Молодые, способные

Тия ждет у подножия лестницы, переминаясь с ноги на ногу и всхлипывая.

– Убежал? – сквозь слезы спрашивает она.

– Кто? Труп? – уточняет Пол.

– Иди ты в задницу! Паук!

– Успокойся, – просит Энн.

– Отъебись! – вопит Тия. – Гребаные...

Тию заглушает отчаянный плач. Эмили заламывает руки.

– Да что это такое?! – кричит она. – Почему все такие злые?!

– Где паук? – допытывается Тия. – Надо его раздавить.

– Да заткнись ты со своим пауком! – перебивает Джейми. – Это всего лишь...

– Что – паук, да? – кричит Тия. – Для тебя – конечно, а я для меня... Чтоб вы все сдохли! Трупов я повидала сколько угодно. Я видела, как люди умирают. Когда вы наконец повзрослеете? Смерть – трагедия, горе, утрата, но не гребаный ужас. Все вы сдохнете! А я больше всего на свете боюсь пауков, ясно? Мертвец мне ничего не сделает, а этот сраный тарантул – еще как! – Она озирается, точно загнанный зверь. – Даже уйти от вас некуда в этой треханой дыре! Если бы я не заполнила эту треклятую анкету, меня бы здесь не было. Я хочу домой!

Эмили садится на нижнюю ступеньку, закрыв лицо ладонями.

– Я хочу к маме, – рыдает она. – Пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь!

Тия все мечется. Наконец бежит в гостиную.

– Ну и что нам теперь делать, черт возьми? – спрашивает Джейми.

– Хоть что-нибудь! – умоляет Эмили. – Прошу тебя, Джейми!

– Чего ты от меня хочешь? Что я могу?

– Сделать так, чтобы стало лучше, – твердит она. Джейми садится рядом.

– Я не знаю, как, – признается он. – Прости.

– А ты, Пол? – Эмили поднимает на него огромные заплаканные глаза.

– Ну что? – спрашивает Пол. – Что?

– Ты мсжешь сделать что-нибудь?

Игры забыты. Все протрезвели. О сексе никто и не вспоминает.

– Воскресить его я не могу, – тихо говорит Пол.

– Да не надо его воскрешать!

– А чего ты хочешь? – спрашивает Пол.

– Исправь что-нибудь. Я не знаю, как.

– Я заварю чай, – решает Энн.

– А ты умеешь? – удивляется Пол.

– В кризисной ситуации – да, – улыбается она. – Сахар всем класть?

– Спасибо, – говорит Эмили и цепляется за руку Энн, когда та проходит мимо.

Тия сидит на диване, подтянув колени к груди.

– Успокоилась? – спрашивает Брин, входя в гостиную.

– Я хочу одна побыть, – говорит она.

– Ладно, тогда я пошел.

– Нет, погоди. Я просто... – Она снова шмыгает носом.

– У тебя шок, – объясняет Брин. – Скоро пройдет.

Тия щурится.

– Думаешь? – язвительно переспрашивает она.

– Точно знаю. Надо только подышать поглубже или еще что.

– Значит, «подышать или еще что». Я запомню.

– Я просто помочь хочу. Чего ты от меня ждешь?

– Чтобы ты выкинул отсюда паука.

– Ты серьезно?

– Да. Просто выгони его из дома. И с этого кретинского острова.

– И тебе станет легче?

– Пожалуйста, убери его, – тихо умоляет Тия. – Прошу тебя!

Она раскачивается из стороны в сторону, как помешанная.

Брин никак не может уразуметь, что все это происходит на самом деле. Ему кажется, он смотрит кино. И едва не смеется – не потому, что смешно, а от растерянности. Ему хочется разозлиться, потому что единственная альтернатива – облажаться. Его смешит герой фильма, который только что решил подняться в мансарду, где лежит мертвец, хотя больше всего на свете боится трупов. Он ведь знает, что наверху его ждет жуть. Еще Брину хочется плакать, потому что этот герой фильма – он сам.

В коридоре пусто. Наверное, все в кухне.

Брин останавливается у подножия лестницы. Вот чем плохо быть мужчиной. Ему страшно идти наверх, как любому человеку. Пенис его от страха не спасет. Брин поднимается по лестнице, не зная, хватит ли у него духу подойти к двери, и не представляя, что делать, если он все-таки войдет в мансарду. Может, паук уже по дому шастает. Но он довольно крупный и мохнатый, заметить нетрудно – конечно, если он еще здесь, а не испугался воплей Тии и не сбежал куда глаза глядят.

Брину кажется, что остальные где-то далеко, хотя на самом деле – двумя этажами ниже.

На узкой лестнице в мансарду его пробирает озноб. Дверь открыта, из мансарды тянет сквозняком. На лестнице мертвая тишина и кромешная темнота. Из двери сочится зловещий желтый свет, и Брину чудится, что какой-то демон нашептывает ему в ухо, велит к свету идти. Брин судорожно сглатывает слюну. Полная хренотень.

Хуже некуда. Брин точно знает, какой сценарий – вне конкуренции. Он войдет в мансарду и увидит, что труп исчез. Вообразите: мертвец воскрес, а может, он и не был мертв... Только притворялся.

Брин – легкая добыча для паранойи. Он-то знает, что можно умереть, совершив одну-единственную ошибку. Как его отец. Брин вздыхает. Он обливается потом. И бранится вполголоса, хотя понимает, что звучит фальшиво. Он плетется нога за ногу, но лестница все равно кончается. И ему остается только войти в комнату.

Труп на месте, в той же позе. Брин старается не смотреть на него (на случай, если труп вдруг шевельнется или подмигнет, как в «Роковом влечении»[59]). Брин глазеет куда угодно, лишь бы не на мертвеца. Кровать в углу застелена тонким одеялом. Рядом потертый коричневый чемодан. Брина от страха парализовало. Он убеждает себя, что перед ним всего-навсего труп, мертвый человек, но этот способ не срабатывает. В отличие от детских уловок – «это же просто гроза». Хорошо бы сюда пришли остальные. Но никто не идет. Слышны только завывания ветра за окном. Ну вот, уже ветер воет. А дальше что? Живая мертвечина? Зомби?

Комната ничего себе, только пыльная. У постели старый умывальник, на нем бритвенные принадлежности. Слева – приоткрытая дверь. В щель виден унитаз. И аккуратные штабеля коробок вдоль стен. Брин не знает, сколько неизвестный прожил здесь, но скорее всего – с тех пор, как они очутились на острове. Наверное, он их сюда и привез. Говнюк. Брин вдруг радуется тому, что этот урод мертв. Брину внезапно хочется его пнуть – он с трудом сдерживается. Минутная вспышка агрессии проходит, ему вновь страшно. Торопясь уйти, он ищет глазами паука.

Паук как будто решил исправиться – сидит в прозрачной коробке. Брину кажется, что паук выглядит виноватым и немного испуганным. Все, хватит тут ошиваться. Брин закрывает коробку крышкой и несет вниз, надеясь, что не столкнется по дороге с Тией.

– По-моему, паук – это его домашняя живность была, – сообщает Брин остальным в кухне.

Стеклянную коробку он поставил возле чайника.

– А нам-то какое дело? – спрашивает Эмили. – При чем тут этот траханый паук?

– Ты ходил наверх? – уточняет Джейми.

– Мертвец на месте, – докладывает Брин – словно объявляет, что погода не переменится.

– Ну спасибо, порадовал, – смеется Пол. – Ты в порядке, приятель?

– А то как же, старина, – в тон ему, но с дрожью отвечает Брин. – Просто решил, что с этой паучьей херней пора кончать.

Энн протягивает Брину чашку. Чай некрепкий, но очень сладкий. Брин выпивает его залпом. Который теперь час, он не знает. Часа два или три ночи. Интересно, им сегодня вообще светит лечь спать?

Эмили прижимает к груди полную чашку. Трясется, как в ознобе, по стенке чашки течет мутноватая капля. Все молчат и сидят неподвижно. Джейми, Энн

и Пол спокойны, хотя Брин видит, что и они потрясены. Джейми полагалось бы чертыхаться полушепотом и психовать, но он невозмутим. Эгоистке Энн не полагается поить всех чаем – а вот поди ж ты. Что полагается делать Полу, Брин не знает. Наверное, ничего – что Пол и делает. Может, у него и нет никакого шока. Должен ведь быть. Трупы в зловещих мансардах не каждый день встречаются. Вообще такого не бывает.

– Симпатяга. – Пол разглядывает паука через стеклянную стенку.

– Только Тие не показывайте, – предупреждает Энн. – У нее будет разрыв сердца.

– Что Тие не показывать? – спрашивает Тия, входя в кухню. И видит паука. – О господи! – вопит она.

«Роковое влечение» («Fatal Attraction», 1987) – психологический триллер американского режиссера Эдриэна Лайна.