Случай

А если Криста окажется грубой северной копией Брисеиды/ Хрисеиды, станет ли Джулиет презирать и Эрика?

Но как же она это узнает, если выйдет к шоссе и сядет в автобус?

На самом деле она и не собиралась на тот автобус. По крайней мере, так казалось. С уходом Эйло ей стало легче понимать свои собственные желания. Она встала, сварила себе еще немного кофе и налила его в кружку, а не в одну из чашек, которые Эйло оставила на столе.

Она была слишком взвинчена, чтобы ощутить голод, но все же рассмотрела на стойке бутылки, которые люди, наверно, принесли с собой на поминки. Вишневый бренди, персиковый шнапс, Тиа Мария, сладкий вермут. Бутылки были откупорены, но, очевидно, особой популярностью не пользовались. Полностью осушили бутылки, которые Эйло выставила за дверью. Джин и виски, пиво и вино.

Она налила в кофе Тиа Марии, и, захватив бутылку с собой, пошла в гостиную.

Это был один из самых длинных дней в году, но растительность, высаженная вокруг дома, — вечнозеленые кусты и красноствольные земляничные деревья — закрывала свет заходящего солнца. Сквозь застекленную крышу солнечный свет хорошо освещал кухню, а вот окна гостиной скорее походили на щели в стене, и сумерки в комнате сгущались все плотнее. На затертом полу, на квадратах фанеры лежали старые разлохмаченные коврики. Комната была меблирована странно и беспорядочно, в основном, диванными подушками, разбросанными по полу да парой потрескавшихся кожаных подушек под колени. Огромный кожаный стул откидывался назад таким образом, чтобы разгрузить ноги. Диван, покрытый настоящим, но очень потрепанным одеялом в стиле пэчворк, старинный телевизор, книжные полки из кирпичей и досок, на которых книг не было, а только множество старых номеров «Нэшинал Географик», журналы про корабли и несколько выпусков «Популярной механики».

Эйло, очевидно, еще не бралась за уборку этой комнаты: повсюду крошки и пятна от пепла, там, где пепельница опрокидывалась на пол. Джулиет пришло в голову поискать пылесос, если он есть, но потом она испугалась, что если начнет пылесосить, то что-нибудь обязательно случится, например, засосет эти тонкие коврики. Она села на кожаный стул и добавила в чашку немного Тиа Марии, потому что кофе уже заканчивался.

На этом побережье Джулиет ничто не нравилось. Слишком высокие деревья росли как-то скученно, ничем не отличаясь друг от друга, просто лес и все. Слишком величественные и неправдоподобные горы, слишком уж живописные острова, торчащие из воды пролива Джорджиа. А этот просторный дом, с покатыми потолками и потертыми полами казался ей застывшим и каким-то робким.

Время от времени слышался собачий лай, но не слишком настойчивый. Может, Корки стало одиноко и хотелось попасть в дом. Но у Джулиет никогда не было собаки; к тому же собака в доме стала бы всего лишь соглядатаем, а не компаньоном, и только стеснила бы ее.

А может, собака лаяла на забредшего в сад оленя, медведя или пуму. Что-то писали в ванкуверских газетах про пуму, напавшую на ребенка. Кажется, это было в этой части побережья.

И кому только приходит в голову жить в таком месте и постоянно сталкиваться с дикой природой, со свирепыми, мародерствующими животными.

Каллипареос. Милые щечки. Теперь она вспомнила. Слово Гомера заискрилось в ней. А вместе с ним она вдруг вспомнила все греческие слова, которые знала, и к которым даже мысленно не обращалась последние шесть месяцев. Она не преподавала греческий, поэтому все и забылось.

Так случается. Откладываешь что-то ненадолго, потом время от времени заглядываешь в шкаф за чем-то еще, вспоминаешь об этой вещи и думаешь: скоро понадобится. Потом полка заполняется все новыми и новыми предметами, и скоро той вещи уже не видно. В конце концов, ты вообще перестаешь вспоминать о ней.

О той, что была твоим главным богатством! Ты не думаешь о ней. Не осознаешь эту потерю, а через какое-то время едва ли вспомнишь о ней.

Так случается.

А если ты помнишь о ней? Если зарабатываешь на ней каждый день? Джулиет подумала о своих старших коллегах по школе: как мало волновал их тот предмет, который они преподавали. Взять, скажем, Хуаниту. Она выбрала испанский только потому, что он подходил к ее имени (она была ирландка), и ей хотелось хорошо говорить по-испански, чтобы путешествовать без проблем. Про нее не скажешь, что испанский — это ее богатство.

У очень, очень немногих людей есть такое свое сокровище. И если оно есть у тебя, надо держаться за него, не позволять себе свернуть с выбранного пути, не позволять другим отобрать его у тебя.

Тиа Мария в сочетании с кофе подействовала. Джулиет почувствовала себя беззаботной и всемогущей. В конце концов, она решила, что Эрик не так уж и важен. С ним она может просто пофлиртовать. Пофлиртовать — подходяще слово. Как Афродита с Анкием. А в одно прекрасное утро она уйдет, не прощаясь.

Она поднялась и нашла ванную, потом вернулась, легла на диван и накрылась одеялом. Ей ужасно хотелось спать, и она не заметила, что покрытое собачьей шерстью одеяло пахнет псиной. Когда она проснулась, было уже позднее утро, хотя кухонные часы показывали только двадцать минут седьмого.

У нее болела голова. В ванной стояла баночка с аспирином, и она взяла две таблетки. Затем умылась, причесалась и, достав из сумки зубную щетку, почистила зубы. Потом сварила кофе и съела кусок домашнего хлеба, не подогрев его и не намазав маслом. Она сидела за кухонным столом. Солнечный свет пробивался сквозь листву, оставляя круглые медные пятнышки на гладких стволах земляничных деревьев. Корки залаяла и лаяла до тех пор, пока во двор не въехал грузовик.

Джулиет услышала, как хлопнула дверца грузовика. Он заговорил с собакой, а Джулиет накрыла волна ужаса. Ей захотелось спрятаться (позже она говорила, что была готова залезть под стол, но ничего такого, конечно, не сделала). Это как в школе, перед объявлением победителя соревнований. Хуже было только то, что сейчас ей не на что было надеяться. И то, что никогда в жизни у нее уже не будет случая, который значил бы для нее так много.

Когда дверь открылась, она не могла поднять головы и сидела, сцепив пальцы в замок на коленях.

— Ты здесь, — засмеялся он с торжеством и восхищением, словно пораженный ее дерзостью и отвагой. А когда он развел руки, будто ветер ворвался в комнату, и это заставило ее поднять глаза.

Шесть месяцев назад она даже не знала, что этот мужчина существует. Шесть месяцев назад, человек, погибший под колесами поезда, был еще жив и, наверно, собирался в дорогу.

— Ты здесь.

По его голосу она поняла, что он хочет, чтобы она подошла. Она встала, совершенно оцепенев, и увидела, что он старше, тяжелее и темпераментнее, чем она его запомнила. Он потянулся к ней, и она почувствовала, что он окинул ее взглядом с головы до ног. Ей стало легко и радостно. Это было так удивительно! И так близко к ужасу.

Как потом оказалось, на самом деле Эрик не был так удивлен, как притворялся. Эйло позвонила ему накануне, предупредила о странной девушке Джулиет, и предложила ему убедиться, уехала ли девушка на автобусе, как собиралась. Он подумал, что Джулиет, наверно, правильно сделала, что воспользовалась случаем испытать судьбу. Но когда утром Эйло позвонила и сообщила, что девушка еще не уехала, он обрадовался. Но все же он не сразу поехал домой и Кристе ничего не сказал, хотя знал, что скоро ему придется ей все объяснить.

Все это Джулиет узнавала по крупицам неделями и месяцами, которые последовали потом. Некоторые подробности всплывали случайно, а некоторые — в результате ее неосторожных расспросов. Ее собственные откровения (по поводу недевственности) казались теперь совершенно не важными.

Криста совсем не походила на Эйло. У нее не было ни широких бедер, ни светлых волос. Эта темноволосая, худая женщина, остроумная, временами замкнутая стала лучшей подругой Джулиет и оставалась ею в течение многих лет, хотя и не бросила привычки тонко поддразнивать ее, иронично высмеивая их скрытое соперничество.