Слушайте песню перьев

В типи Высокий Орел посадил ее на возвышение, сложенное из шкур оленя-вапити. Снял с шеста сумку, блестевшую бисерной вышивкой, достал четыре широких браслета, кованных из тяжелого самородного золота.

— Это браслеты моей матери. Дай твои руки, Та-ва. Смотри. На желтом железе вырезаны знаки рода Совы и Великого Отца — Солнца. Теперь ты тоже принадлежишь роду Совы. И Солнце будет освещать наш путь. Я буду идти рядом с тобой всегда. Я всегда буду верен тебе. Один очаг будет согревать нас и одна шкура укроет в холодные ночи.

Прохладный металл охватил запястья Станиславы.

— Я тоже всегда буду верна тебе, Высокий Орел — сказала она.

Снова веет северный ветер над Длинным озером. Несет в струях своих над неокрепшим льдом твердые колкие снежинки. Опять укорачивается небесная тропа Солнца. Серые медведи ушли спать в пещеры высоко в горы. Затихли в чаще мускусные крысы и бобры на ручьях. Они заготовили себе хорошие запасы на долгую зиму. Только они уже заснули и будут спать до весны, а люди будут охотиться все холодные месяцы, ибо лишний кусок мяса никогда не занимает мною места в типи. Длинен был в этом году Месяц Ягод, который белые называют «индейским летом» Щедрыми были земли и реки. И во многих типи молодые женщины пели песни любви…

ДВА ВЫСТРЕЛА

От Буско-Здруя до Сташува кроме железной тянется еще грунтовая дорога — напрямик. Она прорезает лес, перебегает небольшие болотца, карабкается на холмы и наконец упирается в Сташув.

В основном ею пользуются крестьяне хуторов, редко разбросанных в этом дремучем краю. В последнее время по ней больше ездят швабы. На зеленых армейских фурах они везут добро, награбленное в Сандомире и малых окрестных деревнях.

Есть место, где дорога скатывается с косогора в неглубокую лощину, затянутую орешником и ольхой. Рубленый бревенчатый мост длиною в десяток шагов перекрывает здесь ручей с медленной темной водой. Заросли ольхи на его берегах в некоторых местах так густы, что пробраться через них можно либо ползком, либо с хорошим топором в руках. Выше по косогору они редеют, среди них появляются сосны и вязы.

Здесь, на краю орешников, Ленька решил сделать засаду.

Разведчики выбрали место, с которого хорошо, в обе стороны, просматривались дорога и мост. Партизаны замаскировались в кустах. Затаились.

Ленька предупредил: патроны беречь, работать одиночными выстрелами и только в крайнем случае короткими очередями.

У обозов обычно не было большой охраны. Но и тех солдат, которые сопровождают фуры, надо постараться ликвидировать сразу. Стычка должна быть как можно короче. В этом успех операции. Ввязываться в длительный бой с малыми силами, которыми располагал отряд, не имело смысла.

Станислав лежал в орешнике рядом с Яном Косовским. Переговаривались вполголоса.

Позднее осеннее солнце уже перешло за полдень, а дорога продолжала оставаться такой же пустынной, какой была утром.

— Что за черт, — возмущался Януш Големба. — Вчера здесь прошло три обоза, а сегодня — будто война кончилась. Куда они провалились?

Решили послать в сторону Сандомира разведчика.

Время тянулось невыносимо.

Наконец разведчик вернулся. Он бежал во весь дух по обочине дороги, размахивая руками, и что-то кричал.

Вот он ближе, ближе… Уже можно разобрать слова:

— Автоколонна!.. Машин двадцать. Впереди танки… два… И мотоциклисты. Кажется, меня заметили… Надо уходить!

Ленька стукнул кулаком по прикладу пулемета:

— Повезло, называется… Давай, ребята, в лес. Да побыстрее!

Через несколько минут арьергардные отряды, уходя в сосняк, увидели мотоциклистов. Три черных БМВ выскочили на косогор. На передних бортиках мотоциклетных колясок грозно покачивались ребристые пулеметные стволы. Мотоциклы еще не успели скатиться к ручью, как из-за косогора показались танки.

— Еще одна такая засада, и мы подохнем с голоду, — пробормотал Ленька.

После ужина подсчитали запасы.

На двадцать два человека приходилось двенадцать банок мясных консервов, головка сыра и мешочек эрзац-кофе.

Положение создалось тяжелое. После уничтожения карателями склада в лесничестве отряд остался без зимних запасов. Холода неотвратимо надвигались с севера. Со дня на день могли ударить морозы, а у людей не было теплой одежды. Не было медикаментов. Не было пристанища.

— Пан Ленька, — сказал Стефан Каминский. — А что, если пощупать дембовский склад? Там продуктов на целый полк.

— Дембовский склад? — обернулся к нему Ленька. — Ты подумал, о чем говоришь? У них в Дембовцах гарнизон не меньше роты СС, и склад охраняется так, что к нему не подсунешься. Мы же вместе с тобой ходили в разведку. Видели.

— На ночь они выставляют всего трех человек — двух у склада и одного в деревне у штаба. Если тех двух бесшумно снять…

— Это все равно что самому лезть головой в петлю, — отмахнулся Ленька. — Если мы разбередим осиное гнездо, конец отряду. Эсэсовцы не успокоятся до тех пор, пока не покончат с нами.

— Склад на краю деревни, и если к нему подобраться ночью и придушить часовых, то до утра из него можно вынести все, что там есть, — не унимался Стефан. — Если дашь мне человек пять, то мы…

— То вы из Дембовцев все равно не вернетесь да еще подставите под удар нас. Хватит об этом. По-моему, надо выследить небольшой обоз и перехватить его там, где можно свободно действовать.

— Самое главное — бесшумно снять часовых…

— Хватит фантазий, Стефан.

Каминский отошел к группе партизан, сидящих на стволе упавшей сушины, и попросил закурить.

— Эсэсовцы! — пожал он плечами. — Подумаешь — сила! Такие же солдаты, как вермахт, только что носят форму получше, жрут послаще да вешают всех подряд. А в конце концов умирают от точно таких же пуль, как самый простой смертный. Там, понимаешь, такая штука, — обратился он к Яну Косовскому, сидевшему рядом со Станиславом. — Этот сарай, в котором склад, днем почти не охраняется. Да и не от кого там охранять — жителей из деревни выселили. Ночью они выставляют двух часовых, которых ничего не стоит снять. Только, конечно, без выстрелов. Просто прирезать. Когда мы прошлый раз были в разведке, я видел, как они охраняют. Один ходит обычно у задней стены, второй у двери. Сменяются через четыре часа. Штаб у них ближе к середине деревни, а склад на самом краю, у старой кузни. Часовые время от времени перекликаются. В самом штабе ночует несколько солдат. Правда, у них даже танк есть и несколько мотоциклов, но если сработать часовых бесшумно, то до второй смены никто не проснется.

— Ян, — толкнул Станислав Косовского. — Я могу бесшумно снять часовых.

— Ты? Каким образом?

— Пусть Ленька даст Стефану несколько человек, Я пойду с ними в Дембовцы.

— Точно? — спросил Станислава Каминский.

Станислав кивнул.

— Пан Ленька, — снова окликнул командира Каминский. — Вот этот новенький, индеец, согласен идти. Он говорит, что может бесшумно снять часовых.

— Каким образом ты это сделаешь?

— Луком.

— Ты что, смеешься? Луком? Да еще в темноте?

— Мне часто приходилось стрелять ночью по шороху зверя.

— И ты попадал?

— Я всегда приходил в селение с добычей.

— Пан Ленька, я тоже пойду с ними в Дембовцы, — сказал Косовский.

— Где ты возьмешь лук? — спросил Станислава Ленька.

— Сделаю.

— И сможешь убить из него человека?

— Да,

— Ты знаешь, кто такие эсэсовцы?

— Знаю.

Ленька задумался. Партизаны смотрели на него, ожидая. Как ни фантастична была затея, она сулила несколько сытых дней и, может быть, даже одежду.

— Ладно, — сказал Ленька. — Пусть идет пять человек. Кто хочет. Но если ничего не выйдет, возвращайтесь, не поднимая шума. Без выстрелов.

— Ну парень, — хлопнул Станислава по плечу Стефан. — Если бы не ты… А склад мы наверняка возьмем, попомни мое слово!