Война Цветов

– Вот женщины! Горло готовы перегрызть друг дружке, но в том, что мужчины свиньи, вы все заодно.

– Потому что мужчины и есть свиньи. – Улыбка начинала прокрадываться на ее губы, но Поппи, чувствуя, видимо, что пускать в ход этот род оружия еще не время, опять обрела серьезность. – Итак, вы мне верите? Относительно того, что я не смогу помочь вашему другу?

– Верю, но стараюсь пока не задумываться над этим. Чувствуешь себя последним подонком. Я-то сижу за столиком в ресторане, а она в бутылке.

– Если они хотят получить вас, то ничего ей не сделают. Кому нужна какая-то летуница?

– Вы в самом деле так думаете?

– Раньше думала – но сейчас я только хотела сказать, что им она ни к чему. Чемерица жесток, только когда ему это выгодно. Его сын... и тот, другой... они, конечно, способны на что угодно, но он не даст им воли, пока не использует ее до конца. То есть пока не получит вас. Оставаясь на свободе, вы в какой-то мере гарантируете ей безопасность.

Тео со вздохом откинулся назад.

– Тошно мне от всего этого. Поговорим лучше о другом. Что вы сейчас поделываете? Где живете? Собираетесь ли вернуться в свою школу?

– Вы действительно хотите это знать? – Его немного пугало нелегальное положение, на которое она перешла, но он напоминал себе, что в этой девочке есть сталь, и недооценивать ее было бы ошибкой. Тому хулиганистому огрику, наверное, в самом деле снятся кошмары.

– Да, хочу. И я, пожалуй, тоже выпью вина.

Поппи, как выяснилось, жила у своей подруги Друзиллы, бывшей соученицы, которая бросила школу и вышла за студента-медика. Молодая пара обитала в маленьком домике, в непрестижном районе День на южной окраине Города.

– Практически на луне, но у них миленький домик, и Друзилла очень счастлива со своим Доннусом. – Как быть со школой, Поппи пока не знала. – Это мой последний год, и я терпеть не могу это место. Они не любят, когда задают вопросы, – достаточно, если ты научишься поддерживать светскую беседу на балах с мальчиками из Лозоходной. Не для меня это, Тео. Я бываю в организациях вроде «Дочерей Рощи» – они помогают тем, кто пострадал во время боевых действий. Это самое меньшее, что я могу сделать, учитывая, что все это заварил мой отец, но чувствую, что и там я надолго не задержусь. Этим женщинам важнее быть на виду, чем по-настоящему делать добро. Вчера, когда вы меня видели, мы опоздали на полчаса – не начинали разгружать грузовик, пока зеркальщики не приехали. Они не лучше «Цветущих веточек», только вокруг каждой вдобавок стоит такое облако молодильных чар, что задохнуться можно. Ненавижу.

Тео допил вино. Он чувствовал себя спокойнее, чем когда-либо за последние дни, но ему начинало казаться, что они слишком уж тут засиделись.

– Может, пройдемся? Мне что-то не хочется здесь оставаться.

Она посмотрела на него оценивающе и сказала:

– Что ж, давайте пройдемся. – Счет она оплатила, проведя над ним пальцами. Отцу, наверное, будет не так уж трудно выследить дочь по ее покупкам. Богатым девушкам это просто в голову не приходит – до Поппи у него было очень немного таких знакомых, но впечатление успело сложиться. Например, Сандра, дочь знаменитого музыканта, с которой он познакомился в клубе и некоторое время встречался. Она всегда поворачивалась и уходила, даже не думая за что-то платить – потому что полагала, обычно правильно, что в барах и ресторанах ее все знают и запишут расходы на счет ее отца. Вернее, пошлют счет его менеджеру, поскольку знаменитый басист обращал на свои счета не больше внимания, чем британская королева.

«Палата собраний» располагалась меньше чем в миле от гавани, и снаружи сильно пахло Исом – здесь он куда больше походил на океан, чем на илистых отмелях у Замкового моста. Поппи шла куда-то по улочкам Восточного Берега, чьи закоулки и покосившиеся дома напоминали Новый Орлеан или трущобы Неаполя начала XIX века. С верхних этажей доносилась музыка, не менее странная, чем у гоблинов, но совершенно другая.

– Кобольды? – спросил он по ассоциации с рестораном.

– Нет, вы правда не от мира сего, – засмеялась Поппи. – Кобольда нипочем на верхний этаж не загонишь, даже если квартирной платы с него не брать. Здесь живут в основном обыкновенные рабочие эльфы, а эта музыка как будто никсовская. Их тут немало, но большинство живет прямо в гавани и даже на баржах.

Тео нравилась музыка и нравилось гулять, чувствуя себя почти что нормально. Поппи ему тоже нравилась. Он подумал немного и взял ее за руку, сознавая, что переходит некий Рубикон, делая этот незначительный жест. Некоторое время они шли молча, скользя через теплую ночь, как дельфины по волнам тропического моря.

Поппи остановилась у какой-то стены, за пределами призрачного фонарного круга. Сначала он подумал, что она узнала кого-то в шумной, хохочущей толпе молодежи, высыпавшей из ближней таверны, но они ушли, и Тео понял, что причиной остановки был не страх. Он обнял ее, и она прижалась к нему вдумчиво, словно делая нечто важное.

– Я рада, что вы позвонили мне. Я о вас много думала.

Он опасался сказать что-нибудь глупое – говорить вообще не хотелось. У него и раньше бывали проблемы с тем, что говорить в таких ситуациях, а сейчас он чувствовал себя еще менее уверенным. Он не солгал ей: быть рядом с ней для него пока вполне достаточно. Что тут еще скажешь?

Она целовалась очень хорошо, подходя к этому с горячей решимостью, без спешки и без заигрывания. У него мелькнула мысль о том, почему поцелуи эльфов так похожи на человеческие. Интересно, все эльфы и феи целуются так, будто это самая важная вещь во вселенной, или это личная особенность Поппи Дурман? Тот факт, что она еще школьница, беспокоивший его с тех пор, как она открыла ему свои чувства, больше не казался таким уж тревожным. Какое бы место она ни занимала в своем обществе, по его отсчету она родилась еще до того, как Тедди Рузвельт стал президентом, – если кого-то из них считать малолеткой, так только его, Тео. По здешним понятиям он еще в детский садик должен ходить или там в первый класс.

Сближающая деятельность Поппи осуществлялась успешно: они сплелись, как два дружно растущих стебля, и каждое ее движение затрагивало его сразу в нескольких местах Похоже, тот единственный бокал вина начисто лишил его разума: в голове все плыло, в теле ощущалось тепло и приятное покалывание. Может, это любовь? Эта мысль его поразила. Страсть присутствовала определенно, но ею объяснялось не все.

На секунду он отстранился и прижался лицом к ее виску. Ее волосы пахли ванилью, жимолостью и еще чем-то, чего он не знал, но хотел бы вдыхать всю свою жизнь. Полчаса назад он корил себя за то, что морочит девушке голову, теперь начинал понимать, что сам вот-вот втюрится по самые уши. Может, она приворожила его? Он не верил в это после ультиматума, который она ему предъявила... ну а вдруг все-таки?

«Господи, никак это то самое, настоящее!»

Затерянный в теплой ночи, он прислонился к стене. Поппи была так близко, что сбивала ему все ориентиры, и он не сразу заметил фигуру в дальнем конце улицы. Поппи дышала ему в ухо и целовала мочку, одновременно покусывая ее, – таких чудес с ним давно уже не случалось, однако что-то в этой фигуре, переходящей из света фонарей в тень и опять выходящей на свет, не давало ему покоя. Вот она снова вошла в пятно света в сотне футов от них, и Тео разглядел на ней доспехи констебля.

Сердце в груди застыло ледяным комом. Тео отделился от стены, чуть не опрокинув Поппи, схватил ее за руку и быстро повел прочь.

– В чем дело? – спотыкаясь, спрашивала она.

– Там сзади. Констебль. Можешь посмотреть, только ради Бога не останавливайся.

– Но мы навлечем на себя подозрение, если будем от него убегать...

– Да, если констебль настоящий, – но я так не думаю. Я тебе рассказывал про мертвяка, который меня преследует. В последний раз, у дома Нарцисса, он занял тело констебля. Шагай быстрей. Когда завернем за угол, побежим.

– Очень мне нужно бегать от какого-то буки. У меня в сумочке защитные чары.