Туманный Кот

— По какому праву носишь такой знак? — ухмыльнулся Бук и Эйсин понял, что придётся дать отпор. Вытащив палку из-за спины, Эйсин сжал её посредине и ответил: — По праву рождения свободным человеком.

— Такой знак нужно заслужить, — ухмыльнулся Бук, вынимая свою палку. Они обменялись несколькими ударами, и Эйсин понял, что Бук – соперник серьёзный. Краем глаза он увидел, что из-за угла вышли две сомнительные личности с палками наперевес. «По мою душу!» — уяснил Эйсин и решил без боя не сдаваться. Он прижался к стене и приготовился дорого отдать жизнь.

— Бук, спорим, я вырублю этого чувака первым ударом! — ухмыльнулся один из подошедших, удерживая на плече суковатую дубину. Его улыбку быстро потушила палка – Эйсин не стал дожидаться своей судьбы и первым ударил верзилу по зубам. Приятель Бука грохнулся на землю и завыл, а на Эйсина обрушился град ударов, которые он через раз отбивал, пытаясь удержаться на ногах. С перекошенной рожей поднялся первый из нападающих, который прорычал, отплёвывая кровь:

— Бук, отойди, я его убью!

— Не стоит втроём на одного, — услышал Эйсин и краем глаза увидел, как к ним подошли двое крепких мужчин.

— Не лезь не в своё дело, — сказал Бук, замахнувшись палкой, но подошедший сгрёб его и бросил на стенку. Компаньоны Бука не стали ожидать своей участи и пустились в бега, предупредив на ходу: — Мы сейчас вернёмся.

— Нам следует уйти, — сказал Эйсин своим спасителям и поблагодарил: — Спасибо, без вас меня бы прикончили на месте.

— Что они от тебя хотели? — спросил тот, что обезвредил Бука.

— Триграмму, — показал на грудь Эйсин и богатырь огромной лапой придержал значок и пробормотал: — Вот он какой – знак свободного человека!

С сожалением отпустив триграмму, богатырь вздохнул и сказал своему попутчику, белобрысому парню в серой рубахе: — Пойдём Стах, нам следует поторопиться.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил Эйсин, чувствуя, что должен каким-то образом отблагодарить спасителей.

— Нам нужно найти лодку, идущую в столицу, Лыбу, — сказал белобрысый, тот, что Стах.

Эйсин наморщил лоб, а потом сообщил: — Я думаю, что смогу вам помочь! Идите за мной.

Когда троица ушла, Бук поднялся с земли, опираясь на стенку, с которую он неудачно познакомился, и совсем кротким голосом произнёс: «Ты ещё вспомнишь меня, гадкий недоросль!» — но если бы кто заглянул в глаза, то увидел бы в них упрямую, мстительную злобу.

Хутин, несмотря на то, что сдерживал себя, находился в сильном возбуждении. Наложница, убежавшая из-под носа, бесила его тем, что слегка понравилась Хутину, а ответила ему чёрной неблагодарностью. Предыдущая наложница, которую он скормил сазану, так надоела Хутину, что он наблюдал за её пожиранием с удовольствием.

То, что никто не спрашивал у Секлеции о её чувствах, властелина совсем не волновало. Как всегда, некстати, вспомнились детские комплексы и психологические проблемы. Он почувствовал себя неуверенно, отчего стал подозрительным, к тому же, по взглядам подданных, понял, что чего-то не знает. Пугающая неизвестность всегда превращала его в затравленную крысу, которая огрызается и пытается укусить. Зажав в углу свою камеристку, Хутин прошептал ей на ухо: «Говори, или скормлю сазану!» Последний аргумент оказался решающим и камеристка, хлюпая носом, рассказала, что все видели сон, в котором новая наложница властелина спала со сбежавшим дримом.

Вторую половинку сна, где властелин показался перед всеми голым со своим куцым достоинством, камеристка предпочла не рассказывать, оставив другим возможность порадовать Хутина. Известие о сне, где прелюбодействует его наложница, причём не с ним, острым ножом прошлось по нервам Хутина, вызвав в нём волну позора и жгучего стыда.

Если бы он узнал о продолжении сна, то, вероятно, убил бы камеристку, чтобы не утруждать себя спазмами унижения и бесчестья.

— Иди! — грозно сказал Хутин и девушка, опустив плечи, убежала. Её покорность слегка успокоила властелина, и он подумал, что следовало завести её в комнату и завалить на кровать, компенсируя свою неуверенность.

Отбросив на время коллизию с наложницей, Хутин подумать о том, что нужно найти нового дрима вместо сбежавшего, так как, если его найдут, то он умрёт медленной, а может быстрой смертью, в зависимости от настроения властелина. Попавший ему на глаза Слепой, идущий в сопровождении Бзына, только испортил ему настроение, к тому же удивлённо спросил: — В чём проблема, Ху?

Такая фамильярность в обращении к властелину покоробила Хутина, но, рассудив здраво, он решил, что некое подобие дружбы связывает их, поэтому сообщил:

— Твоя курва Секлеция сбежала с моим дримом.

— Так в чём проблема? — не понял Слепой: — У тебя, что, девок не хватает?

— У меня нет дрима, — сообщил властелин, сообразив, что циник Слепой, вероятно, прав.

— Я могу за него, — сообщил Слепой, понимая, что он, отчасти, виноват в том, что Слэй удрал на шаре, поэтому спросил: — Что нужно делать?

— Спать! — встрял Бзын, скорчив рожу на лице.

— Вот именно, — подтвердил властелин, — пойдём, выдам тебе запасной шлем.

Через полчаса Слепой получил кожаный шлем и отправился в башню, конвоируемый Бзыном. Хутин собрал отряд палочников во главе с Паутом и отправил их с приказом найти Слэя и Секлецию, арестовать и привести во дворец.

Слепой до позднего времени перекидывался в дурачка с Бзыном, а когда местное светило скрылось за горизонтом, удалил Бзына, а сам надел шлем и завалился на кровать. За столом на самой верхушке башни сидеть не захотел, так как, попробовав, посчитал такую позу неудобной для себя.

Сон оказался таким сладким, что он проспал утро, пока его не разбудил Бзын, который приволок обед. Слепой с аппетитом покушал и вышел с Бзыном на променад по улицам Мокаши. Встреченный им казначей властелина раскланялся с ними, взял под локоть Слепого и промолвил:

— Простите, что не отдал долг с утра.

С этими словами он отсчитал десять хутинок и положил их в руку Слепого. Новоявленный дрим поблагодарил и подумал, что должность, которую он занял, весьма прибыльная, отчего настроение у него поднялось. Но, подошедший распорядитель властелина его слегка удивил, так как наградил Слепого семью хутинками, всё время извиняясь. Слепой подумал, что в Тартии такая традиция, давать мзду новому дриму, поэтому отказываться не стал. Когда же к нему подошли ещё несколько сановников властелина, награждая его монетами, то Слепой забеспокоился, так как знал, что если дают, то могут что-то забрать. В замке властелина его встретил сам Хутин, который, широко улыбаясь, сказал:

— Похвально, похвально! Я сам краем глаза поспал.

Тут к Хутину, извиняясь и краснея, приблизился его повар, который, постоянно сбиваясь, отсчитал двенадцать монет властелину и шесть хутинок Слепому. «За что же Хутину платят?» — удивился Слепой, но лишнее спрашивать не стал – правда сама раскроется. Хутин извинился и пожелал ему приятных снов, подмигнув при этом правым глазом, после чего отправился на совещание правительства Тартии. Когда они вышли из дворца, Слепой спросил у Бзына: «Ты спал?» — на что тот бодро ответил: «Да!»

— Что ты видел во сне? — спросил Слепой.

— Ничего! Я спал, как убитый! — радостно воскликнул Бзын. «Дуракам сны не снятся!» — с разочарованием констатировал Слепой.

За такими приятными и радостными событиями Хутин, слушая доклад одного из чиновников, пропустил мимо ушей его сообщение о небольших волнениях в западной части города, а также о появившейся банде разбойников, в которой главный – какой-то «Кот».

Стах и Котин шагали за Эйсином вдоль реки Депры, которая впадала Потийское море. В этом месте окраска воды менялась – в море преобладал голубой цвет, а по мере продвижения по реке вверх менялся на тёмно-синий. Берега реки топорщились лодками, баржами, парусными судами, возле которых суетился разношерстный народ – надменные моряки из Тартии, хитрые мореходы Райны и простодушные матросы Белды.