Случай

Ей просто необходимо было так поступить, но сделать это было не легко, совсем не легко. В сущности, этот шаг был больше, чем победа: восстать против человека в таком состоянии. Больше, чем победа, даже если бы он оказался хитрым и самоуверенным. Но ей все равно было не по себе.

В смотровом вагоне находились только два человека. Две пожилые женщины, и каждая сидела отдельно. Джулиет увидела большого волка, бегущего по снежной идеально гладкой поверхности маленького озера, и поняла, что и они тоже его видят. Но ни один возглас не нарушил тишину, и ей это понравилось. Волк не обращал никакого внимания на поезд, он не медлил, но и не торопился. Его длинная серебристая шерсть на кончиках становилась совсем белой. Неужели он думал, что такая шерсть делает его невидимым?

Пока она наблюдала за волком, в вагон вошел другой пассажир. Мужчина сел на противоположной стороне чуть наискосок от нее. Он тоже держал книгу. Затем появилась пожилая чета: она — маленькая и энергичная, он — большой, неуклюжий с тяжелой одышкой.

— Здесь холодно, — сказал он, когда они уселись.

— Хочешь, я принесу тебе куртку?

— Не беспокойся.

— Мне не трудно.

— Все нормально.

Через минуту женщина сказала:

— Уж тут-то все хорошо видно.

Он не ответил, и она повторила попытку:

— Здесь все вокруг видно.

— Было бы на что смотреть.

— Погоди, скоро будем горы проезжать. Это будет что-то! Как тебе завтрак?

— Яйца жидкие.

— Да, — сочувственно произнесла женщина. — Наверно, надо было пойти на кухню и самой их приготовить.

— На камбуз. Они называют кухню камбузом.

— Я думала, так только на кораблях говорят.

Джулиет и мужчина на соседнем ряду одновременно оторвались от своих книг, и глаза их встретились. В этом взгляде не было никаких эмоций. Через мгновение поезд стал тормозить, потом остановился, и они отвели глаза.

Поезд остановился у какого-то лесного поселка. С одной стороны от него находилась станция, выкрашенная в темно-красный цвет, с другой стороны — несколько домов того же цвета. Это были одноэтажные бараки для железнодорожных рабочих. По радио объявили, что поезд будет стоять десять минут.

Платформа была очищена от снега, и Джулиет, выглянув, увидела, что несколько человек вышли из поезда прогуляться. Она и сама бы вышла, но не без пальто же. Мужчина с соседнего ряда встал, и, не оглядываясь, пошел к выходу. Где-то внизу открылась дверь, и клубы холодного воздуха ворвались внутрь. Пожилой супруг спросил, что они здесь делают и как называется это место. Его жена пошла в переднюю часть вагона, чтобы узнать название станции, но ей это не удалось.

Джулиет читала о менадах. У Додда говорилось, что ритуалы происходили ночью, посреди зимы. Женщины поднимались на вершину Парнаса. А однажды в горах сошла лавина, и жриц пришлось спасать. Когда так называемых менад спустили с горы в негнущихся, как доска, одеждах, они с неистовством отдались спасателям. Джулиет такое поведение казалось весьма современным, оно каким-то образом объясняло безумство фанатов на концертах знаменитостей. Понимали ли это студенты? Не похоже. Вероятно, они вообще были настроены против любых развлечений, тем более участия в них. А те, что не были, не хотели этого показывать.

Прозвучал сигнал отправления, поток свежего воздуха прекратился, и поезд стало потряхивать. Джулиет подняла глаза, и немного впереди увидела, что паровоз исчезает за поворотом. А потом поезд накренился и так затрясся, что, казалось, дрожь прошла сквозь весь состав. Вагон закачался. Поезд неожиданно остановился.

Все сидели и ждали, что поезд снова тронется, и никто не разговаривал. Даже вечно жалующийся муж молчал. Минуты шли. Двери открывались и закрывались. Слышались мужские голоса, нарастало смятение и страх. Из соседнего вагона, где находился бар, послышался официальный голос, наверно, кондуктора, но что он говорил, расслышать было невозможно.

Джулиет встала и пошла в начало вагона, глядя поверх крыш передних вагонов. Она увидела несколько фигур, бегущих по снегу.

Одна из женщин подошла и встала рядом с ней.

— Так и знала, что что-нибудь случится, — сказала она. — Я почувствовала это еще тогда, когда мы остановились. Даже не хотела, чтобы мы снова трогались, чувствовала, что что-то произойдет.

Другая женщина тоже подошла и встала позади них.

— Ничего страшного, наверно, просто ветка упала на пути, — сказала она.

— У них есть такая штука впереди поезда, — ответила ей первая. — Она убирает все, что попадается на дороге.

— Может, она отвалилась.

Обе женщины говорили с северо-английским акцентом и без той сдержанности, которая присуща незнакомым людям при первой встрече. Теперь, когда Джулиет вгляделась в их лица, она поняла, что они скорей всего сестры, хотя у одной из них лицо было моложе и круглее. Значит, они путешествовали вместе, а сидели отдельно друг от друга. Может, поссорились?

Кондуктор поднялся по ступенькам в смотровой вагон. Он повернулся на полпути и произнес:

— Не о чем беспокоиться, господа. Кажется, мы натолкнулись на что-то. Приносим извинения за задержку, поезд тронется, как только это будет возможно. Мы еще немного постоим здесь. Проводник говорит, что через несколько минут в баре будет готов бесплатный кофе.

Джулиет хотела спуститься за ним. Но как только она встала, то почувствовала необходимость срочно вернуться в свой вагон за чемоданом, и ей уже было все равно, там ли все еще тот мужчина, которого она осадила, или нет. Пробираясь по вагонам, она то и дело сталкивалась с людьми, которые тоже куда-то шли. Некоторые прилипли к окнам по одну сторону поезда, другие толпились между вагонами, будто ждали, что дверь откроется. Джулиет некогда было задавать вопросы, но она украдкой слышала, что причиной остановки мог быть медведь, лось или корова. И люди рассуждали, что это корова могла делать здесь, в кустах, или почему медведи не спят в такую пору, или может, это пьяный уснул на рельсах.

На месте Джулиет никого не было. Место напротив тоже пустовало. Она подхватила свой чемодан и заторопилась в туалет. Месячные были ее проклятием. Один раз они даже помешали написать ей очень важный трехчасовой экзамен, потому что нельзя было выйти из аудитории.

Чувствуя прилив, боль в животе, головокружение и тошноту, она присела над унитазом, вытащила промокшую прокладку, завернула ее в туалетную бумагу и бросила в ведро. Привстав, она вытащила из сумки и прикрепила новую прокладку. Джулиет увидела, что вода и моча в унитазе стали красными от ее крови, и хотела смыть, но вдруг заметила надпись, запрещающую пользоваться смывом во время стоянки поезда. Конечно, имелось ввиду, когда поезд стоит на станции, и люди могу увидеть, что льется из туалета. А здесь он могла рискнуть. Но как только она дотронулась до рычажка, рядом послышались голоса. Не в поезде, а снаружи, прямо за матовым окном. Наверно, рабочие проходили мимо.

Она могла бы постоять здесь, пока поезд не тронется, но сколько же придется стоять? А если кому-то очень надо будет в туалет? Она решила, что единственный выход — это опустить крышку и выйти.

Она вернулась на свое место. Наискосок от нее ребенок четырех-пяти лет чирикал карандашом по раскраске. Его мама заговорила с Джулиет о бесплатном кофе.

— Может быть он и бесплатный, но, кажется, идти за ним надо самой, — сказала она.

— Вы не приглядите за мальчиком, пока я схожу?

— Я не хочу оставаться с ней, — сказал мальчик, не поднимая головы.

— Я схожу, — предложила Джулиет, но в этот момент в вагон вошел официант с кофейным столиком.

— Ну вот! Зря жаловалась, — сказала женщина. — Вы слышали, это было человеческое тело!

Джулиет покачала головой.

— На нем даже не было пальто. Кто-то видел, как он вышел из поезда и пошел вперед. Но никто даже не подумал, что он собирается сделать. Он, наверно, специально зашел за поворот, чтобы машинист не смог его сразу заметить.

Мужчина, сидевший на несколько рядов впереди женщины, сообщил: