Стычка стрелка Шарпа

Именно горстки, в чём Эру убедился, прощупав внимательным взглядом противоположный берег. Ни артиллерии, ни конницы, да и пехоты — два жидких рядка, запершие северный край моста, и россыпь стрелков по бокам, изготовившихся пощипать фланговым огнём любую кавалерийскую атаку на мост.

Вот и всё, кто отделял генерала Эру от его победы. Два ряда красномундирников и кучка кузнечиков. «Кузнечики» — так в армии Его Императорского Величества звали этих назойливых зелёнокурточных насекомых.

Эру пораскинул мозгами. Атаковать в лоб глупо. На узком мосту первый же залп бросит под ноги скачущим раненых и убитых лошадей. Атака захлебнётся. Нет, пожалуй, лучше будет пулями сбить с них спесь и поубавить в числе, а затем натравить польских улан.

Пехота ненавидела улан. Эру обожал.

Первым делом он вызвал к себе драгунского полковника. Драгуны, как род войск, представляли собой пехоту, посаженную для мобильности на лошадей. Кроме длинных палашей, они вооружались карабинами[3], и у Эру таких молодцев насчитывалось триста человек.

— Спешьтесь, — приказал полковнику Эру, — и цепью выдвигайтесь к реке. Прижмите к земле мошенников.

Огонь драгунов заставит стрелков залечь, а красномундирников — спрятаться за ограждение моста. То есть, забиться в те щели, где Эру и желал их видеть.

— Хотите, чтобы мы взяли для вас мост? — осведомился полковник.

— Вы? Нет, — ухмыльнулся Эру.

Для штурма моста у него есть поляки.

Драгуны выбирались из сёдел, вверяя коней заботам гусаров. Эру подъехал к уланам. Поляки носили особенную форму: синие колеты с красной грудью, на головах — конфедератки с квадратным верхом. Отборные роты, на одну из которых пал выбор генерала, отличались от остальных белым эполетом на одном плече. Эру по пути разжился у не задействованных в атаке улан пикой. Узкий стальной наконечник, насаженный на трёхметровое ясеневое древко не производил впечатления грозного оружия, но Эру однажды был свидетелем того, как улан на полном скаку отхватил пикой верхушку сваренного вкрутую яйца, а яичная рюмка и не шелохнулась.

— Солдаты! — обратился генерал к уланам, — Наша задача — взять мост. Пленных не брать, пощады не давать.

Эру говорил медленно, чтобы знавшие французский поляки перевели его речь менее просвещённым товарищам. Атаку Эру решил возглавить лично, в лучших традициях императорского воинства. В конце концов, у генерала Бонапарта был свой Аркольский мост[4], чем генерал Эру хуже?

Драгуны открыли огонь по дальнему берегу, и генерал, привстав на стременах, с удовлетворением отметил, что кузнечики отступили от реки. Эру продел правую кисть в кожаную петлю посередине древка.

Час смахнуть неприятеля с дороги, как надоедливую букашку.

Час побеждать.

Голова у Шарпа шла кругом. Ад и дьявол, что же делать? Поднять съёжившихся за каменным ограждением парней значило подставить их под пули драгунов. Если же отсиживаться до последнего, то, когда французская конница выкатится на мост, британцы смогут произвести всего один залп, и тот практически в упор, что принесёт больше вреда, чем пользы. Инерция кавалерийской лавы велика. Лошади, мёртвые ли, живые, врежутся в ряды красных мундиров и — конец. Шарп видел что-то подобное под Гарсия-Эрнандес. Французское каре открыло огонь по коннице слишком поздно, и нашпигованные свинцом лошади на полном скаку разметали строй пехоты, словно таран. Шарп выглянул из-за перил. Свистнула пуля, заставив его нырнуть обратно, однако стрелок успел заметить эскадрон улан, готовый к атаке.

— Твари… — бессильно процедил Шарп.

Он ненавидел улан.

Перекрыть бы мост, да только чем? Фургон покоился на дне Тормеса, а деревянный лом, из которого можно было бы соорудить преграду, полыхал в форте. Будто в подтверждение мыслей Шарпа, в крепостце шумно рухнули перегоревшие перекрытия, выбросив в небо клуб искр и головней. Волна жара ощутимо подпекала правый бок.

Мистер Мак-Кеон, подобравший ружьё и подсумок убитого солдата, укрылся от вражеского огня перед входом в часовню. Поймав на себе взгляд Шарпа, шотландец поманил стрелка. Когда капитан опустился на землю рядом, десятник кивнул на железную решётку, служившую часовне дверью:

— Коль советы невежи-шотландца вам не надоели, мистер Шарп, сдаётся мне, что наше спасение там.

Шарп недоумённо покосился на гипсовую Деву Марию, не понимая, о каком спасении толкует Мак-Кеон. Спасение души, что ли? Глаза попривыкли к полумраку, и до Шарпа дошло, что это за странный узор из тёмных кругляшей украшает заднюю стену часовни. Донца бутылок, аккуратно сложенных за Божьей матерью. Бутылок, которые Харперу было приказано разбить.

— Вино?

Вопрос Шарпа вызвал у Мак-Кеона безмятежную улыбку:

— Вы слыхали о чесноке?

— И слыхал, и ел.

— Тот чеснок, о коем я говорю, вряд ли пришёлся бы вам по вкусу. Это такой шип о четырёх концах. Как его ни брось, один луч будет торчать кверху. Кони ранят о чеснок мягкую сердцевину копыта…

Кляня себя, на чем свет стоит, за тугодумие, Шарп повернулся к рощице, в которую отступили его стрелки, и заорал:

— Харпер! Харрис! Купер! Перкинс! Ко мне, бегом!

Запела труба, и уланы выставили пики. Генерал Эру выехал вперёд. Драгуны сосредоточили огонь на мосте. Пули с визгом рикошетили от каменного ограждения и кладки форта. Если пожар разрушит держащиеся на честном слове стены крепостцы, вдруг подумалось Шарпу, они погребут под собой его роту.

Поминутно кланяясь свинцу, четыре стрелка подтянулись к командиру.

— Каждую вшивую бутылку разбить вдребезги, Пат, — отчеканил Шарп, — Разбить.

— Сейчас, сэр?! — во взоре Харпера ясно читалось опасливое подозрение: не тронулся ли капитан часом?

— На мосту разбить! Там, где пойдёт кавалерия, — отрывисто бросил Шарп, — И поскорее! Давайте, давайте!

Харрис и Перкинс, забравшись в часовню, доставали тёмно-зелёные посудины и передавали наружу. Харпер, Шарп и Купер швыряли бутылки на мост, норовя закинуть подальше. К трём стрелкам присоединился мистер Мак-Кеон, его примеру последовало несколько красномундирников, потому что бутылок было видимо-невидимо. Четыре сотни, если быть точным, припрятал на поживу Лёгкой роте рачительный Харпер.

Не сносить бы ирландцу головы, но сейчас Шарп готов был его расцеловать.

— Быстрее! Быстрее!

Вновь подала голос труба, и до Шарпа донеслась тяжёлая поступь стронувшегося с места эскадрона.

На мосту разливалось море разливанное вина. Оно смешивалось с подсохшей кровью и обтекало мёртвые тела. А, главное, каждая склянка, разлетавшаяся на каменной вымостке, оставляла после себя горсть бритвенно-острых зелёных осколков. Дома, в Британии, зажиточные хозяйчики любили усыпать такими осколками верх каменных заборов для защиты от воров, о чём Шарп знал отнюдь не понаслышке.

Харрис и Перкинс вынесли из часовни последние бутылки и азартно метнули их туда, где уже громоздились груды битого стекла. Всё ближе топали копыта, глухо звякали уздечки. Шарп привстал. Драгуны прекратили стрельбу, желая своими глазами увидеть, как поляки насадят красномундирников на пики.

— Встать! — скомандовал Шарп, — Цельсь!

Приклады упёрлись в плечи. Измазанные кровью штыки смотрели вперёд, туда, где солнце играло на сколах зелёного стекла. Уланы, набирая скорость, въехали на мост. Шарп потянул из ножен палаш. Подалось оружие не сразу. Мешала не стёртая вовремя с лезвия кровь. Кто-то из драгунов выстрелил, стоящий в первом ряду красномундирник со стоном выронил оружие и упал. Сержант Хакфилд сноровисто оттащил его назад.

— Сомкнуться! Сомкнуться!

Драгуны, будто опомнившись, возобновили стрельбу, но палили реже, боясь всадить шальную пулю в спину уланам. К тому же в дело вступили стрелки.

— Пли! — рявкнул Шарп.

Тридцать мушкетов харкнули огнём пополам с дымом. Жалобно заржала лошадь.

— Перезаряжай! Живо! — надсаживал горло капитан, — Перезаряжай!

3

Французская лёгкая конница, вроде улан и гусаров, тоже, но лёгкие конники старались избавиться от неуклюжих ружей при первой же возможности. Прим. пер.

4

В 1796 году во время Итальянского похода Наполеон личным примером увлёк солдат в атаку, отбив у австрийцев стратегически важный мост в местечке Арколе. Прим. пер.