Страница 22 из 34
Повезло, между прочим. И мамин фонарик, который вечно и днем-то найти не могут, тоже в кухне валяется. На окне. Ася сразу нашла.
— На! — отдала Богданову папин.
Он все же гость. Гостю надо лучшее отдавать, а у папы фонарик сильнее.
Богданов схватил и нырнул обратно под одеяло. Сопит оттуда, одеяло под себя подтыкает. Так долго возится!
— Ну, горит? — торопит Ася.
Ничего не горит. Он еще и не зажигал,
Темно. Даже страшно почему-то. Вдруг Ася видит — одеяло, под которым Богданов, вдруг изнутри засветилось каким-то таинственным светом и вокруг от него таинственное мерцание. И этот таинственный свет со своим мерцанием еще сам собою шевелится вместе с одеялом.
Фингал вскочил и насторожился.
— Привидение! — шепотом закричала Ася.
Все-таки она, значит, помнила, что надо шепотом. А то сразу застукают.
Богданов вынырнул из-под одеяла:
— Где привидение? Где?
— Вон! — Ася тычет. — Под одеялом! Светится!
— Я фонарь зажег, — смеется Богданов.
Ася совсем забыла. А ну еще! У нее же тоже фонарик. Она сама тоже сейчас попробует. Пусть Богданов смотрит.
— Ну?! — шепотом кричит Ася.
— Здоровски! — смеется Богданов. — Привидение!
— Теперь — с книжкой! — придумала Ася.
Со стола схватила, первую, что в руки попалась. И скорее на раскладушку. Одеяло со всех сторон подоткнула, чтоб ни единой дырочки. Фонариком щелк!…
Вдруг такой свет. Ослепительный. Ася зажмурилась.
Люстра горит вовсю. Папа, в халате, стоит около выключателя. Как он подкрался? Даже Фингал не слышал. Застукал все-таки!
— Так… — наклонился над Асей и шарит под одеялом. — Значит, почитываем? Я вас предупреждал. И чего мы почитываем? Так. Учебник! Русский язык! Полное безобразие — учебник с фонариком среди ночи читать. Дня тебе не хватает! Страсть к образованию ее, видите ли, охватила!…
Ругается, а глаза смеются.
— Охватила! — хохочет Ася. — А если она меня вдруг охватила?!
— Еще и хохочет, — возмущается папа. Глаза все равно смеются. Что, Ася своего папу, что ли, не знает? — Я добром вас предупреждал. Теперь берегитесь. А у тебя, интересно, что?…
— Ничего у меня, — объяснил Богданов.
— Так. Ну, фонарик, это во-первых. Подлежит конфискации, — папа и у Богданова фонарь отобрал. — А во-вторых…
Пошарил у Богданова под подушкой и вдруг вытащил книжку,
— А во-вторых, пожалуйте, — «Все о лошади»! Это как прикажете понимать? Я ведь тебя персонально предупреждал, Вадим, дружище?!
Богданов до того удивился, что сперва вообще онемел.
— Я эту книжку не брал, — потом говорит.
— Ясное дело, не брал, — кивает папа. — А как она к тебе под подушку попала? Или это Аськины штучки?
— Нет, — отказалась Ася. Она сама ничего не понимает.
— Не знаю, как она попала, — рассердился Богданов.
Он никогда ничего не читает. Разве Богданова-мама не говорила? Он читать не любит.
— Ясное дело, — кивает папа. — Эта книжка сама тебе запрыгнула под подушку. Бывает…
Так и не поверил Богданову.
Еще папа сказал, что это Исключительная! Потрясающая! Обалденная! книжка про лошадей. Там про лошадь — вся правда. Он за этой книжкой охотился. Специально! Сам будет сейчас читать. Он большой, ему можно.
Забрал. Погасил свет. И ушел.
Богданов ворочается в темноте на диване.
— Ты мне веришь? — вдруг говорит.
— Верю — сразу ответила Ася.
Все равно ворочается.
— А ты читала? — вдруг еще спрашивает.
— Что? — Ася не поняла. Совсем уж запуталась!
— Ну… эту книжку…
— Нет, — созналась Ася.
Она только картинки смотрела. Папа недавно принес. Ася не думала, что эта такая Исключительная! Потрясающая! и Обалденная! книжка. Откуда же она знала? Ася больше любит читать про собак. И еще сказки…
— Не отдаст теперь? — даже привстал Богданов.
Ася не знает. Можно, конечно, попросить,
— Попросишь?…
Богданов встретил лошадь на днях. Она за цирком одна стояла. В темноте. Со своей телегой. Никто к этой лошади не подходил.
Ася представила. Вечер. Цирк так и сверкает. Огни. Афиши. Музыка гремит изнутри. Со всех сторон через площадь бегут нарядные люди с билетами. Машут своими билетами, будто это флажки. А за цирком, где темно и служебный вход, стоит одинокая лошадь с печальной мордой. И так одиноко жует своими печальными губами.
Никому до нее дела нет! А она, может, привезла выступать дрессированных собачек. Собачки — в бантах — бегут по сверкающей арене на тонких ножках. Весь цирк им хлопает. А лошадь все стоит одна в темноте…
Это счастье, что Богданов к ней подошел. Лошадь вздохнула прямо ему в лицо. С таким облегчением!
— Я тоже бы подошла, — сказала Ася.
Богданов знает. Он потому и рассказывает. Обидно, что нечего было этой лошади дать. У Богданова сахар в кармане был. Но потерялся, там дырка. Лошадь сахарные крошки у него с ладони слизала.
— Надо ей завтра снести, — сразу решила Ася.
Если она только завтра будет. Богданов не знает, как эта лошадь работает. По каким дням? Когда у нее выходной?
Ася хотела сказать, что можно каждый вечер к цирку ходить. Это близко. Дома даже не хватятся. Но не успела уже сказать. Вдруг сразу заснула. И Богданов все равно не услышал бы. Он уже спал.
А как эта книга — «Все о лошади» — попала Богданову под подушку, до сих пор неясно. Это просто какая-то тайна.
Ласковый друг для души
Фингал, Богданов и Ася перебежали через дорогу и оказались в сквере. Ася взяла Фингала на поводок, мало ли что. И правильно сделала, потому что сразу им навстречу шагнул мужчина. У него были руки в карманах и большой подбородок.
— Твоя овчарка? — спросил мужчина.
— Моя, — подтвердила Ася.
— С родословной?
Ася и это подтвердила.
— А родители где же? — спросил мужчина. Его большой подбородок, на который Ася невольно почему-то все время смотрела, тяжело шевельнулся в шарфе.
— Дома, — сказала Ася.
По крайней мере, когда Фингал, Богданов и Ася уходили, они были дома. Они еще спали. Ася надеялась, что и сейчас еще спят.
— Интересно, — засмеялся мужчина с подбородком. — Тебя послали?
Ася ничего не ответила. Никто, конечно, не посылал. Фингал, Богданов и Ася сами ушли, пока они спят.
— И сколько за него хочешь? — спросил мужчина.
Ася даже не сообразила, о чем он.
— Она ничего не хочет, — хмуро сказал Богданов.
— А ты кто такой? — удивился мужчина, будто только сейчас заметил Богданова. — Это же не твоя овчарка.
— Я Фингала не продаю, — обиделась Ася.
А Фингал зарычал сквозь намордник. Он, конечно, даже представить себе не мог, что можно его продать. Что кто-то даже может такое подумать! И, наверное, решил, что этот мужчина с подбородком приценяется к его Асе. И ужасно оскорбился за Асю.
Так и рванулся к мужчине. Хорошо, что Фингал был на поводке!
— О, злющий… — почему-то обрадовался мужчина.
Если бы. Ася Фингала сейчас спустила, он бы не радовался.
Но вообще-то напрасно Фингал так уж не мог представить, что кто-то кого-то вдруг может продать. Не Фингала, конечно! Но вообще. В этом сквере, под березами, мирно шелестящими остатками своих листьев, все как раз продавали кого-то…
Грустное, если подумать, место.
Сидит, например, сенбернар. Нервничает! Еще вчера хозяйка так его обнимала. А сегодня даже не смотрит в глаза. Рядом стоит, как чужая. И почему-то, вдруг чувствует сенбернар, — даже хочется на нее рыкнуть. На хозяйку-то?! Он прямо сходит с ума, — чувствует сенбернар. Или щенята играют в песке. Возятся. Хватают друг друга за лапы. Их рыжая мама, похожая на лисицу, лежит тут же и радуется, какие у нее дети. Вдруг кто-то начинает щенят хватать, щупать, заглядывать в рот, есть ли зубы. А хозяин помогает заглядывать, кричит на рыжую маму, чтоб не мешала, толкает ее ногой, уговаривает кого-то. Щенята испугались, визжат…