Страница 11 из 35
– И говорили, – выкрикнул с места маленький усач.
– Говорили? И кто ей это сказал первым?
– Да разве вспомнишь кто, – задумалась Гвенда. – Може, и я. Панка совсем малая была, она какую-то гадость учинила, а я (я тогда только-только замуж вышла) возьми и скажи, что будешь такой поганкой, на тебе никто не женится. Так что я ее куда раньше Лупе сглазила…
– С этим понятно, – подвел черту под воспоминаниями Роман. – Теперь ты, девочка. Ты помнишь точно, что сказала Лупе Аглае во время их последней встречи?
– А как же, помню, – она доверчиво глядела на доброго и красивого кавалера – Мы с ней, с Лупе, с поля шли, а Панка навстречу. В шелковой юбке, – мечтательно протянула оборванная девчушка, – та мимо прошла, а потом Лупе вдруг остановилась, подумала и бросилась ее догонять.
– Догнала?
– Конечно, она ж швидко бегает.
– И что сказала, только точно говори, – почти крикнул войт.
– Сказала, – девочка подумала, – сказала, что если та идет в пущу, чтоб не ходила, потому нехорошо там.
– А Панка?
– Панка сказала, что куда хочет, туда и идет. А Лупе нахмурилась и тихо-тихо так говорит – «Ну иди, если хочешь, только как бы беды не было»
– По-моему, все ясно, – заметил Роман, улыбаясь войту – Покойную в селе не любили многие, в пущу та пошла по своей воле, никто ее не заманивал. Лупе, наоборот, хотела ее спасти, потому и предупредила. Она хорошая знахарка и почувствовала опасность. Сначала Лупе, видимо, не поняла, что там случилось, только знала, что в пуще «нехорошо». Когда же ей показали, что осталось от тела, она получила такой удар зла, что впала в состояние «черного сна» и сейчас ничего не понимает. Ее надо спасать, а то она просто умрет от истощения. Я считаю, Лупе надо оправдать, а я мог бы отвести ее в Таяну и там показать магу-медикусу.
– Данове, либр мает рацию[42] , – возвестил войт, к которому вернулась былая степенность. – Я вважаю, Лупе ничего такого не делала, а в пущу надо послать охотников.
– Или стражников, – выкрикнула Красотка Гвенда, – а то нагнали сюда дармоедов, лучше пусть ту зверюгу выловят.
– Молчать! – неожиданно тонким голосом завопил кругломордый, после чего вступил лысый.
– Ведьма виновата, – тихо и невыразительно сказал он. – Не спорю, дан либр очень нам помог. Он показал, что Белый Мост не виновен в укрывательстве Преступившей. Пока не виновен. Ибо упомянутая Лупе до вчерашнего дня скрывала свою сущность. То, что покойную в селе не любили, еще не дает никому права ее убивать. Ведьма вызвала демона, но не справилась с ним и потому пребывает в таком состоянии. Мы должны признать ее виновной и забрать в ближайший дюз[43] , где проведут обряд изгнания демона, после чего ведьма будет отвечать перед законом.
– Быть по сему, – с готовностью выдохнул мышевид.
Лысый встал, торжественно надел лежащий перед ним черный, словно бы обрубленный сверху колпак и возвестил, что жители Белого Моста признаны невиновными в сокрытии Преступившей, однако за то, что шесть лет пользовались услугами беспечатной ведьмы, им надлежит выплатить виру. Нареченная же Лупе признается виновной в злонамеренном убийстве посредством Запредельной магии, но в связи с невозможностью провести полное расследование дела на месте казнь откладывается на неопределенное время, а обвиняемая препровождается в Олецький дюз.
Роман взглянул на «нареченную Лупе», та по-прежнему пребывала во власти кошмара. Сельчане не расходились, но и вмешиваться не спешили. До них постепенно доходило, что они чудом избежали опасности. Синяки, похоже, не задержатся в селе, так как им нужно поскорее отвезти добычу в Олецьку, а назначенная вира была весьма скромной. Гвенда о чем-то быстро перешептывалась с Катрей, поглядывая на синеглазого либра. Посрамленная Целина чуть ли не с кулаками набросилась на девчонку-свидетельницу, младший корзинщик ее отпихнул, двое красномордых мужиков радостно вылупились на зрелище.
И тут раздался властный голос:
– Неужели фискальная стража Арции не в состоянии справиться с этой женщиной? – Спрашивающий, видимо, привык получать ответы немедленно.
Роман, не веря собственным глазам, уставился на седого всадника, умело управлявшегося с тяжелым вороным жеребцом цевской породы, незаменимой при длинных переходах. Рядом юноша в темно-синем бархате вздымал орифламму с нарциссами, а узкую деревенскую улицу заполоняли молчаливые тяжеловооруженные всадники. Герцог Эланда не мог выбрать более удачного времени, чтобы появиться на сцене.
Приободрившийся было кругломордый был потрясен, ошарашен, раздавлен. Похоже, ему никогда не случалось сталкиваться с особами королевской крови. Поганка Гонза незаметно отполз на задний план, но лысый не потерял присутствия духа.
«Эта тварь знает законы, – с тоской подумал Роман. – Герцог проезжает через земли империи с небольшим отрядом, он никогда не нарушит „Дорожную Нотацию“[44] , а коронные права не так уж и велики». Лысый же тем временем пустился в объяснения. Надо отдать ему справедливость, говорил он четко и понятно. Рене-Аларик-Руис рэ Аррой слушал, слегка склонив породистую голову к правому плечу. Роман, воспользовавшись случаем, рассматривал знаменитого адмирала. Герцогу было сорок восемь лет, то есть по человеческим меркам он был уже немолод, у него были правильные черты лица и неожиданные для дома Арроев пронзительно-голубые глаза. Когда-то, если судить по бровям и окаймляющей лицо короткой бороде, Рьего был темноволос, но таким его помнили немногие. Рене принадлежал к тем людям, про нынюшнюю жизнь которых, кажется, известно все и вместе с тем не известно ничего…
Глядя на невозмутимое лицо и сильные красивые руки, сжимающие поводья, Роман подумал, что если Аррой – противник, партию лучше сдать без боя. И еще по тому, как эландец спокойно выслушал лысого, оглядел судей, ни на ком не останавливая глаз, и мельком взглянул на Лупе, Роман понял, что адмирал уже принял какое-то решение.
Герцог спрыгнул с коня и направился к входу в иглеций, небрежно бросив: «Покажите мне останки!» Зажмурившийся клирик покорно сдвинул крышку. Если Рене и потрясли лежащие в гробу окровавленные лохмотья, он умело скрыл свои чувства.
42
Мает рацию (фр.) – прав в своих рассуждениях.
43
Дюз – в Арции небольшой монастырь-тюрьма, принадлежащий равно Церкви и светской власти, где велись формально находящиеся в их совместном ведении дела о недозволенном колдовстве, оскорблении властей и богохульстве. В большинстве случаев клирики в дела следователей не вмешивались, автоматически утверждая приговоры.
44
Дорожная нота – трехсторонний договор между Эландом, Таяной и Арцией, согласно которому эландцы и таянцы получали право на свободный проезд через арцийскую территорию от Гверганды вдоль Лисьих гор до Гремихинского перевала.