Страница 16 из 23
– Что случилось? – спросила она, втаскивая его в дом.
– Тяжелый день.
– В каком смысле? – Она начала снимать с него пальто.
– У одного пациента остановилось сердце. Меня перехватили уже на выходе из больницы.
– И как он сейчас?
– Нормально. Но некоторое время был на грани. Совсем еще молодой мужчина, всего сорок. Женат, есть ребенок, – Он вздохнул. – С ума можно сойти.
Ким сочувственно кивнула, представив, какое горе могло свалиться на семью этого незнакомого ей человека. Она снова занялась Тони, не зная, как помочь ему стряхнуть с себя усталость и переживания этого дня. В полутемном коридоре Тони казался старше своих лет и даже ниже ростом, будто груз ответственности и сопереживание чужой боли придавили его к земле. «Интересно, сколько раз отец приходил домой в таком же состоянии?» – подумала Ким.
Стоя в прихожей родительского дома, с пальто Тони в одной руке и с букетом в другой, она не могла удержаться от сравнений с другой парой – родителями, стоявшими в этой прихожей двадцать лет назад.
Тони посмотрел на Ким, и губы его тронула усталая полуулыбка.
– Извини, я сейчас приду в себя. Знаю, что должен оставлять все это за дверями больницы, но порой это нелегко. Я так и не смог окружить себя толстой скорлупой, которая, по словам твоего отца, необходима в нашей работе. Он считает, что когда врач принимает страдания пациентов слишком близко к сердцу, это пагубно отражается на его профессиональных качествах и нарушает душевное равновесие. Все вместе это ведет к ранней усталости души.
– Но ты, кажется, говорил, что он сам принял большое участие в судьбе той девочки, которой была необходима операция по пересадке…
Тони кивнул:
– Да. Полагаю, даже у мэтров бывают моменты слабости. – Он пожал плечами и провел пальцами по волосам. – Как бы там ни было… – Он вдруг умолк, словно улыбка сейчас как следует разглядел ее. – Какая ты сегодня красивая. – Тони обнял ее за талию и поцеловал. – Мм, – пробормотал он улыбаясь. – Мне уже лучше. – Продолжая обнимать ее, заглянул в гостиную и обомлел.
Ким чуть не расхохоталась, так он был поражен старомодной обстановкой.
– Глядя на все это, хочется побыстрей убежать на дискотеку, да? – сказала она.
Тони посмотрел на тяжелые дубовые панели и протертый ковер.
– Теперь, после твоих слов, я тоже подумал об этом.
– Отец ничего не менял с тех пор, как мы с матерью уехали, – сказала Ким, высвобождаясь из его объятий. Она бережно положила цветы на столик и пошла вешать его пальто.
– А это что? – спросил Тони, указывая на толстый пушистый коврик у камина.
– Коврик.
– Это коврик? Больше похоже на какое-то животное, – пошутил он.
– Мои школьные товарищи называли его «коврик для петтинга».
– Да? Они назвали его так, основываясь на собственном опыте, или это были мальчики, о которых ты мечтала в ванной? – В глазах у него зажглись огоньки-, когда губы Ким дрогнули в улыбке.
– Это были мальчики из ванной, – призналась она.
Тони усмехнулся и подошел к фотографии, стоявшей на каминной полке.
– Это ты?
Ким закрыла дверцу шкафа и занялась букетом.
– Да, здесь мне пять лет. А это мои родители.
Тони взял снимок в руки и вгляделся.
– Твоя мать была красивой женщиной.
– Да. Она была красивой.
– А ты тоже была очень хорошенькой. Даже красивой.
Ким закатила глаза:
– Спасибо.
– Ты и сейчас красивая, ты же знаешь.
Ким почему-то всегда реагировала на комплименты как маленькая девочка, которую впервые назвали барышней. Вот и сейчас она ужасно смутилась и постаралась сменить тему.
– Хочешь есть? – спросила она.
– А что, это пахнет ужином? – Тони был приятно удивлен ее вопросом.
Ким кивнула:
– Когда ты предупредил, что опоздаешь, я решила приготовить что-нибудь и поужинать дома. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Возражаю? Да я просто в восторге! А ты, оказывается, еще и готовишь? – поддразнил он.
– Между прочим, – заметила Ким, – это мое фирменное блюдо. – И пошла на кухню за вазой для цветов.
После того как они поели и составили посуду в посудомоечную машину, Ким показала Тони первый этаж дома.
– О, бассейн?! – восхитился Тони.
Ким улыбнулась:
– Да, у отца есть бассейн.
– Вам нужно снять крышу, и, когда он замерзнет, получится отличный каток.
– О, конечно, – засмеялась она, уверенная, что это всего лишь шутка. – Мы обязательно так и сделаем.
– Я серьезно.
– Я передам это папе. Не сомневаюсь, что он последует твоему совету. Мне уже видится, как он будет выделывать пируэты на этом катке.
Тони засмеялся.
– Твоему отцу нужно начинать упражняться. К счастью, он не страдает от лишнего веса, но состояние его далеко не идеально.
– Так скажи ему об этом.
– Гаркави уже, сказал.; Но ты же знаешь, какай твой, отец упрямый. Кстати, я знаком с одним человеком, которому он передал это качество по наследству.
Тони улыбался. С бокалом вина в руке он зашел в небольшой рабочий кабинет и увидел этюдник, на котором стояла картина Ким.
– Можно взглянуть?
– Конечно. Она почти закончена. – Ким включила свет и кивнула на картину:
– Это рождественский подарок отцу.
Тони приблизился к холсту. Богатый, насыщенный пурпур кружился тонкими лентами вокруг сильных красных линий, и легкие воздушные облачка желтого выплывали из глубины темно-зеленого фона. Необычная цветовая гамма вызвала у него сложные ассоциации.
– Замечательно.
Ким посмотрела на Тони, пытаясь понять, насколько он искренен. Но нет, похоже, картина и правда ему понравилась.
– Я так намучилась с ней, а когда решила подарить ее отцу, как-то сразу все стало ясно, и работа пошла.
– Как это? Объясни.
– Пурпур – это отец. Это сильный упрямый цвет, очень похожий на него. Красный сигнализирует о любви, желтый – это надежда.
– А зеленый?
– Хорошо подходит для фона. – Она улыбнулась. – Надеюсь, ему понравится.
Тони кивнул и налил в бокал немного вина.
– Знаешь, Ким, – сказал он, помолчав, – я сегодня говорил с Гаркави, и мы считаем, что через пару недель твой отец уже сможет выписаться из больницы. Мне просто интересно… ты останешься в Энн-Арборе после того, как он вернется домой?
Она покачала головой и снова посмотрела на картину.
– Не знаю, пока не думала об этом. Это зависит от того, каким будет состояние здоровья отца.
Он шагнул к ней и поставил свой бокал на стол.
– С ним будет все в порядке. Но, честно говоря, я надеялся, что ты останешься в любом случае.
Ким вздохнула и продолжила разговор о здоровье отца:
– Откуда ты знаешь, что с ним будет все в порядке? И кто вообще может знать это наверняка?
– Уж поверь мне, я это знаю, – тихо сказал Тони, обводя пальцем контур ее губ.
Она улыбнулась, когда он потянулся к ней губами.
– По-моему, ты уже говорил это раньше.
Он взял ее за руку и повел в гостиную. Там они сели на диван поближе к огню, и Тони усадил ее к себе на колени.
– Ты думаешь, что можешь читать мои мысли, но боюсь, моя дорогая, ты не настолько проницательна, как тебе кажется.
Ким игриво улыбнулась.
Он заключил ее в объятия и стал целовать таким настойчивым поцелуем, что у нее невольно вырвался стон желания.
– Если ты дашь мне шанс, – прошептал он, пока она переводила дыхание, – то, может быть, поймешь, что мы гораздо больше подходим друг другу, чем ты предполагала.
– Надо тебе сказать, врачи – совсем не мой идеал, – сказала она, подставляя шею его поцелуям.
– Даже те, что могут починить разбитое сердце? – спросил он, просунув руку ей под блузку. Его пальцы скользили по ее груди, нежно массируя.
– Даже те, что обольщают девушек при помощи текстов-с открыток «Холмарк» [2], – пробормотала она, закрывая глаза. – так как в этот момент Тони умело расстегнул ее бюстгальтер.
2
«Холмарк» – торговый знак приветственных и поздравительных открыток со стандартными пожеланиями на все случаи жизни