Страница 7 из 16
Вэлин: Это было ужасно почти до предела.
Уэлш: И как она сидела там плача, и он подталкивал её локтем снова и снова и спрашивал: «У вас будут слоёные пироги, Госпожа, не так ли?»
Вэлин: Если бы он был пьян, это можно было простить, но он был трезв. Это было просто от злобы. (Смеётся). Хотя это было и смешно в тоже время.
Уэлш: Да кстати где же он? Мне помнится, что он шёл с нами по дороге.
Вэлин: Он остановился, чтобы завязать свои шнурки. (Пауза. Продолжает, осознав). У Коулмэна нет шнурков. Он носит [лёгкие] кожаные туфли [типа мокасин]. (Пауза). Куда делись все [статуэтки] Непорочной Девы Марии?!
Он наклоняется над плитой, кладёт свои руки на её верх, чтобы убедиться, что статуэтки не упали за неё. Опаляю- щий жар от плиты жжёт его руки, и он отдёргивает их с визгом.
(В истерике). Что?! Что?!
Уэлш: Что случилось, Вэлин? Уходя, ты оставил плиту включённой?
Потрясённый, ВЭЛИН открывает дверцу плиты с полотенцем. Дым валит наружу, поднимаясь. Он вынимает дымящуюся кастрюлю с расплавленной пластмассой, с чувством тошноты он ставит кастрюлю на стол и осторожно достаёт одну из полу — расплавленных статуэток с полотенцем.
Все твои статуэтки расплавлены, Вэлин.
Вэлин (шатаясь, отступает назад): Я убью эту сволочь! Я убью эту сволочь!
Уэлш: Я готов побиться об заклад, что это был Коулмэн, Вэлин.
Вэлин: Всё указывает на это! Я убью эту сволочь!
ВЭЛИН хватает ружьё со стены и шагает по комнате, ошеломлённый. УЭЛШ вскакивает и пытается успокоить его.
Уэлш: О Вэлин! Положи это ружьё!
Вэлин: Я прострелю ему башку! Я прострелю его проклятую башку! Я говорил ему не трогать мою плиту, и я говорил ему не трогать мои статуэтки, а он что сделал? Он сварил мои статуэтки в моей плите! (Смотрит в кастрюлю). Эта была благословлена Папой [Римским]! Эту дали моей матери американцы! И все они пропали! Все! Они все теперь только дурацкие головы, катающиеся вокруг!
Уэлш: Ты не можешь стрелять в своего брата из-за неодушевлённых предметов, Вэлин! Отдай мне это ружьё немедленно.
Вэлин: Неодушевлённые предметы? Мои статуэтки святых? И ты называешь себя священником? Не удивительно, что ты предмет насмешек Католической Церкви Ирландии. А этого нелегко добиться, парень.
Уэлш: Теперь отдай мне его, я сказал. Ты собираешься убить свою собственную плоть и кровь.
Вэлин: Да, мою собственную плоть и кровь, а почему нет? Если ему позволено убивать свою собственную плоть и кровь и остаться безнаказанным, почему мне нельзя?
Уэлш: Ну о чём ты говоришь? Коулмэн выстрелил в вашего отца в результате несчастного случая, и ты прекрасно это знаешь.
Вэлин: Чёрта с два несчастного случая! Ты единственный идиот в Линнэне, который верит, что этот выстрел был несчастный случай. Разве не смеялся отец над причёской Коулмэна и разве Коулмэн не вскочил, не потянул его назад за волосы и не прострелил бедняге череп именно так как он обещал с восьмилетнего возраста и отец наступил на его Scalectrix, разломив его пополам…
КОУЛМЭН входит через наружную дверь.
Коулмэн: Однако я любил этот Scalectrix. Он светился в полумраке.
ВЭЛИН поворачивается и направляет ружьё на КОУЛМЭНА. УЭЛШ отступает со стоном, обхватив голову руками. КОУЛМЭН невозмутимо идёт к столу и садится.
Уэлш: Это не правда! Это не правда!
Коулмэн: Смотри, он побледнел как бумага…
Вэлин: Нет, ты заткнись! Не болтай после твоих грязных преступлений…
Уэлш: Скажи мне, что ты не застрелил твоего отца умышленно, Коулмэн. Пожалуйста, сейчас…
Вэлин: Это не о нашем отце, будь он не ладен! Это о моих статуэтках, чёрт бы тебя побрал!
Коулмэн: Видишь, какие у этого парня приоритеты?
Вэлин: Плавить статуэтки — это действие, направленное прямо против Бога!
Уэлш: Также как и стрелять в голову своего отца!
Вэлин: И регулятор газа был на максимальной отметке!
Уэлш: Скажи мне, Коулмэн, пожалуйста, скажи мне. Скажи мне, что ты не застрелил своего отца намеренно. О, скажи мне прямо сейчас…
Коулмэн: Да успокоишься ты, наконец? (Пауза). Конечно, я застрелил моего отца намеренно.
УЭЛШ начинает стонать опять.
Коулмэн: Я не собираюсь выслушивать ни от кого замечания. [Он сказал, что] мои волосы выглядят как волосы пьяного ребёнка. А я как раз только что причесал мои волосы, и они были в полном порядке! И я прекрасно знаю, что прострелить голову собственному отцу против Бога, но есть оскорбления, за которые нельзя прощать.
Вэлин: И варить статуэтки тем более против Бога, особенно если это статуэтки Святой Девы Марии.
Коулмэн: Это достаточно верно, трудно спорить, если у парня ружьё, и я скажу тебе ещё одну вещь, которая против Божьей воли, пока этот парень не влепил в меня пулю…(обращаясь к УЭЛШУ). Эй, стонота, ты слушаешь?
Уэлш: Я слушаю, я слушаю, я слушаю…
Коулмэн: Я скажу тебе ещё одну вещь, которая против Бога. Усадить своего брата в кресло, когда мозги его отца стекают по нему, и обещать сказать всем что это был несчастный случай…
Вэлин: Теперь заткнись, сволочь…
Коулмэн: Если я подпишу, что я отказываюсь в его пользу от всего, что мой отец оставил мне в своём завещании…
Уэлш: Нет…нет… нет…
Коулмэн: Его дом и его землю, и его столы и его кресла и его сбережения чтобы транжирить их по мелочам на дерьмовые плиты, чтобы мучить ими меня, мерзавец…
Уэлш: Нет, теперь…нет…
Вэлин: Прощайся с белым светом, сволочь!
Коулмэн: И дерьмовыми Тейтосами, наихудшими чипсами в мире…
ВЭЛИН взводит курки ружья, приставленного к голове КОУЛМЭНА.
Уэлш: Нет, Вэлин, нет!
Вэлин: Я сказал, попрощайся с белым светом, сволочь
Коулмэн: Прощай белый свет, а ты мерзавец.
ВЭЛИН нажимает курок. Происходит пустой щелчок. Он снова нажимает на курок. Опять щелчок. Третий раз, и опять щелчок. КОУЛМЭН достает из кармана два ружейных патрона.
Коулмэн: Ты думаешь, я сумасшедший идиот, а? (Обращаясь к УЭЛШУ) Ты видел это, батюшка? Мой собственный брат стреляет мне в голову.
Вэлин: Отдай мне эти долбаные патроны.
Коулмэн: Нет.
Вэлин: Дай мне патроны, я сказал.
Коулмэн: Я не дам.
Вэлин: Дай мне их, чёрт…
ВЭЛИН пытается вырвать патроны из сжатого кулака КОУЛМЭНА, КОУЛМЭН при этом смеётся. ВЭЛИН хватает КОУЛМЭНА за шею, и они падают на пол, сцепившись в драке, катаются вокруг. УЭЛШ пристально смотрит на них, онемевший, в ужасе. Его взгляд останавливается на кастрюлю с дымящейся пластмассы рядом с ним и, почти безучастно [беспомощно], по мере того как драка продолжается, сжимает свои кулаки и медленно погружает их в жгущую жидкость. УЭЛШУ удаётся сдержать свой крик на десть или пятнадцать секунд, затем, всё ещё держа свои кулаки погружёнными, он издаёт ужасающий вопль на высокой ноте, который длится около десяти секунд, во время которых ВЭЛИН и КОУЛМЭН прекращают драку, встают и пытаются помочь ему…