Страница 77 из 223
— Ян, — закидываю пробный камушек, — раз уж денежка свободная объявилась, как бы мне по здешним лавочкам пройтись? Подкупить кое-что надо, а тут такая возможность… Куда можно пойти?
Он задумывается.
— На рынок ты опоздала, лавки наши закрываются рано. Если только в Европейский сектор, тамошние магазины допоздна работают. А тебе что нужно-то?
— Из одежды кое-что, — отвечаю, — и для рукоделья посмотреть…
— Ну, так давай провожу. С деньгами всё-таки пойдёшь, мало ли что. Кошелёк срежут — не заметишь.
— Не годится, — говорю. — Ты со мной, — а с Гелей кто останется?
Он смотрит на меня с явным смятением.
— Я с ней сидеть не буду!
Что-то я не поняла. Чего тут особенного — с ребёнком посидеть часок-другой?
Тьфу! Балда, заладила тоже: ребёнок, ребёнок… Ей, между прочим, шестнадцать точно стукнуло, это для тебя, тётки в возрасте, она несмышлёныш, а для Яна — девица на выданье. Хоть и знает, что разумом ещё слаба, хоть и покровительствует ей потихоньку, а — девчонка. Увидит кто — засмеёт, хоть и глядеть-то некому. Вот оно что.
— Ян, — говорю с укором. — Не съест же она тебя. Ты посмотри, она ж совсем как дитя малое. Мы сейчас подыщем ей занятие, она посидит за ним спокойно, пока меня не будет, а твоё дело будет — поглядывать время от времени.
Что бы такое придумать?
— У тебя ещё тетрадь найдётся вроде той, в которой ты вчера свою бухгалтерию сводил? Ну, приход с расходом? — Ян растеряно кивает. — Вот и тащи её сюда, да заодно посмотри карандаши, может, хоть один цветной завалялся. Неси всё.
Пока суд да дело, выуживаю из рукодельной шкатулки лоскуты, мотки, клубочки… Вот целая горсть крупных красивых пуговиц, подойдёт, пусть девочка поиграется. Мои девицы и в десять лет любили из них всякие орнаменты выкладывать, должно и здесь сработать. Вываливаю всё это богатство на стол перед Гелей. Ян приносит две тетради. Открываю одну, старательно и медленно вывожу цветочек, солнышко — для примера. Геля кивает и неловкими пальцами берёт карандаш.
— Вот и хорошо, — говорю. — Ян, будет сильно нажимать, ломать стержень, — покажи, что нужно послабее, она поймёт. Надоест рисовать — лоскуты подсунь да нитки, пусть хоть узлы завязывает, хоть клубки мотает, ей пока всё интересно. И представь, у меня всё это было в двойном экземпляре, но как-то я одна управлялась! Да, если что — зови Нору, они друг с другом вроде поладили. Я постараюсь быстро.
— Все деньги-то с собой не бери, — обречённо говорит он мне. — Там они, в ящике, у стойки, помнишь? Иди уж, непутёвая.
Я чуть о порожек не спотыкаюсь. Таки оставил он за собой последнее слово!
И, наконец, сбегаю, уточнив напоследок дорогу.
Семьсот монет для небольшого шопинга — многовато, да и тяжело оно, полновесное золото. У меня с собой — сотня, рассыпанная на два кошелька, и я намерена потратить эти монеты немедленно и с большой пользой.
Мне довелось побывать в Европейском секторе лишь однажды, да и то под предводительством сэра Майкла, но дорогу я нахожу без труда, памятуя о правиле: все радиальные улицы ведут на центральную площадь. Заблудиться невозможно.
Наконец-то меня никто не подгоняет, не читает лекций, не одергивает и не запрещает вертеть головой во все стороны; я получаю возможность вести себя, как настоящий турист, жадно и бестолково глазеющий на все достопримечательности подряд. Путеводителя нет, в интернете с местностью заранее не ознакомился, остаётся просто смотреть и восхищаться, а вдогонку приобрести набор открыток или диск и задним числом ознакомиться с историей места… Диска, конечно, у меня не будет, открыток тоже, а вот зрительная память хорошая, и я с удовольствием делаю мысленную фотосъёмку площади: панорамную, при которой отчётливо можно увидеть границы секторов города. Четверть окружности площади приходится на границу Русского сегмента, две четверти — Европейского, ещё четверть — Восточного. Что там, в Восточном — могу только догадываться. За крышами зданий эклектичной архитектуры угадывается макушка пагоды, ещё дальше — теряются в дымке минареты и купол мечети… Здесь всем хватает места.
Интересно мне вот что. Судя по тому, что я видела с первых дней пребывания, у всех секторов есть нечто общее: идеально ровные улочки, сходящиеся паутиной в Центре, и надёжные булыжные мостовые. Всё по единому образцу. Как будто кто разметил циркулем внешний ареал проживания, обозначил два внутренних транспортных Кольца, а потом с линейкой и транспортиром аккуратно поделил город, как пирог, на геометрически правильные куски. И заселил не абы как, а по этническим группам, не допуская смешения; для удобства замостил на единый манер дороги, установил административный центр — вот она, ратуша, одна на всех, — наверняка предусмотрел службы охраны порядка, построил объекты культуры… Все это чрезвычайно напоминает какого-нибудь «Цезаря» или «Эпоху империй», и я невольно думаю, что до того, как подсесть на квесты и эр-пе-гешки, здешний Мир достаточно долго баловался стратегиями реального времени. С его-то возможностями, перепланировать уже существующий город — пара пустяков. К тому же, есть вероятность, что планировка идеальна только по периметрам секторов, а уж что внутри творится — неизвестно… Но некогда мне проверять, некогда. Впервые я испытываю нечто вроде лёгкой досады за то, что время моего пребывания в этом мире ограничено.
Центральную площадь я пересекаю с удовольствием, представляя себя, допустим, в Риме, на площади Святого Петра. А что? В конце концов, я в иностранном государстве, с иной культурой, традициями, обычаями… язык только на всех общий, что меня почему-то не удивляет, а должно бы… Очевидно, подсознанием сей факт воспринимается как нечто, само собой разумеющее, а с подсознанием не спорят.
Здание ратуши в знакомом фахверковом стиле при подходе к нему выглядит всё более внушительно. Два полукруглых эркера переходят в высокие башни и теряются шпилями в небесах, между ними поблёскивают стрелками куранты, да-да, куранты, и они при мне отбивают пять часов вечера. В ратуше всего-то три этажа плюс высокая остроконечная крыша, но здешний этаж — это не наши стандартные два с половиной метра, а гораздо, гораздо выше. Там у них, должно быть и заседания, и балы проходят… Всякие Буденброки заседают по будням, а в большие праздники танцуют в бальном зале со своими добродетельными некрасивыми жёнами.
Ладно, поглазела, и будет. Ян говорил, что по обеим сторонам от ратуши отходят несколько улиц с магазинами, вот и посмотрим, что там.
Если между подворьями русичей можно запросто втиснуть пять-шесть хоромин, равных Васютиной, то здешние улицы — сплошные линии домов, прижатых друг к другу общими боковыми стенами. Ни один квадратный сантиметр земли не пропадает даром. Мало того: здесь я с изумлением вижу, что часть верхних этажей выступает за границы предыдущих и отвоёвывает себе толику полезной площади. Фасады свежеумыты, как и мостовая. Не видно ни деревца, зато в окнах полно цветов.
Народу фланирует достаточно. В отличие от рабочих слободок здесь другие сословия: и торговцы, и мещане, и вроде как голубых кровей надменные лица мелькают… И снова, как в первый день пребывания, мне кажется, что я попала на слёт ролевиков разных стран и народов. Одень моих земляков в здешние костюмы, да чтоб попривыкли к ним два-три — и не отличишь от местных ребят. И уже спокойно проходишь мимо рыцаря в лёгком панцире, мимо степенной бюргерши и лихой девахи явно из Лориной ватаги, что остановились потрепаться как заурядные кумушки. Нарисуйся в этой толпе Понтий Пилат в своём знаменитом белом плаще с алым подбоем — я и ему не удивлюсь.
Мне навстречу, увлекшись беседой, неторопливо идут двое средних лет, с первого взгляда абсолютно непохожие. Один в балахоне храмовника, другой в строгой академической мантии, но такая у них профессиональная военная выправка, скупая точность движений, что невольно в воображении дорисовываешь им сияющие доспехи. Кольцо сэра Майкла вдруг наливается теплом, словно сигналя; оба собеседника умолкают и обращают на меня взоры. Вот что ещё их роднит: ясные открытые лица, мягкие улыбки, любовь в лучистых глазах. Каждый приветствует меня лёгким поклоном, возвращаю улыбку и вежливо склоняю голову. Доброго здравия, Паладины, соратники дорогого сэра. Я вас узнала.