Проводник смерти

По-моему, эти суки… рубят концы. И еще. В стенном шкафу старая куртка… синяя. Во внутреннем кармане бумажки. Забери, пригодятся. Там… интересно… Лихом… не поминай.

— Не буду, — сказал Илларион, но Виктор Вагин его уже не услышал.

Приказ, полученный капитаном Нагаевьм от Вареного, был четким и недвусмысленным. Кроме приказа, капитан получил от Вареного еще кое-что, а именно пистолет «ТТ» с длинным глушителем и несколько стодолларовых купюр на такси, как сказал Вареный.

Он вышел из каминной, на ходу распихивая все это хозяйство по карманам. Пустая кобура раздражающе хлопала расстегнутым клапаном в такт шагам. В вестибюле Нагаев зло выдернул из рук вечно ухмыляющегося Кабана свой табельный «Макаров» и коротким сильным толчком загнал его в кобуру. Кабан уже держал на растопыренных руках его форменную утепленную куртку, с шутовской угодливостью подавшись вперед и далеко отставив круглый, туго обтянутый штанами зад.

— Пожалте, — прошелестел он, пародируя холуйскую манеру гардеробщика из дорогого кабака, — будьте любезны.

Нагаев отобрал у него куртку и так яростно вогнал руки в рукава, что затрещали швы под мышками.

— Уйди, рожа, — сказал он Кабану, сдергивая с вешалки фуражку, — пока я тебе бубну не выбил.

— А ручку позолотить? — осклабился Кабан. Этому идиоту почему-то было весело, и Нагаев снова испытал сильнейшее желание вбить ему зубы в глотку до самой прямой кишки.

— Отвали, — сквозь зубы процедил капитан. — Не доводи до греха, придурок.

В ушах у него все еще звучал уверенный, с аристократической ленцой голос Вареного. Старый упырь, как обычно, сидел у камина, почти засунув в огонь свои тощие ноги и укрывшись пледом, как какой-нибудь престарелый король Уолл-стрит. Нагаеву иногда казалось, что он так и живет в этом своем кресле, не выходя оттуда даже на ночь. Еще ни разу капитану не удавалось увидеть Вареного в другой позиции или хотя бы без этой его вечной тонкой сигареты, которая всегда дымилась у него в пальцах и, казалось, никогда не сгорала до конца.

— Муху надо кончать, капитан, — говорил Вареный, даже не поворачивая головы. — Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту. Он нам больше не нужен, а знает он слишком много. Поезжай и сделай в нем дырку.

— Почему я? — угрюмо спросил Нагаев. Он знал, что спорить бесполезно, но удержаться просто не мог: начиная работать на Вареного, он вовсе не собирался становиться одним из его «быков»

— Потому что я так решил, — не повышая голоса, ответил Вареный. — В следующий раз, когда вздумаешь разевать пасть, вспомни, что все мы смертны… и ты в том числе. Пушка в ящике стола, бабки в соседнем.

Видишь, как я о тебе забочусь?

— Вижу, — буркнул Нагаев.

Беря из ящика тяжелый вороненый «ТТ» с глушителем, он пережил что-то вроде сна наяву или, говоря простым языком, галлюцинации. Галлюцинация эта была такой яркой и реалистичной, что капитан испугался. Он вдруг увидел, как медленно, не торопясь, поднимает пистолет и стреляет в виднеющийся над спинкой кресла затылок. Оснащенный глушителем пистолет негромко хлопает, и зловонные мозги Вареного веером разлетаются во все стороны, прилипая к стенам и с шипением падая в камин… Нагаев поморгал немного глазами, прогоняя это сладостное видение. Пристрелить эту сволочь было бы легко, но что делать потом? У Вареного есть друзья, и есть кто-то на самом верху, глубоко заинтересованный в том, чтобы Вареный сделался государственным деятелем… Это не говоря о том, что, убив Вареного, придется снова сесть на голый оклад. Как говорится, жить плохо, но недолго.

Он так и не выстрелил, и теперь, раздраженно сбегая с крыльца, не был уверен в правильности сделанного выбора. Капитан отлично знал, что никакие заслуги перед Вареным не спасут его, когда в нем отпадет нужда.

Вареный платил щедро, но работа на него сильно напоминала жизнь в кратере действующего вулкана — стоит зазеваться, и ты уже обуглился.

Когда золотисто-коричневая «десятка» капитана выкатилась за ворота и скрылась за углом, в кармане у Кабана зазвонил телефон. Кабан вынул трубку и поднес ее к уху. Выслушав распоряжение хозяина, Кабан коротко и четко, по-военному, повторил его, убрал телефон в карман и только после этого позволил себе, удовлетворенно улыбнуться. Полученный приказ полностью соответствовал его собственному желанию, и в следующие десять минут он развил лихорадочную деятельность, обзванивая членов своей бригады и отдавая четкие распоряжения.

Уже через полчаса он стоял на углу Столешникова переулка и Тверской. Вскоре возле него остановилась старая «ауди» отвратительного салатового цвета, который резал глаза даже сквозь покрывавшую борта грязь.

Дверца машины гостеприимно распахнулась, и Кабан, недовольно морщась, забрался на переднее сиденье.

В салоне было накурено, но даже сквозь табачный дым уверенно пробивался густой, неистребимый аромат дизельного топлива.

— Вот дерьмо, — проворчал Кабан, поудобнее устраиваясь на сиденье. На какой свалке вы ее подобрали?

— Не бухти, Кабан, — сказал сидевший за рулем Белый. — Сам же сказал ненадолго. Да и времени не было, чтобы выбрать тебе лимузин. Зато этой тележки, может, еще неделю не хватятся.

— Неделю? — переспросил Кабан. — Ну, нет, я на этом корыте неделю ездить не собираюсь. Через часок мы от него избавимся… и не только от него.

— Куда ехать-то? — спросил Белый, которого вся эта лирика вгоняла в депрессию.

Кабан назвал адрес, и светло-зеленый автомобиль, тарахтя изношенным дизельным движком и отчаянно дымя, устремился по Тверской в сторону Садового кольца.

Капитан Нагаев тем временем уже входил в подъезд знакомого дома. На крыльце он на секунду остановился и быстро покосился по сторонам. Все было спокойно, редкие прохожие торопились по своим делам, не обращая внимания на высокого, сложенного как боксер-тяжеловес капитана милиции. Нагаев бросил под ноги окурок и вошел в подъезд, придерживая за пазухой норовящий выскользнуть и брякнуться на пол пистолет.

Чертов «тэтэшник» не влезал ни в один карман, доводя капитана до тихого бешенства.

В лифте он вынул пистолет из-под куртки и неторопливо навинтил на него глушитель. Громоздкий «ТТ», удлиненный черным набалдашником глушителя, выглядел в огромном кулаке капитана детской игрушкой. Нагаев проверил обойму, убедившись, что она полна, и поставил оружие на боевой взвод.

Приблизившись к двери, которая вела в квартиру Мухи, Нагаев на пробу повернул ручку, и дверь неожиданно распахнулась. Капитан обмер от нехорошего предчувствия: он вдруг решил, что Муха подался в бега, а то и вовсе пошел сдаваться и сдавать всех подряд, и в первую очередь его, капитана Нагаева, но тут из ванной раздался голос Вагина, и у капитана отлегло от сердца.

— Алло, «скорая»? — сказал Муха. Нагаев удивленно поднял брови: с каких это пор в «скорую» стали звонить из ванной? Хорошо, что не из сортира, и еще лучше, что в «скорую», а не в милицию.

Нагаев быстро шагнул к открытой двери ванной, поднимая пистолет. Муха увидел его и замолчал, оборвав на полуслове начатую фразу. Они смотрели друг на друга какую-то долю секунды, но за этот ничтожно краткий миг капитан успел разглядеть на лице своей жертвы всю гамму чувств от немного испуганного удивления до спокойной покорности неизбежному. Капитан спустил курок, убедился, что попал, и быстро вышел из квартиры.

Сбегая по лестнице, он между делом спустил пистолет вместе с глушителем в мусоропровод. То обстоятельство, что заряженный «ТТ» с глушителем и спиленным серийным номером теперь мог попасть в чьи угодно руки, абсолютно не волновало капитана милиции Нагаева. Это было даже удобно: где-нибудь, когда-нибудь пистолет непременно всплывет, и тогда его нового владельца можно будет со спокойной совестью упечь за убийство гражданина Вагина. Какой-то другой опер, ознакомившись с результатами баллистической экспертизы, вздохнет с облегчением и упрячет бедолагу лет на десять-пятнадцать, а раскрытое дело об убийстве обычным порядком отправится в архив, где его, может быть, сожрут крысы.