Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 188 из 224

«Вы назначены Советом Обороны председателем Особого Комитета по проведению военного положения на железных дорогах и заведующим транспортным отделом ВЧК… Предсовобороны Ленин»{1160}, — такая телеграмма пришла из Москвы на имя С. Т. Ковылкина.

От имения Араповых не осталось ничего… кроме письменного стола. Кто сидел за ним и о чем размышлял — теперь неизвестно. Известно лишь, что этот «стол — единственно сохранившаяся подлинная вещь из араповского имения», — со слов Л. Н. Дворниковой, директора краеведческого музея г. Ковылкино в Мордовии, расположенного по улице Большевистской, дом 19…

«Во время Первой мировой войны моя мама — Елена Георгиевна Карпенко, урожденная Клодт фон Юргенсбург, доводившаяся двоюродной внучкой скульптору П. К. Клодту, с подругами — сестрами Верой и Еленой Майковыми (внучками поэта Аполлона Николаевича Майкова (1821–1897). — Авт.), были сестрами милосердия в Гатчине. Затем в 1919 г. сестры Майковы вместе со своим братом Кириллом эмигрировали через Эстонию во Францию», — рассказывала Ольга Александровна Карпенко, в замужестве Крупникова (род. 13.IX.1925), дочь близкой подруги М. П. Араповой.

Они не знали, что в Эстонии тоже бесчинствовали большевики, от рук которых пострадали родные их общей подруги «Мары» — Араповой.

Цепь трагических событий, выпавших на долю А. П. Араповой, не могла не сказаться на ее здоровье. На 74-м году жизни ее исстрадавшееся сердце просто не выдержало.

Александра Петровна Арапова умерла. По утверждению М. И. Лаже, «скончалась от сердечного удара». Похоронили ее рядом с мужем.

А. П. Арапов, ее правнук, рассказывал: «Они были похоронены на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в фамильном склепе Араповых».

В Москве умерла старшая дочь Поэта Мария Александровна Гартунг.

Е. Н. Бибикова писала: «Она умерла в 1919 году в нищете, так как ее лишили пенсии, а вещей у нее не было для продажи; а вернули ей пенсию при большевиках, и первый взнос пошел на ее похороны»{1161}.

Правнучка великого Пушкина Наталья Сергеевна Шепелева рассказывала:

«Я встречалась с Марией Александровной, будучи подростком, здесь в Москве, куда из Петербурга переехала и наша семья. Она осталась в моей памяти человеком удивительно стойким к постигшим ее невзгодам. Мария Александровна жила возле Донского монастыря, где и была похоронена в 1919 году»{1162}.

В семью Петра Ивановича Арапова снова пришло несчастье: спустя полгода после смерти матери умерла от чахотки его младшая дочь Александра, которой исполнилось всего 8 лет. Но, как говорится, беда не приходит одна. Тяготы испытаний, выпавшие на долю семьи Араповых, подробно описаны в воспоминаниях «Мары» Араповой в главе: «Бегство и возвращение»:

«Летом 1919 г., во время наступления белых на Петроград, когда начались у нас массовые расстрелы, в целях оздоровления (Курсив наш. — Авт.), как тогда говорили, тыла Красной армии, нас предупредили, что ночью нас всех тоже арестуют. Что будет дальше — гадать не нужно было, так как списки, кого пускать налево, составлялись заранее, а других тогда и не брали.

Надо было немедленно бежать в Петроград, так как там, наверное, нас в списках не было, но билеты на вокзале без пропусков не продавались.

Помог Володя Збышевский. Он работал на железной дороге, где давали хорошие пайки, а ко мне он в то время неровно дышал и все приходил с розами из их сада. Отец его был синий кирасир, он погиб на фронте во время конной атаки.

Володя достал всем нам пропуска, и мы в тот же вечер в чем были, без всякого багажа, потому что это вызвало бы подозрения, уехали в Петроград.

Вернулись мы в Гатчину в двадцать четвертом году, когда гражданская война закончилась.

В Петрограде папу все-таки тоже посадили, по доносу соседей, но так как в списках его не было, то следователь на Шпалерной выпустил его на волю и сказал: „В Петрограде вы можете жить спокойно, а в Гатчине — власть на местах, туда вам возвращаться нельзя“.





Наша m-lle (гувернантка. — Авт.) осталась в Гатчине, она была французская подданная и ничего не боялась. Наши дома на проспекте она взяла в аренду. Потом два дома она отдала в ЖАКТ, а один остался у нас. За домом был большой участок земли, в сторону Зверинца[241].

Папа, вернувшись в Гатчину, стал работать счетоводом в Молокосоюзе, а мы с мамой ходили за коровой, у нас было 30 кур, сажали капусту, картошку, сельдерей, косили сено для Зорьки, на которой извозничал Ваничка (брат. — Авт.). Словом, жили натуральным хозяйством и были тогда очень довольны, что не бежали в восемнадцатом году на Дон, куда нас звали гвардейские казаки, которыми папа командовал на фронте до того, как его тяжело контузило и он уже не мог больше воевать»{1163}.

Тогда же, летом 1919 г., на 58-м году умерла и внучка А. С. Пушкина — Анна Михайловна Кондырева, урожденная Дубельт. Очевидно, горе сломило ее: она не смогла пережить смерть своего третьего ребенка — 27-летнего сына Павла, скончавшегося в том же, 1919 году.

Потомков Пушкина по этой линии не осталось. Ветвь оборвалась.

Под натиском армии генерала Юденича накануне ухода красных из Гатчины комиссары подожгли дом командира лейб-гвардии Кирасирского полка, в котором прежде жила семья генерала Арапова, эту замечательную усадьбу, построенную еще в пушкинские времена. Впоследствии, уже при Советской власти, на пепелище был воздвигнут Городской Дом культуры…

А. И. Куприн в повести «Купол святого Исаакия Далматского» писал:

«…Мы сидели в столовой при свете стеаринового огарка — спать было рано — и рассматривали от нечего делать рисунки в словаре Брокгауза и Эфрона.

Дочка первая увидела в черном небе зарево пожара. Мы раздвинули занавески и угадали без ошибки, что горит здешний совдеп, большое, старое, прекрасное здание с колоннами, над которым много лет раньше развевался штандарт и где жили из года в год, потомственно, командиры синих кирасир.

Дом горел очень ярко. Огненно-золотыми, тающими хлопьями летали вокруг горящие бумажки.

Мы поняли, что комиссары и коммунисты и все красные покинули Гатчину.

Девочка расплакалась: не выдержали нервы, взбудораженные необычным днем и никогда не виденным жутким зрелищем ночного пожара. Она все уверяла нас, что сгорит весь дом, и вся Гатчина, и мы с нею»{1164}.

Наступала эпоха «великих буден» и грандиозных потрясений. В грохоте литавр и треске фразеологий все глуше и глуше слышался человеческий голос. Голос разума. Нравственность подменялась идеологией, цель оправдывала средства. А, как известно, где великие цели, там и великие жертвы. Во имя счастья всего человечества сметалось все на пути. В том числе и сам человек. Всем было не до человека. «Недочеловеки» становились новыми хозяевами жизни. Поэтому, чтобы уцелеть, те, кто мог, уезжали. Уезжали, чтобы не вернуться уже никогда…

Под натиском обстоятельств из России навсегда уезжала внучка Натальи Николаевны Ланской, младшая дочь Елизаветы Петровны — Маша… Мария Офросимова. Уезжала с мужем и детьми.

Дочь М. М. Бушека — Алла Михайловна Черевко, впоследствии узнала от Николая Офросимова, сына Марии Офросимовой, что «Мария Николаевна после революции уехала в Финляндию к своей матери (дочери Натальи Николаевны Гончаровой) — Елизавете Петровне Ланской, по первому мужу Араповой, по второму — Бибиковой»{1165}.

241

На территории гатчинского ансамбля к северу от Дворцового парка раскинулся Зверинец — Гатчинский охотничий парк — место царской охоты. В 1857 г. царская охота была переведена в Гатчину из Петергофа.