Дороги

– В чем дело? – хмуро спросил Смоленский, выглянув из кабины.

– Я сам, я сам… – торопливо прошептал Самойлов и, прихватив путевой лист, заспешил к инспектору. Минуту они о чем-то разговаривали, вернее, говорил инспектор, а Самойлов только кивал, махал рукой и виновато улыбался.

– Поворачивают назад… – сказал он растерянно, подойдя к машине, – говорят, нельзя будто… Путевку забрали…

Инспектор тем временем не спеша обошел автомобиль и заглянул в кузов.

– Все ясно… – раздался его голос. – Кто здесь старший? Смоленский молча вылез из кабины и встал перед ним.

– В чем дело, старшина?

– Куда направляетесь? – спросил инспектор, козырнув,

– В путевом листе указано. На работу, – сдержанно ответил Смоленский.

– На работу! – загудели в кузове. – А куда еще?..

– А это что? – Инспектор показал жезлом на пучок удилищ, торчащих из-под брезента. – И одеты вы как на рыбалку. Что я, не вижу?

– Мы – изыскатели, – сдерживая себя, пояснил Смоленский. – Ведем дорогу на бокситовое месторождение.

– Ничего не знаю, – отрезал инспектор и спрятал путевой лист в планшетку. – Поворачивайте назад.

– Ура! – крикнул кто-то в кузове. – Моя милиция меня бережет!

– Я повторяю, мы едем на работу! – не скрывая раздражения, повторил Смоленский.

– Есть постановление об экономии горючего, – официальным тоном отчеканил инспектор. – На основании его я вас задерживаю. Всем грузовым автомобилям выезд за город в выходные дни запрещен. А то привыкли, – уже от себя добавил он, – на государственном транспорте по рыбалкам кататься…

– Вы срываете нам работы! – взорвался Смоленский. – Верните путевой лист!

– Тише, тише… – зашептал Самойлов, – это не поможет…

– Будет специальное разрешение – пропущу, – невозмутимо ответил инспектор и вышел на проезжую часть. Со стороны города приближался маленький дребезжащий грузовичок. Самойлов вздохнул и полез в кабину. Секунду постояв со сжатыми кулаками, Смоленский отправился за ним.

– Надо бы с ним поговорить… – пряча глубже в карман водительское удостоверение, сказал Самойлов, – по-хорошему, по-человечески… Он, может, и понял бы… Они тоже ведь… обхождения хотят. А вас этак понесло…

– С ним поговоришь… – сквозь зубы бросил Смоленский а выглянул из кабины. Инспектор, остановив грузовичок, разбирался с его водителем.

– Да он мягкий, – продолжал Самойлов, – по лицу видно – мягкий… Смоленский перевел взгляд на часы. Девять. Рубщики на трассе, наверное, заждались. И Вадим там с Женькой, надо немедленно разобраться.

– Вперед, – тихо сказал Смоленский и посмотрел в спину инспектора.

– Что?..

– Вперед! – громче повторил Смоленский. – Махни задней машине: пусть едут за нами.

– Вот те раз… – пробурчал Самойлов и включил мотор. Машина с места взяла такую скорость, что Смоленского откинуло на спинку сиденья. Инспектор засвистел. А через минуту в ушах Вилора Петровича свистел только ветер. Он оглянулся назад. Вторая машина, чуть задержавшаяся на старте, нагоняла, и сквозь лобовое стекло ее виднелось улыбающееся, довольное лицо молодого водителя.

– Да… – обреченно протянул Самойлов, увеличивая скорость, – первый раз за сорок лет от инспектора удираю…

– Не волнуйся, – успокоил Смоленский, глядя вперед. – Я отвечаю за это.

– Так и до пенсии не доработаешь… – продолжал Самойлов. А у меня ведь безаварийный стаж… Ответить-то вы ответите, да с вас чего взять? Мне-то больше достанется, права мои полетят… Да и у того парнишки, – он кивнул назад, – отберут…

– Не полетят, – заверил Смоленский и расслабился. – Есть моменты, когда, чтобы выиграть, надо плюнуть на все и рискнуть. Мы делаем все законно… Впрочем, не тебе, Самойлов, об этом говорить. На фронте-то, наверное, приходилось рисковать? •

– А как же! – Самойлов довольно поерзал на сиденье. – Было… «Мессер» идет и чешет вдоль дороги – щепки летят. Л у тебя в кузове не дрова, а снаряды. Свернуть, бывает, некуда. Вот и крутись… На позициях пушкари тебя уже на все корки кроют… Ох, было, не приведи господь!..

Смоленский уже плохо слышал его. С болезненной остротой вспомнился Вадим, оставшийся на трассе с Женькой Морозовой. «Куда же ты суешься, – думал он, глядя на блестящую ленту дороги. – Она старше тебя, дурачка, огни и воды прошла, а ты лезешь со своей наивностью…»

Скоро автомобиль свернул на разбитый, пыльный в жаркую погоду проселок, виляющий среди сопок. Отсюда начиналась трасса. По-хорошему и лагерь следовало перенести сюда, но Скляр в начале сезона заупрямился: к городу ближе – лучше. Там и баня есть, и продукты легче завозить, а в кино можно съездить. Лагерь оставили там, где он стоял в прошлом году. Смоленский уступил.

Прямые отрезки широкой просеки клином уходили вдаль, пока не упирались в гору или хребет. Смоленский помнил, как было много споров в институте об этой трассе, много конкурирующих вариантов ее, вплоть до предложения взять за основу этот несчастный проселок. У Смоленского был свой вариант, выигрышный за счет небольшой протяженности и близости стройматериалов. Он сумел отстоять его, и теперь, каждый раз проезжая здесь, вспоминал эти споры и их итог, когда все оппоненты признали его вариант лучшим.

Но сейчас и эти мысли не успокаивали. Впереди предстоял серьезный разговор с сыном. Едва машина остановилась, Смоленский соскочил на землю и зашагал к палаткам рубщиков.

Рубщики лежали на солнцепеке, лениво отмахивались от комаров. Кто сосредоточенно точил топор бруском, кто настраивал спиннинг или курил. При появлении Смоленского они встали, оживленно зашевелились. Вадима среди них не было…

– Чего так долго, начальник? – хмуро спросил Афонин, узкоплечий и длиннорукий парень. – Время – десять, а мы сидим из-за вас…

– Здесь Морозова оставалась… – с расстановкой проговорил Смоленский, озираясь по сторонам, – могла бы задать вам направление… Инструмент есть.

– Ищи вашу Морозову! – бросил Афонин. – Они как о вечера ушли, так до сих пор нету…

Смоленский скрипнул зубами и отошел за крайние палатки.

– А мы от милиции удирали! – радостно сообщил кто-то из подошедших геодезистов. – Но он за нами даже и не погнался! Посвистел да палкой погрозил…

«Подожду, – зло думал Смоленский, усаживаясь на поваленную сосну. – С Евгенией поговорю, чтоб знала, кому мозги закручивает…» Но ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку на трассу вышел Вадим с деревянными часами под мышкой. Эти часы всегда раздражали Смоленского. Вадим притащил их из города вскоре после приезда на изыскания. Два дня ковырялся в механизме, исправил, вычистил мелом бронзовые завитушки и тяжелый литой маятник. Теперь носился с ними как дурак с писаной торбой – на трассу, на рыбалку… Завтра в армию идти, а все детство в башке!..

В трех шагах от отца Вадим поставил часы на землю, поправил и качнул маятник. Морозовой не было видно. Смоленскому же казалось, что они теперь будут ходить, взявшись за руки и прижимаясь плечами друг к другу. Так Вадим пришел с Леной в прошлую зиму, сразу после Нового года. Пришли, держась за руки, розовые от мороза, с вытянутыми, напряженными лицами. «Мы решили пожениться, отец, – бухнул Вадим и выступил чуть вперед, прикрывая плечом свою избранницу. – Это Лена, я тебе говорил о ней…» В тот раз он тоже не ночевал дома, гулял где-то всю ночь, а наутро явился с невестой…

Было от чего Смоленскому волноваться.

– Между прочим, твоя бригада уже работает, – хмуро заметил Смоленский, разглядывая испачканную землей одежду сына. Ползал он, что ли?..

– Я тоже работал, – с достоинством бросил Вадим. – Всю ночь не покладая рук. И, кстати, сегодня воскресенье. На трассе у Шарапова ни одного человека…

– Где Морозова? – спросил отец.

– Морозова? – деланно удивился Вадим. – Не знаю… Не видел. Это у тебя надо спросить, где ходят ночами твои подчиненные.

Он устало потянулся, протер кулаками красные от бессонницы глаза. «Может, зря я запаниковал? – вдруг подумал Смоленский. – Похоже, ничего у них и не было».