Волк и голубка

Страстный поцелуй обжег ее губы, и в сердце Эйслинн загорелось нечто похожее на нежность, а жидкое пламя разлилось в крови. Его горячий рот словно высасывал из нее силы, лишая воли.

Неожиданно Вулфгар отстранился и посмотрел на нее внезапно затуманившимися глазами. Так же внезапно Эйслинн оказалась отброшенной на постель. Вулфгар в несколько прыжков достиг двери и, обернувшись, неодобрительно покачал головой.

— Женщины! — презрительно хмыкнул он и вышел.

Эйслинн долго смотрела в пространство, смущенная куда больше, чем Вулфгар. Собственное поведение потрясло и возмутило ее. Мысли лихорадочно метались. Почему, так ненавидя его, она находит счастье в его объятиях? Отвечает на поцелуи, вовсе не желая этого, а тело почти с радостью покоряется его силе и мощи?

Вулфгар вышел из зала, отдавая направо и налево короткие приказы своим людям. Суэйн подошел к нему, протягивая шлем и кольчугу.

— Строптивая девушка, — заметил он.

— Да, но скоро смирится, — бросил Вулфгар.

— Мужчины бьются об заклад, кто из вас будет укрощен, — протянул Суэйн. — Некоторые считают, что именно волк спрячет клыки.

— Неужели? — резко вскинулся Вулфгар. Суэйн кивнул, помогая ему застегнуть кольчугу.

— Они в отличие от меня не понимают причин твоей ненависти к женщинам.

Вулфгар, рассмеявшись, положил руку на надежное плечо друга.

— Пусть развлекаются как хотят. Мы с тобой знаем, что женщину можно проглотить как лакомый кусочек, прежде чем она попытается сунуть руку в пасть волка. — И, вглядываясь в горизонт, добавил: — Вели оседлать коней. Я желаю сам осмотреть эту обетованную землю, которая отныне принадлежит мне.

В зале стало гораздо тише: почти все норманны разъехались с поручениями Вулфгара, и лишь несколько человек осталось охранять дом. Теперь Эйслинн чувствовала себя почти непринужденно. Наконец-то она сможет спокойно лечить раненых и больных. Вулфгар велел своим людям обращаться к Эйслинн за помощью, и она целый день накладывала мази, прижигала и врачевала раны, отмеряла снадобья. К вечеру поток страждущих иссяк, к великому облегчению девушки, поскольку от тошнотворного запаха горящей плоти и вида крови ей становилось нехорошо. Однако она неотступно думала еще об одном человеке, который так нуждался в ее нежных руках. Правда, девушка не знала, куда унесли Керуика. Только когда Эйслинн устало выпрямилась, двери отворились, и двое крепостных внесли Керуика и осторожно положили его среди собак. Псы залаяли, завизжали, стали рваться с поводков, и Эйслинн поскорее отогнала их.

— Почему вы оставили его здесь? — подступила она к крестьянам, едва узнавая в этих чисто выбритых, подстриженных людях своих земляков.

— Таковы были приказания лорда Вулфгара, госпожа. Мы должны были отнести его в зал, к собакам, как только он придет в себя.

— Кажется, глаза вас обманули, — раздраженно заметила она, показывая на неподвижно лежащего Керуика.

— Госпожа, он снова потерял сознание по пути сюда. Нетерпеливым жестом отпустив их, Эйслинн упала на колени перед нареченным, и слезы полились с новой силой.

— О Керуик, на какие страдания ты обрек себя из-за меня!

С ужасающей ясностью припомнив предостережение Вулфгара, Эйслинн молча смотрела на дело рук норманна, теряя рассудок от горечи и страха.

Подошел все еще всхлипывающий Хэм с травами и водой. Теперь, остриженный наголо, он казался совсем мальчиком. Слуга упал на колени перед Эйслинн и отдал ей свою ношу, печально глядя на исполосованную, покрытую засохшей кровью спину Керуика. Эйслинн стала размешивать пахучую мазь, останавливаясь только затем, чтобы откинуть со лба непокорный локон. Случайно посмотрев на Хэма, она удивилась его скорбному виду. Мальчик заметил ее взгляд и уныло повесил голову.

— Лорд Керуик был всегда добр ко мне, госпожа, а они заставили меня наблюдать это. Я ничем не мог помочь ему.

Эйслинн принялась обильно смазывать искалеченную спину Керуика.

— Ни один человек, в жилах которого течет английская кровь, не посмел броситься на его защиту.

Норманны таким способом хотели остеречь всех нас. Жестокие, они скоры на расправу. Они не задумываясь прикончат любого, кто в следующий раз попробует напасть на них.

Лицо молодого человека на мгновение исказила гримаса ненависти.

— Все равно, двое заплатят жизнью. Тот, кто убил вашего отца, и Вулфгар, обесчестивший вас и сотворивший такое с лордом Керуиком.

— Не поддавайся безумию, — посоветовала Эйслинн.

— Месть сладка, госпожа.

— Нет! Не смей думать об этом! — в ужасе охнула Эйслинн. — Мой отец погиб как герой и отправил в ад не одного врага. О нем долго будут слагать песни. А что касается порки, по-твоему, лучше, если бы Керуик поплатился головой за свою глупость? Это не Вулфгар опозорил меня, а тот, другой. За такое стоит мстить! Но выслушай меня, Хэм. Я клянусь, что смою бесчестье норманнской кровью. — Девушка пожала плечами и рассудительно добавила: — Мы потерпели поражение в честном бою и должны пока затаиться. Не стоит горевать о вчерашних потерях, нужно думать о завтрашних победах. А теперь ступай, Хэм, и постарайся не навлечь того же наказания на свою голову!

Мальчик хотел что-то сказать, но, смирившись перед ее мудростью, вышел из зала. Эйслинн снова склонилась над больным и увидела, что голубые глаза Керуика открыты.

— Вот как?! Затаиться? Но я хотел спасти твою честь!

Он попытался привстать, но, поморщившись от боли, вновь рухнул на пол.

Эйслинн, потрясенная горькими упреками, не находила слов в свое оправдание.

— Странные у тебя способы мщения! Ты с радостью бежишь в его спальню и, несомненно, стараешься прикончить врага, извиваясь под ним в порыве страсти. Дьявол! Дьявол! — простонал он. — Неужели твои клятвы ничего не значат?! Ты моя! Моя нареченная!

Он снова пошевелился, но с криком обмяк.

— О Керуик, — мягко начала Эйслинн, — выслушай меня. И лежи спокойно. — Она слегка нажала ему на плечи, заставляя подчиниться. — Снадобье облегчит боль, и рубцы заживут, но боюсь, никакое лекарство не излечит раны, нанесенной мне твоим языком. Меня взяли насильно, против воли. Смири свой гнев. Норманны хорошо вооружены и многочисленны, а ты всего-навсего безоружный и беспомощный слуга. И если не хочешь лечь на плаху, умоляю, не пытайся совершить невозможное. Я не допущу, чтобы тебя терзали из-за попыток спасти то, чего не осталось. Наши люди нуждаются в защитнике, который помог бы им избавиться от чужеземных захватчиков. Прошу тебя, не заставляй меня рыть еще одну могилу подле места последнего упокоения моего отца. Я не могу чтить обеты, нарушенные не мной, и не стану ожидать, что ты возьмешь в жены обесчещенную девушку. И просто выполняю долг, как его понимаю. Уже этим я обязана беднягам, которые стояли за моего отца насмерть. Поэтому не суди меня слишком строго, Керуик, умоляю.

— Я любил тебя! — отчаянно всхлипнул юноша, — Почему ты позволяешь себя обнимать другому? Я желал тебя, как может мужчина желать любимую женщину! Ты молила меня не позорить тебя до свадьбы, и я согласился! Теперь же ты избрала норманна своим возлюбленным так же легко, как давнего знакомого! Нужно было овладеть тобой раньше, и тогда бы я смог выбросить тебя из сердца! Но сейчас остается лишь гадать, какое наслаждение ты даришь моему врагу!

— Умоляю тебя о прощении, — тихо пробормотала Эйслинн. — Я не знала, что так сильно ранила тебя.

Керуик зарылся лицом в солому, давясь рыданиями. Эйслинн, съежившись, поднялась и отошла. Она ничем больше не сможет облегчить его страдания. Если Богу будет угодно, время исцелит то, что ей не по силам.

Послышался шум, и Эйслинн увидела Вулфгара, стоявшего на пороге, — ноги расставлены, в руках латные рукавицы, взгляд серых глаз пронизывает ее насквозь. Она покраснела, с ужасом думая, что именно он мог подслушать, но тут же успокоилась: ведь норманн не понимает их языка.

Повернувшись, девушка метнулась вверх по ступенькам, чувствуя, как Вулфгар провожает ее глазами, и облегченно вздохнула, лишь очутившись за закрытой дверью спальни. Зарыдав, Эйслинн бросилась на кровать, словно вся сердечная боль мира стала в этот миг ее собственной. Керуик посчитал ее распутницей, пресмыкающейся перед победителями в надежде и дальше спокойно жить в роскоши.