Лунный парк

Остерегаясь незваных визитеров, мы наняли двух охранников (один явился Франкенштейном, другой выступал в маске Дика Чейни) и поставили их возле входа за ограждением из бархатного троса, снабдив каждого забрызганным кровью списком приглашенных и рацией. Один из моих студентов взялся снимать вечеринку на видеокамеру.

Я шел мимо кухни, где Джейн совещалась о канапе с девушками из наемной обслуги, несколько вызывающе наряженными кто сексуальными ведьмами, кто чрезвычайно соблазнительными кошечками. За ними сквозь стеклянные раздвижные двери, ведущие на задний двор, видно было, как подсыпают холодный лед в пузырящееся джакузи, где подводное освещение заменили темно-бордовой лампочкой, чтоб было похоже на зловещий котел. Венцом всей декорации было шутейное кладбище, покрывавшее девять акров; от заднего двора до ряда темных деревьев поле было усеяно могильными плитами, а у ближайшей пластмассовый вурдалак вгрызался в резиновое бедро.

В гостиной диджей устанавливал тщательно подобранную саунд-систему напротив шелкографии Энди Уорхола, изображающей меня с пером в руке; я представился, и мы прошлись по списку песен: «Похороны друга/Любовь истекает кровью», «Призрак в тебе», «Триллер», «Колдовская женщина», «Бедовая», «Рианнон», «Сочувствуя дьяволу», «Оборотни в Лондоне», «Девушка-привидение», «Монструозное пюре»,[7] и т. д., и т. п.

Диджей уверил меня, что «страшилок» у него достаточно и хватит на всю вечеринку. Напротив расположился бар, в котором председательствовал оборотень, занятый приготовлением специального коктейля: пунша «Маргарита» с ароматом мандарина и плавающими зелеными паучками из цедры лайма, который будут черпать огромным черепообразным ковшом (у меня в руках будет банка безалкогольного пива, полная этого самого пунша). На внешней стороне стойки я заметил ряд отрубленных рук.

Дети сидели наверху. Робби с приятелем самозабвенно резались во что-то на второй «плей-стейшн» (зомби с гаубицами, атакующий минотавр, инопланетяне-убийцы, силы ада, «Дай я тебя съем»), а Марта присматривала за Сарой, которая в сотый раз уставилась в мультик «Чико – койот, которого не так поняли». Поскольку на вечер о них есть кому позаботиться, осталось решить вопрос с собакой. Я заметил, как Виктор без особого интереса обнюхивает одно из множества чучел черных кошек, расставленных по всему дому, и позвал Джейн, чтоб она отвела его в гараж. Минуты две мы с Виктором упражнялись, кто кого переглядит, но тут из кухни вышла Джейн и просто позвала пса, даже не взглянув на меня.

Виктор поскакал к Джейн, скалясь и размахивая хвостом, и, когда она его уводила, обернулся и недобро глянул на меня. Оставлю его в покое. У собаки свой мир и свои мотивы, у меня – свои.

Снова зазвонил мобильный. Кентукки-Пит уже приехал, но его не пропускал Франкенштейн, который тут же позвонил мне по интеркому и сообщил, что некто – кого нет в списках, наряженный останками Слима Пикенса,[8] – с нетерпением ждет возле бархатного барьера. Я пошел к двери:

«Подожди, чувак, я сейчас», – сказал я Питу, сопроводив слова омерзительным натянутым хихиканьем.

С Кентукки-Питом, неунывающим динозавром из семидесятых, меня свел один из моих студентов. Полный, с длинной седой шевелюрой, в сапогах из змеиной кожи, с тату миролюбивого скорпиона (тот улыбался, сжимая в клешне бутылку «Короны») на покрытом язвами от нестерильных игл предплечье, он был полной противоположностью наркоторговцам, которых я знал на Манхэттене: стриженых, симпатичных парней в костюмах от Пола Смита на трех пуговицах, мечтающих «вписаться» в киноиндустрию.

Недостаток лоска Кентукки-Пит компенсировал широчайшим ассортиментом: он продавал все – от зеленых капсул супервикодина до привезенного из Европы ксанакса в таблетках по два миллиграмма, от пропитанного PCP крэка и спрыснутых жидкостью для бальзамирования косяков до чудесного чистейшего кокса, который мне, собственно, и был нужен (с парой таблеток ксанакса по два миллиграмма в придачу, естественно, чтобы заснуть спокойно).

Джейн застукала его на первой неделе октября, когда мы отвисали в медиа-комнате, просматривая DVD «Американского психопата», и я сказал ей, что он – мой студент. Когда она потащила меня на кухню и с недоверием посмотрела в глаза, я уточнил: «Он уже в аспирантуре, милая.

Он аспирант». (Когда мы встречались с Джейн в восьмидесятых, она употребляла от случая к случаю – бывало, не отказывала себе в удовольствии, но чаще воздерживалась.) Я не хотел, чтоб Джейн видела его сегодня, поэтому надо было разобраться по-быстрому – хотя дом уже погрузился в настолько глубокий и интенсивный пурпур, что она легко могла спутать его с каким-нибудь ряженым. Если Джейн и наткнется на него, придется сказать ей, что это студент в костюме «седого золотоискателя».

Впустив Кентукки-Пита, я несколько поколебался, прежде чем предложить ему «Маргариту», быстро провел в свой кабинет, запер дверь и достал кошелек. Все равно он торопился: к восьми ему нужно было успеть в колледж, чтобы продать кучу наркоты разношерстному студенчеству. Когда он попросил у меня трубку в долг, я открыл сейф. Он допил пунш и шумно, с удовлетворением выдохнул, мурлыча под «Время года» в исполнении «Зомби».[9] («Как тебя зовут? Кто твой папа? Богат ли он? Богат ли он, как я?») – А там что? – спросил он, вытягивая шею, и добавил: – Прикольное сомбреро.

– Тут я держу кэш и оружие.

Я залез внутрь и вытащил стеклянную трубку, возвращать которую после использования не следовало ни при каких обстоятельствах. Что мне нужно – это две восьмушки чистого стафа и пара граммов бодяженного для пьяных гостей, которые сядут на хвост, но будут настолько убранными, что и разницы не заметят. После совершения транзакции, в ходе которой я получил скидку в обмен на трубку, я засунул крепко упакованные разноцветные мешочки в карман, вывел Кентукки-Пита из дома и повел вдоль усеянной тыквами лужайки, пока тот восхищенно оглядывался на искусно декорированный дом.

– Bay, да у тебя тут целая пещера ужасов, – одобрительно пробурчал он.

– Мир полон ужасов, чувак, – поспешно отозвался я, посматривая на часы.

– И дьявольщины, чувак, всякой чертовщины.

– Сегодня вечером духи будут стонать, старина, – сказал я, маневрируя им в сторону мотоцикла, криво припаркованного на обочине, – у тьмы нет от меня секретов, чувачок. Это мой праздник, и я готов ко всему.

Несмотря на конец октября, бабье лето на сдавалось, и я поеживался, хотя погода была совершенно не осенняя, пока Кентукки-Пит объяснял мне истоки этого праздника: Хэллоуин пошел от кельтского дня Самайн – последнего числа их календаря, единственного дня в году, когда мертвые могли вернуться и «схватить тебя, чувак». И если тебе нужно было выйти из дома, приходилось наряжаться и притворяться мертвецом, чтоб одурачить настоящих мертвецов, чтоб они тебя не трогали. Я кивал и все повторял: «Мертвецы, ага, мертвецы». Из дома доносилось «Время года».

– Адьос, амиго, – сказал он и газанул.

– Всегда рад встрече, – ответил я, похлопывая его по спине.

После чего вытер ладони о джинсы и понесся обратно в дом, где, закрывшись в кабинете, снюхал две огромные дороги и, облегченно вздохнув, поспешил к бару с пустой банкой из-под безалкогольного пива и заставил оборотня наполнить ее пуншем. Вот теперь я был готов к празднику.

Стали съезжаться гости. Костюмы были все больше предсказуемые: вампиры, прокаженный, Джек Потрошитель, монструозный клоун, двое убийц с топорами, некто, прятавшийся под широкой белой простыней, замаранная мумия, пара дьяволопоклонников, а также несколько фотомоделей и изъеденный чумой крестьянин; все мои студенты, как и ожидалось, нарядились зомби. Некто, кого я не признал, пришел в костюме Патрика Бэйтмена, и меня это нисколько не повеселило, напротив – напрягло; я наблюдал, как этот высокий симпатичный парень в окровавленном костюме от Армани (той, старинной коллекции) слонялся по дому, разглядывая гостей с таким видом, будто они – его добыча, и я тихо бесился, отчего даже кайф пошел на убыль, однако еще одно посещение офиса восстановило мои позиции. Гости стали сбиваться в кружки. Я был вынужден познакомиться с некоторыми из родителей друзей Сары и Робби, мы обсудили очередную национальную трагедию, прежде чем разговор перешел на темы не более волнующие, чем погода на прошлой неделе: дочку не взяли в тот садик, который хотелось, судья в футбольном матче принял несправедливое решение, кто-то хочет организовать книжный клуб, а когда я предложил начать с одной из моих книжек, в ответ услышал смех, каким обычно, что называется, «скрывают неловкость». Джейн изящно сдерживала раздражение, играя радушную хозяйку, а я с нетерпением ждал мистера Макинерни, у него были чтения в городе, и он уже звонил, снова спрашивал адрес. В какой-то момент Джейн потребовала, чтоб я нацепил гитару, хранящуюся в моем кабинете (пережиток прошлого, сувенир студенческих лет, когда я играл в группах и думал, что буду как Пол Вестерберг[10]), чтобы скрыть под ней цветок марихуаны, который, как она заметила, вызвал озабоченные взгляды у некоторых родителей. И вот я уже кручусь по вечеринке и, встречая гостей, бренчу на гитаре – шикарный способ полностью обезоружить студентов, желающих обсудить свои рассказы, что всегда было для меня наименее интересной темой разговора, а уж сегодня мне совсем не хочется слышать: «Мистер Эллис, а вы еще не прочитали „О чем я думал, когда выдавал ему в рот“?» И, в сущности, я ни на чем не останавливал свое внимание, пока не появилась Эйми Лайт.

7

Имеются в виду песни «Funeral for a Friend/Love Lies Bleeding» Элтона Джона (1973), «The Ghost in You» группы Psychedelic Furs (1984), «Thriller» Майкла Джексона (1982), «Witchy Woman» группы Eagles (1972), «Evil Woman» группы Electric Light Orchestra (1975) – или же одноименная песня Black Sabbath (1970), «Rhia

«Werewolves of London» Уоррена Зевона (1978), «Spooky Girlfriend» Элвиса Костелло (2002), «Monster Mash» Бобби Пикетта (1962) – или же одна из многочисленных кавер-версий Beach Boys (1964), Bonzo Dog Band (1969).

8

Слим Пикенс (Луи Берт Линдли-мл., 1919–1983) – актер вестернов, наездник родео; особенно запомнился исполнением роли майора Конга в черной комедии Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я разучился волноваться и полюбил Бомбу» (1964); ему посвящен рассказ Говарда Уоддропа «Ночь черепах», главный герой которого, техасский шериф, носит имя Берт Линдли.

9

То есть «Time of the Season» – песня группы Zombies, заключительная на альбоме «Odessey and Oracle» (1968).

10

Пол Вестерберг (р. 1959) – лидер The Replacements (1979–1991), знаковой группы американского постпанка и инди-рока.