готов был иметь дело и с кем-нибудь другим, если Скайфэк перестанет нам мило улыбаться, но пока я мог пользоваться мозгами доктора Пэнзеллы, я хотел ими пользоваться. Он был для космической медицины тем, чем Гарри для космического строительства, и твердо держал нас в порядке, распекая по радио, когда мы глупили, и назначая нам упражнения на перекладине, как суровый священник, назначающий молитвы в качестве епитимьи.

Первоначально мы предполагали построить пять таких молотов для максимально комфортабельного размещения пятнадцатичеловек. Мы то— ропили Гарри в тот первый год; он совершил чудо, и когда первая группа студентов прибыла наверх, действовали целых три модуля. Мы отпустили бригаду Гарри раньше времени с благодарностью и премией, нуждаясь сами в той площади, что они использовали для себя. Десять студентов, Норри, Рауль, Гарри и я-в сумме четырнадцать человек. Три модуля — в сумме девять жилых комнат. Кто-нибудь пробовал ухаживать за женщиной в таких условиях?.. Но в результате этой переделки мы с Норри оказались настоящей супружеской парой; церемония впоследствии была простой формальностью.

Ко второму сезону мы завершили еще .один трехкомнатный дом, но взяли только семь новых студентов; каждый теперь имел дверь, которую мог за— крыть и спрятаться за ней, когда ему было нужно, но всех семерых мы в результате отвергли. Пятый молот так и не был построен.

Это была та самая полоса неудач, о которой я упоминал ранее, и она протянулась через весь наш второй сезон.

Понимаете, я только начинал приобретать известность как танцор и был еще довольно молод, когда пуля грабителя раздробила мне бедренный сустав.

Это было давным-давно, но я помню, что был чертовски хорошим танцором.

Я никогда опять не буду так хорош, даже если смогу снова пользоваться ногой. Некоторые из тех, кого мы отвергли, были лучшими танцорами, чем я до травмы — в земных условиях. Я верил, что по-настоящему хороший танцор почти автоматически имеет необходимые качества, чтобы обучиться думать пространственно, сферически.

Мрачные результаты первого сезона показали мне мою ошибку, поэтому для второго семестра мы использовали другие критерии. Мы пытались выбирать людей со свободным мышлением, с нестандартным мышлением, с мышлением, не связанным предвзятостью и ортодоксальностью. Рауль описал их как «тип читателя фантастики». Результаты были кошмарны.

Прежде всего обнаружилось, что люди, которые способны подвергнуть сомнению даже свои самые основные аксиомы интеллектуально, вовсе не обязательно способны это сделать физически — они могут вообразить, что необходимо сделать, но сделать этого не могут. Еще хуже, что люди со свободным мышлением не могут сотрудничать с другими свободно мыслящими людьми, не могут последовательно принять точку зрения другого человека. Мы хотели сделать танцевальную коммуну, а у нас получилась классическая коммуна, где никто не хотел мыть тарелки. Один парень был способен стать отменным солистом — когда я его отпустил, я рекомендовал «Бетамаксу», чтобы они финансировали для него студию, — но мы с ним работать не могли.

И двое из этих чертовых идиотов умерли из-за собственного бездумия.

Они все были по-настоящему хорошо тренированы для выживания в невесомости, прошли бесконечную муштру основных правил жизни в кос— мосе. Мы использовали систему парной страховки для каждого студента, который выходил в открытый космос, и мы принимали все возможные меры предосторожности, которые я мог придумать. Но Инга Сьеберг не могла утомлять себя проверкой и техобслуживанием своего р-костюма целый час каждый день. Она ухитрилась не обратить внимание на все шесть классических признаков начинающейся поломки системы охлаждения, и однажды при восходе солнца она сварилась. И ничто не могло заставить Алексея Никольского подстричь пышную гриву каштановых волос. Вопреки всем советам он настаивал, что будет делать на затылке нечто вроде свернутого вдвое конского хвоста, «как он всегда делал». Единственное, на что его удалось уговорить, это на тоненькую ленточку для волос. Ясно как божий день, что она порвалась в разгар занятий, и он, естественно, стал задыхаться. Мы были в нескольких минутах полета от помещений, так что он бы наверняка не задохнулся, пока его тащили. Но в то время как мы с Гарри буксировали его к Городскому Залу, он расстегнул р-костюм, чтобы по— править прическу.

Оба раза мы вынуждены были хранить тела в Чулане отвратительно долго, пока ближайшая родня вела дебаты, следует ли отправить останки в бли— жайший космопорт или же пройти через юридические сложности, чтобы получить разрешение на похороны в космосе. Кладбищенский юмор помог нам сохранить рассудок (Рауль стал было называть Чулан «каморкой могильщика Мак-Джи»), но сезон это весьма омрачило.