Автопортрет

И когда Юрка прощался по телефону от Молодцовых, голос его дрогнул, и столько послышалось в нем грустной теплоты. Вот, он уезжает, а мы остаемся со всеми нашими противоречиями и неурядицами. И он теперь - старший брат в семье. И не семья уже, а одни осколки. И неизвестно, увидимся ли еще в этой жизни... Все это послышалось мне в его последних словах: "Ну, давай, брат, держитесь тут. Может быть, и увидимся еще..."

По пьяной лавочке мы заводили с ним разговор, что в случае чего приедем друг к другу на похороны. К тому, кто первый умрет. Юрка говорил, что хочет лежать на нашем зеленогорском кладбище, да вот досада - у них во Владивостоке нет крематория, а везти гроб с телом через всю страну нескладная история. Я говорил, что ничего, ничего, случись такое - привезем.

Я пришел из леса, начал разбирать грибы, вспомнил все это, и сделалось невыносимо грустно. Хотел все эти дни, чтобы скорее уехал брат - и вот...

Я ушел в свой предбанник и набил целую пепельницу окурками. Кабинет в предбаннике я решил оставить - здесь мне никто не помешает.

Несколько дней назад, подсаживая в электричку инвалида, остался с ручками от сумки в руках. Двери захлопнулись, я едва успел вытащить инвалида из щели между платформой и электричкой, а мою сумку и палку инвалида защемило в дверях. Я дернул ее и оторвал ручку. Палка выпала и ее случайно не переехало колесами. Сумка, опустошенная, нашлась на вокзале в пос. Сиверская. Идиотский случай. Даже не хочется писать о нем. Пассажиры в вагоне видели, но никто не дернул стоп-кран. Инвалид был на двух протезах и пьяный. Точнее, поддатый. Почему я и решил за ним поухаживать. Было это вечером, на станции "Ленинский проспект".

12 сентября 1984 г. Дежурю в ОТХ.

В гараже - новый главный инженер - Александр Николаевич М. Пришел вечером к нам на площадку. Я один, сторожа нет. Сижу пишу.

Подал мне руку, назвался Сашей.

Я - Димой.

Крепкий сорокалетний мужик с сединой в черных волосах. Симпатичный. Высокий, кареглазый. Говорит быстро, отрывисто, чуть нервно. И все время двигается: ходит по вагончику, сядет-встанет, выглянет в окно, закурит, посмотрится в зеркало, сунет нос в бумаги, выйдет, войдет. И глаза бегают. Про таких говорят - душа не на месте. С похмелья, что ли? Чего пришел? неясно. О работе не спрашивает.

- А где, - говорю, - вы раньше работали?

- Я два месяца, как из Афганистана. Ты, говорят, писатель?

- Да так. Пишу понемножку, иногда печатаюсь.

- Пошли кого-нибудь за выпивкой. Я деньги дам. - Достает бумажник.

- Все ушли. Правда, еще одна машина не приехала. Но у меня есть немного.

Достал полбутылки водки, закуску, налил ему стакан.

- А себе?

- Я на работе не употребляю.

- Пей, - отлил мне в кружку. - Я приказываю.

Выпили.

Я пересказываю своими словами.

Служил подполковником, зам. ком. дивизии. Выгнали из армии "за жестокость".

До этого служил на реке Уссури, в погранвойсках. Красная икра ведрами на балконе стояла. Тихо, спокойно, друзья, охота, рыбалка, квартира. Сейчас дали через райком однокомнатную, прописка только областная, гатчинская. Предложили несколько мест - выбрал гараж. Но чувствует, что долго не задержится - скучно. Планерки, бумаги, масло, железо, бензин... Не его это.

Никакой особой жестокости не было. Была война. У дивизии были неудачи, много потерь. Приехала комиссия КГБ (дивизия кагэбэшная, пограничная), надо было найти виноватых. Виноватым сделали его. Он не обижается, это нормально.

Разнес мечеть, аул в 70 домиков и еще что-то.

Сажал в головной БТР муллу и ехал с ним, когда были подозрения, что дорога заминирована. Забирая в свою машину нахмуренного муллу, он объявлял прихожанам мечети, что мулла едет в гости, и он подвезет его. Весть про муллу мгновенно распространялась по округе, и душманы убирали мины.

У него были переводчики из местных, агенты. Когда-то они учились в СССР. Он подкармливал их, дарил солдатскую одежду - ватники, куртки, ботинки.

Душманы ставили английские мины, которые взрываются под нужной машиной в колонне: 1-й, 2-й, ...10-й. У Саши М. были личные позывные - "Витязь-01". Так к нему обращались и в разговоре, потом это запретили - душманы обзавелись техникой и стали перехватывать разговоры в эфире, а потом выслеживать и убивать командиров. Переводчики могли работать на два фронта. Был приказ ходить без погон и обращаться только по именам. Он лично убил около 70 "басмачей" за три года службы.

Однажды три душманские банды встретили его колонну на горной дороге и подорвали головную машину из гранатомета. Душманы были на конях, но с современным оружием - станковые пулеметы, гранатометы, даже минометы, подвязанные к лошадям в специальных чехлах. "Витязь-01" дал команду замыкающим машинам окружить басмачей, зайти им с тылу, и когда те доложили, что встали за рощицей в засаде, колонна открыла огонь из крупнокалиберных пулеметов. Душманы побежали - их встретили огнем наши БТР. Из 800 человек убили около 200. М. говорил, что ходил потом среди обезображенных, оскаленных трупов и ничуть не боялся.

Температура в тени + 57, в БТР - 87. Открывать люки нельзя - могут послать пацанов забросить в люк гранату. У "Витязя-01" была охрана 6 человек, которую он набрал из тех, кто постоянно попадал на гауптвахту и пил. Охрана полагалась ему по должности. Комсомольцев-активистов, рекомендованных замполитом, он отверг. Один парень заслонил М. от пулеметной очереди. М. представил его к ордену "Красной звезды". Парень отрицал, что сунулся под пули, чтобы спасти командира. Ему пробило легкие и печень.

Когда хотелось свежего мяса, ставили мины в местах, где пасется скот. Предупредительные таблички были чистой формальностью: ни афганцы, ни бараны читать не умели.

Я спросил, почему он разнес мечеть.

- Друга моего закадычного в том ауле положили. Уши отрезали, глаза выкололи... Кишки вывернули... И на дорогу швырнули рядом с мечетью. У него три дочки: Лизка, Светка, Настька...

Когда его привезли, я стакан спирту выпил, помянул... "Ничего, говорю, - Серега, я за тебя отомщу". Сел в БТР, взял две ракетные установки, вышел на позицию. Видите, говорю, мечеть? Давайте по ней залпом! Капитан ракетчиков головой мотает: не положено, подполковник. Все понимаю, но не положено. Не видно противника. Тогда я в БТР вернулся и по рации ему приказываю: "С территории мечети и из минаретов ведется прицельный артиллерийский огонь по нашей колонне. Подавить огневые точки противника!" Вот это, говорит, другое дело. Есть, подавить огневые точки противника. Ну и дали! Только пыль поднялась к небу!

Вернулся и всю ночь пил...

Достал письмо.

- Вот что ребята пишут... "Помяни Леху Гриднева - пал хорошо, легко. Помяни Славу Капустина - 20 августа его призвали, мучался парень, отошел в госпитале. Игорьку нашему не позавидуешь - подорвался на мине, ампутировали левую ногу, вытек глаз, отправили в Союз... Думаем, он тебе напишет".

Приехала последняя машина, и я попросил водителя привезти водки. Тот скривился - поздно, где сейчас найдешь, хотел футбол по телевизору посмотреть... Но к воротам подошел М.

- Приказы начальства не обсуждаются, а выполняются! Одна нога здесь, другая там. Быстро! И "Беломор" купи!

Саша позвонил жене, сказал, что задержится. Мы сидели до часу ночи.

Муторно было на душе. Иногда хотелось дать ему в морду. Иногда я сочувствовал ему и его парням. Сложные чувства вызывали его рассказы. Неужели все это так, как он рассказывает? В наших газетах - тишь да гладь. "Ограниченный контингент советских войск оказывает братскую помощь афганскому народу..." Но давно поговаривают, что привозят солдат в цинковых гробах, тихо хоронят, проводят с родственниками беседы, просят не распространяться...

И долго не мог заснуть - собаки лаяли, я вставал, бродил по гаражу, и почему-то представлял себе оскаленные трупы душманов, заваленных из крупнокалиберных пулеметов. И истерзанное тело закадычного друга "Витязя-01". Мрак какой-то...