Страница 31 из 39
— Вы, вероятно, домой? — спросил Шестов (так была фамилия начальника сыскного отделения), обращаясь к Холмсу.
— Да, а что?
— Я хотел бы украсть у вас минут пять вашего времени.
— Я к вашим услугам! — поклонился Холмс. — Вероятно, случилось еще что-нибудь интересное?
— О, нет! — воскликнул Шестов. — Я все насчет того же Карцева. Дело в том, что самонадеянность этого господина прямо-таки не дает мне покоя!
— Это вы насчет чего же? — удивился Холмс.
— Насчет того, что он все время говорит о своем исчезновении. Даже смотритель тюрьмы потерял голову! — ответил взволнованно Шестов. — Это прямо-таки ужасный человек! Ведь если он так откровенно говорит это, значит, имеет к этому основание. Вероятно, те скрытые помощники, о которых он упоминал, когда мы его арестовали, не спускают с него глаз…
— В этом я и не сомневаюсь!
— Ну, так как же?
Холмс пожал плечами.
— Само собою разумеется, надо ждать попыток освобождения. Вопрос только в том, каковы они будут? Ведь не взорвут же они всю тюрьму!
— А черт их знает? — со злостью промолвил Шестов.
— Нет, я не думаю, что они пойдут на террористические акты. Карцев слишком умен и хитер для того, чтобы не придумать более спокойного и оригинального способа бегства.
— Что бы вы посоветовали сделать?
— Я? Господи! Предотвратить бегство вовсе уж не так трудно, — ответил Холмс. — Держите его в одиночной камере, почаще посматривайте за ним, и вряд ли при таких условиях ему удастся удрать…
— Об одиночной камере я уже отдал распоряжение, — произнес Шестов. — А вот я все подумываю о том, чтобы его даже в камере держать в кандалах.
— Ну, это совершенно лишнее, — рассмеялся Холмс. — Конечно, если будет замечена серьезная попытка, тогда можно будет прибегнуть и к этому средству. Что касается меня, то я понаведаюсь к нему еще несколько раз…
— Я только что хотел просить вас об этом!..
— О, это не составит для меня особого труда!
— Очень, очень благодарен вам за это! — воскликнул Шестов, пожимая руки Холмса.
Он несколько минут, молча, шел вслед за нами.
— А знаете что? — проговорил он наконец.
— Что?
— Я уверен, что он сбежит! — произнес он уверенным голосом.
Холмс и я не могли удержаться от улыбки.
— Откуда у вас такая уверенность? — спросил Холмс.
— Право, не знаю! — задумчиво произнес Шестов. — Но сердце мое чует несчастье. Вот уверен, да и баста! И сколько бы мы его ни заковывали, он все равно сбежит.
— Ну, уж если вы так уверены, так наверно сбежит! — расхохотался наконец Холмс.
Пройдя с нами до памятника Сусанина, Шестов и полицеймейстер стали прощаться.
— Так я надеюсь на вас! — проговорил Шестов на прощание.
— Попробую!.. Зайду к нему, — улыбаясь, ответил Холмс, пожимая протянутые руки.
С этими словами мы разошлись в разные стороны.
Прошло дня три без особых перемен. Мы продолжали жить в гостинице «Старый Двор», гуляли по городу, нес-колько раз катались на лодке по Волге и вообще отдыхали в полном смысле этого слова.
Вялый город отличался и вялой жизнью.
В один из этих трех дней в город приезжал доктор Дубровин, один из главарей «Союза русского народа».
Говорят, он гастролировал и дал где-то в городе два представления, на которые собрались все рыночные торговки и несколько джентльменов в опорках.
Я уже начинал свыкаться с однообразной, праздной жизнью, как однажды Холмс подошел ко мне со словами:
— А ведь мы, дорогой Ватсон, совсем забыли нашего приятеля!
— Кого это? — удивился я.
— А Карцева, разве вы уже забыли? — спросил Холмс.
— Но ведь, насколько я знаю, он сидит за надежной решеткой! — проговорил я.
— И все-таки мы навестим его сегодня, — ответил Холмс. — Не хотите ли пройтись вместе со мной в тюрьму?
— С удовольствием!
Мы оделись и вышли на улицу, направившись к зданию тюрьмы.
Вскоре мы были уже у ворот, в которые нас пропустили беспрепятственно.
Тут же во дворе мы встретили и самого смотрителя тюрьмы.
Поздоровавшись с нами, он пригласил нас к себе на квартиру, где мы застали в столовой кипящий самовар.
— Ну, как наш арестант? — полюбопытствовал Холмс.
Смотритель развел руками.
— Ничего не могу сказать про него, — ответил он. — Ведет себя смирно, больше лежит и, мне кажется, он совершенно отбросил мысль о бегстве.
— Вы так полагаете?
— По крайней мере, он не выдает ни единым жестом своих намерений.
— Он, вероятно, скучает?
— Очень. За эти три дня он так сильно изменился, что положительно выглядит выходцем с того света! Ест мало…
— Он питается на свой счет? — полюбопытствовал Холмс.
— Да, — ответил смотритель. — Ведь у нас это разрешается. Вчера он заявил мне, что чувствует сильный упадок сил, и просил, между прочим, покупать ему ежедневно по полфунта сырого мяса…
— Это еще для чего? — удивился Холмс.
— Он ест его сырьем и говорить, что это поддерживает его силы.
— И действительно ест?
— Ест. Это видели и часовые, — ответил смотритель. — Признаюсь, его вид настолько обеспокоил меня, что я даже предложил ему лечь в нашу тюремную больницу, но он наотрез отказался.
— Что же он ответил?
— Говорит, что если ему суждено умереть, так и в больнице умрет, а поэтому нечего и места менять.
Холмс казался очень задумчивым.
Несколько минут он угрюмо молчал, весь погруженный в свои думы.
Наконец, он поднял голову.
— Насколько я помню, при его аресте у него было отобрано решительно все, кроме носового платка?..
— Совершенно верно! — подтвердил смотритель.
— Каким же образом у него очутились деньги? — неожиданно спросил Холмс.
— Деньги? — растерянно пробормотал смотритель. — Гм… деньги… Признаюсь, я об этом не подумал!
— А между тем, они у него несомненно есть, так как он делает покупки. Между тем нельзя предположить, чтобы человек заранее знал о своем аресте и зашил деньги себе в платье. Да… Кроме того, я сам видел, как его платье ощупывали самым тщательны образом…
— А здесь и совсем отобрали, — подсказал смотритель. — Он с ног до головы переодевался при мне.
Несколько минут снова длилось тяжелое молчание.
— Нет сомнения, что он имеет сношения с внешним миром, — произнес, наконец, Холмс решительным тоном, — и деньги он получает извне.
— Что вы говорите? — воскликнул смотритель, вскакивая со стула.
— Это так же верно, как и то, что мы сидим с вами вместе, — произнес Холмс.
Он встал со стула и нервно зашагал взад и вперед по комнате.
— Гм… болен… сырое мясо… отказывается от больницы… — бормотал он про себя, шагая по комнате. — Да, да… очень странно…
— Вы находите в его поведении что-нибудь особенное? — с беспокойством спросил смотритель.
— Карцев готовится к чему-то, — ответил Холмс. — В этом нет никакого сомнения! Вы угадали: его поведение сильно интересует меня и мне придется слегка понаблюдать за ним.
— Но что именно находите вы странным? — не успокаивался смотритель.
— Я не могу вам открыть мои мысли раньше времени, — ответил Холмс. — Могу лишь посоветовать вам удвоить надзор за преступником.
Посидев у смотрителя еще несколько минут, мы попросили провести нас к камере Карцева.
Когда мы вошли к Карцеву, он, вероятно, спал. Но при нашем входе он проснулся и, сразу узнав нас, быстро поднялся с кровати, дружески протянув Холмсу руку.
— Хоть мы и враги, но я привык ценить ум, — произнес он немного ослабевшим голосом. — Вот почему я радуюсь всегда, видя вас при той обстановке, в которой вы не можете сделать мне никакого вреда…
— Вы знаете прекрасно, что и я очень люблю вас в той обстановке, в которой вы не можете делать зла другим, — улыбаясь, ответил Холмс, садясь рядом с Карцевым на кровать и внимательно оглядывая его с головы до ног.
За три дня тюремного заключения Карцев, действительно, страшно изменился. Лицо его побледнело, щеки ввалились, глаза горели болезненным лихорадочным блеском. Весь он осунулся и словно постарел.