Последний

— Я пообещал, — твердо сказал Леград. — Все что у меня есть это моё слово. И мой меч. Поэтому я и прошу помочь задать вопросы в правильном месте.

— А вот за это можно и головы лишиться, — предостерег его Мелгот, возбужденно прикусив губу. — Хранитель, говоришь, помер? Серьезно. Очень серьезно.

— Так что? Поможешь? — наклонил голову Леград. Он был готов к любому ответу. Заранее понимал и принимал любую реакцию приятеля.

— Эх, чует моя печень не стоит в это дело лезть, — Мелгот встряхнул свои волосы и глаза его сделались веселыми. Шальными. — Попробуем помочь.

Глава четвертая

РОДНАЯ КРОВЬ

Осенние ночи в старом добром Крессиме всегда были темны. Как и мысли тех, кто любил разгуливать по его старым улочкам по ночам. Начиная от фантазий молодого юнца, который находясь во власти похоти презирая законы морали крался в район красных фонарей, чтобы найти себе утеху. И заканчивая замыслами душегуба, коварно поджидающего неудачников в темноте за углом. В осенние ночи, на улицы старого доброго Крессима выползало все, что днем пряталось под маской порядочности и добродетели.

Ночью встречались между собой ученики противоборствующих школ, когда ясно было, что драка будет до смерти. Ночью, напившись горькой, новые друзья могли сбросить получившего заработок поденщика в канал, на радость утреннему патрулю. Ночью, примерная ученица школы Послушания, выходила на улицу преображенная силой поселившегося в её сердце суккуба, чтобы разыграть из себя продажную девку. Те кто хранил покой Крессима — маги, сыщики, солдаты — они прекрасно знали, насколько сумрачны помыслы обитателей ночных улиц. Но все же даже они не были всеведущими. Иначе нипочём не допустили бы того, что случится в Крессиме нынешней ночью.

— Значит опять ничего? — голос вопрошающего был безрадостен. За окнами длинного музейного зала горели, утопающие в сыром тумане латерны[9]. Их ровный свет размазывался в серых клубах, подкрашивая высокие проёмы в грязно-желтоватый цвет.

— Все обыскали, старший! — принялся торопливо рассказывать второй голос. Его обладатель стоял опустив руки на узорчатой ковровой дорожке в тени колоннады. — Никаких следов. Может его забрали в хранилище?

— По бумагам он должен быть здесь, — развенчал нелепые надежды Гилом, разглядывая чёрный картуш над входом в павильон. Выпуклый свиток растрескался от времени и теперь казалось, что его покрывает вязь, готовых сорваться на головы нечестивцев молний. Однако ж предводитель Волков Крессима — лихих отчаянных оторвиголов — не боялся древней магии. На его стороне были прогресс и благосклонность Великих.

— Его не могли забрать отсюда. Кому ещё мог понадобиться старый хлам, в котором нет ни капли магической энергии? Поторопились мы все-таки прирезать смотрителя, могли бы сейчас спросить, — сокрушился он.

Подчиненный соболезнующе пожал плечами, быстро глянув на противоположную стену музея. Расположенные в павильоне картины относились к серии 'Десять обличий Бездны' и действовали на нервы любому зрителю. Особенно сейчас, ночью, когда в павильоне залег полумрак, и заботливо расставленные лампадки маслянисто подсвечивали древних чудовищ и их жертв. Вилы, котлы, свежевание живьем — пугающая сторона искусства.

— Что нам делать? Холл и весь первый этаж уже осмотрели. Теперь парни возятся в подземном хранилище, но и там похоже ничего.

Гилом приподнял голову, словно бы ожидая увидеть искомый экспонат где-то на яшмовых кессонах[10] между перекрытий. Естественно там ничего не было, но красота музея поражала. Даже такого закоренелого в материализме типа как Гилом. Но там, где ценитель вечного замер бы с ущемленным сердцем, вспоминая кто из великих зодчих приложил руку к зеленому шедевру, Черствый (как называли его за сухость облика) лишь пожалел, что нельзя наведаться сюда с киркой, дабы выковырять красоту себе на память.

— Ищите, — упрямо приказал он, доставая из кармана зеленое яблоко. Гилом очень любил фрукты. — У нас есть время почти до рассвета. Хоть стены долбайте, хоть полы. Что хотите, делай, но браслет мне найдите.

Помощник сокрушенно вздохнул. Он, не понимал, что такого важного в этом самом браслете, до сегодняшней ночи мирно пылившегося в казенном ларце. А вот Гилом прекрасно понимал, что после неудачи с той девахой, из-за которой он потерял нескольких толковых парней, наниматели с него не слезут. С живого.

— Клэмми, — любовно позвал помощника Гилом, сначала подышав на гладкий бок яблока, а потом вытерев его довольно грязным рукавом. — А что наши… пассажиры хм.

Клэм поежился и невольно оглянулся на выход, хотя они были только вдвоем. Искусство было не в счет.

— Этот ходит где-то тут. Не знаю, никто из парней его до сих пор не видал. Думаю, прячется в каком-то темном углу у лестницы. Бр-р.

Он не манерничал. Господин, вызвавшийся проводить Волков на охоту был способен вызвать ужас у кого угодно. Его напарника — посредника между Волками и нанимателем — стоило бояться хотя бы потому как уверенно он держался с этим. Гилом в своей жизни насмотрелся на отвратительных тварей, но этот господин был пожалуй пострашнее иного демона.

— На пути в хранилище, поищи его. Попроси помочь с покойником. Допросить…

Подчиненный сглотнул. Наверное он с большим удовольствием прыгнул бы в яму со змеями.

— Давай скорее, — прикрикнул Гилом на Клэма, с аппетитным хрустом надкусывая яблоко, так что кисловатый, сводящий скулы сок закапал на воротник засаленного камзола.

Тот развернулся, четко по-военному и пошел прочь из павильона. В ночной тишине музейных покоев стук его сапог зазвучал набатом.

'Нужно отыскать эту хренову безделку. Браслет. Одного никак не возьму в толк — отчего его нельзя было добыть тише, без шума? В Крессиме сейчас все покупается и продается, почему нельзя было купить смотрителя? Старикашка сам бы с радостью избавился от рухляди'.

Не в первый раз за ночь Гилом задался этим риторическим вопросом. И неожиданно для себя подумал — а может для его влиятельного заказчика это было просто делом принципа? Совершить преступление и кровопролитие ради удовольствия? Кто их разберет этих…

Клэм тихо проскользнул за приоткрытую створку двери оставляя старшего наедине с колоннадами, желтоватым туманом, за потеющими окнами и 'Десятью ликами Бездны' на которые Гилом до сих пор не глянул принципиально. Побаивался кого-нибудь узнать.

… Со звуком выпущенного из пушки ядра, дверь хлопнула о стену. Пороховыми струйками посыпалась крошка с дрогнувшего картуша. В зал снарядом влетело человеческое тело. Гилом замерев с яблоком у рта узнал своего верного помощника. Со скользящим звуком проехавшись по гладкой поверхности пола тот уткнулся головой в ковровую дорожку, сминая и комкая её.

Рука Гилома уронив яблоко упала на корд. Пальцы второй, ушедшей за спину, нежно обняли изгибы рукоятки отравленного кинжала.

Не отрываясь он смотрел как в павильон входит Зло. Мощного сложения человек… да какой человек! С первого взгляда Гилом понял кто предстал пред ним. Воспоминание ударило по памяти с кинжальной остротой. Эти глаза! Эти глаза нельзя было спутать или позабыть!

Ощерившись он отошел от окна, вставая между колонных аркад. Аккурат напротив демона. Со стороны картин донесся какой-то звук, похожий на скулеж. Изображения на мгновение ожили, на разный лад зашептав какое-то исковерканное, похожее на ругательство имя.

— Привет тебе, капитан Гилом, — глубоким, исполненным садистского удовольствия сказал пришедший. — Твоя Рота заскучала в огне Преисподней и прислала меня, забрать тебя домой.

За его спиной музей ожил звуками бегущих ног. Волки смекнув, что дело неладно бросились на подмогу к старшему. Успеют ли? А нужна ли ему эта помощь?

— Ну-ну, — прохрипел, почти харкая слова Гилом, переминаясь с ноги на ногу в боевой стойке. — Пришелец из прошлого? Славно, славно! Давай подходи, выродок! Я закончу, то что не успел!

Недобрый гость склонил голову набок. И глумливо заметил: