Страница 12 из 44
Словно почувствовав эту резкую перемену в ее настроении, мужчины, глухо ворча, расступились, пропуская ее к воротам. За их спинами снова завыли и заорали женщины. В этих нестройных воплях вдруг стало различимо чье-то имя, выкрикиваемое со злорадной угрозой:
— Гартах! Гартах! Гартах!
Медленно, в любое мгновение готовая к броску, Соня спустилась с крыльца и двинулась к воротам, стараясь не упустить ни единого движения в толпе.
Вдруг сзади послышался тяжелый топот и невнятные ругательства. Девушка тут же развернулась, готовая встретить опасность лицом к лицу. То, что она увидела, в другое время заставило бы ее расхохотаться: дородный хозяин, размазывая рукавом кровь, текущую из разбитого носа, другой рукой потрясал длинным вертелом, как боевым копьем, целясь в ненавистную гостью. Собрав все силы, он-таки метнул свое оружие, вонзившееся в землю у самых Сониных ног, и кубарем покатился вниз по ступеням. Его сухопарая жена, тут же выскочив на крыльцо, бессильно погрозила кулаком и с помощью, слуг кинулась поднимать тяжелое тело своего отважного супруга, жалобно причитая.
Но Соня не стала досматривать эту сцену семейной идиллии. Отвернувшись, она быстро зашагала к воротам, грозно поглядывая на явно робевших мужчин. А женщины, успевшие выскочить на площадь, орали там истошными голосами:
— Гартах! Прокляни её! Гартах! Прокляни ее! Гартах! Гартах!!!
Шепотом призывая на головы селян всевозможные напасти, Соня подошла к воротам. Ей пришлось пару раз угрожающе взмахнуть кинжалом и выбить жаровней топорик из рук расхрабрившегося юнца, чтобы выбраться на площадь. У колодца стоял, держа за повод кобылу, хромой прислужник постоялого двора. Он единственный из всех смотрел на девушку безо всякой вражды, даже в какой-то жалостью, как смотрят взрослые на заупрямившихся детей.
Не глядя на орущих поселянок, лишь краем глаза посматривая в сторону ворот, откуда высыпали вооруженные мужчины, Соня уронила под ноги жаровню, взяла из рук слуги повод и чуть заметно улыбнулась. Улыбка получилась вымученной и горькой. Хромой ещё раз сочувственно взглянул на нее и еле слышно прошептал почти не разжимая губ:
— Скорее уезжай отсюда, не дожидайся Гартаха!
Он круто повернулся и, не оглядываясь, пошел к воротам. Подружка беспокойно прядала ушами, испуганно пританцовывая на месте. Эта визжащая толпа пугала ее, и только присутствие хозяйки сдерживало благородное животное. Соня, успокаивая, погладила ее морду, похлопала по крутой шее и хотела было уже вскочить в седло, как вдруг раздавшийся в наступившей тишине вскрик словно пригвоздил ее к месту. Лошадь тоже словно окаменела.
Странный звук, то ли крик, то ли стон, повторился снова. Люди напротив Сони расступились, и прямо перед собой девушка увидела непонятное существо, которое в равной мере могло оказаться как мужчиной, так и женщиной. Оно приближалось, взмахивая длинными рукавами бесформенного одеяния с висящими на них бубенчиками, и хрипло выкрикивало высоким ломающимся голосом:
— Хрита! Хрита мафра шул! Хрита, хрита!
Слова и голос завораживали, лишали сил. Соня почувствовала, что не может сдвинуться с места, и кобыла рядом с ней тоже застыла, как изваяние. Девушка не могла пошевелить даже пальцем, только глаза оставались подвижны и следили за каждым движением странного человека. Он приближался все ближе, и теперь уже Соня хорошо видела висящие на его шее волчьи клыки и сушеный корень мандрагоры.
«Знахарь! Знахарь и колдун!» — молнией пронеслось у нее в голове, и холодные мурашки побежали по спине девушки. Она живо помнила тот страх, что испытала у гадальщика в Керсисе, а теперь еще один колдун, здесь, в Хариффе…
Соня зажмурилась, огромным напряжением воли пытаясь стряхнуть наваждение, но вместо этого ощутила, как безвольно разжались пальцы, до этого сжатые в кулаки. Ей оставалось только злиться, сознавая, что совершенно беззащитна перед этим существом.
Гартах между тем тряхнул длинными прядями грязных нечесаных волос, выпростал пальцы из широких рукавов и тонким голосом завел протяжную песню, пританцовывая в пыли босыми ногами. Откуда-то из-за его спины показались два мальчугана в длинных рубахах, подпоясанных грубыми конопляными веревками.
Один из них, черноволосый, с двумя волчьими клыками на недлинном шнурке, радостно скалил в улыбке крупные белые зубы. Он держал большую глиняную чашу, доверху наполненную алой дымящейся кровью. Шкура молодого козленка была зажата у него под мышкой. Второй, белобрысый веснушчатый мальчишка, смотрел напряженно и испуганно, и чаша, наполненная молоком, дрожала в его худеньких руках. Соня успела рассмотреть на его груди крупный волчий клык и небольшой кусок корня мандрагоры.
Гартах меж тем подошел совсем близко, впившись острыми черными глазами в ее лицо. Брызгая слюной, он спросил свистящим шепотом:
— Что ищешь? Белую Тропу? Отвечай, или они убьют тебя!
В душе у девушки при звуках его голоса поднялась настоящая буря гнева и ненависти, но ее лицо оставалось неподвижным, только ноздри тонкого носа затрепетали. Губы дрогнули, с усилием раскрываясь, и Соня с изумлением услышала собственный голос:
— Да, могучий Гартах, я ищу Белую Тропу Времени! Прошу, укажи мне начало пути!
Колдун закружился на месте, и складки его пёстрого одеяния раздулись широким колоколом. Бубенчики, зашитые в полах, зазвенели, перекликаясь с теми, что болтались на рукавах.
Он вдруг остановился на полусогнутых ногах и, не сводя с Сони пронзительного взора, протянул назад правую руку. Черноволосый ученик подал ему чашу с кровью и накрыл сверху шкуркой козленка. Гартах окунул шкуру в кровь, и та закапала вниз, пачкая его одеяние и босые ноги.
— Кто прислал тебя в Хариффу?! Кто сказал, что здесь начинается Тропа?! — снова визгливо заголосил колдун.
Соня, еле шевеля губами, послушно ответила: Гадальщик из Керсиса, Адзир-Кам…
При звуке этого имени колдун вдруг пошатнулся и уронил себе на ноги чашу с кровью. Он запрыгал, крича и воя, будто ожегся горячими угольями. И тут же Соня почувствовала, что вновь может шевелиться, и лошадь рядом с ней тревожно всхрапнула, переступив ногами.
По притихшей толпе пронесся испуганный вздох. Соня смотрела на Гартаха, размышляя, что сейчас самое время уносить ноги, но почему-то медлила. А он вдруг снова замер и протянул вбок левую руку.
Светловолосый ученик подал ему чашу с молоком, и колдун, хмурясь, словно нехотя, выплеснул его девушке на ноги. Вздрогнув, как будто невидимые путы свалились с нее, Соня кинулась к лошади и в тот же миг оказалась в седле.
Она ровным счетом ничего не поняла в этом странном действе, но чувство, что опасность позади и путь свободен, переполнило ее грудь. Девушка толкнула пятками кобылу и, не глядя на угрюмо молчащих селян, медленно двинулась к северным воротам.
Сумерки сгущались незаметно. Еще немного — и совсем стемнеет. Пора было подумать о ночлеге, но Соня, покинув Хариффу, ехала какое-то время, не понукая Подружку. Постепенно взбудораженное сознание успокоилось, мысли обрели ясность, и все случившееся отодвинулось в прошлое, позволив ей задуматься о насущном.
Соня огляделась. В густом полумраке темнели огромные бесформенные валуны, тихонько колыхались под вечерним ветром невысокие кусты боярышника. Выбрав место близ дороги, где скалистый обломок и несколько кустов образовали уютный полукруг, Соня спешилась и расседлала лошадь.
Вскоре возле большого камня весело запылал костер, и Соня села, прислонившись спиной к шершавой поверхности и блаженно вытянув ноги. Сапоги, облитые молоком, сушились у огня, и от них поднимался прозрачный пар. Сумка с остатками жаркого тетки Фирены лежала у нее на коленях, и девушка с сожалением думала, что этим как следует не наешься. Да и запить нечем…
Вдруг ее ухо уловило легкий шорох. Она мгновенно насторожилась, отложив припасы и выхватив из ножен кинжал. Но кобыла мирно щипала траву, даже не повернувшись в сторону подозрительного звука. «Какая-нибудь ночная зверюшка» — подумала Соня, успокаиваясь. И тут из кустов раздался громкий шепот: