Страница 17 из 30
— Добрый вечер, — сказала Ася, подразумевая: «Только тебя тут сегодня не хватало». Она подумала, что не стоит сразу сбрасывать овцу с лестницы: вдруг она принесла вести от дорогого папочки, вдруг с ним случилось что-нибудь сакраментальное — к примеру, вдруг он умер.
— Можно пройти? — осторожно спросила Жанна. Выглядела она скованной и напряжённой, потому что пыталась скрыть, насколько она пьяна. И когда же ты, овца, надраться успела, ты же до пяти на работе, мрачно подумала Ася. Хотя сумасшедшим, особенно хрупким девушкам в весовой категории до пятидесяти, иногда хватает и пары бокалов пива для того, чтобы окончательно уйти мечтою в мир иной.
Жанна села на краешек кресла, осматриваясь вокруг, словно не узнавала обстановку. Ася вернулась к компьютеру — расставлять кошерные запятые в рассказе какого-то гения о том, как он курил кальян на балконе, пока не встретил гея. Текст обличал весьма поверхностное знание автором предмета изображения. Периодически он упоминал уайльдовскую «Балладу Редингской тюрьмы», которую называл «Редингтонской». Вот такое я бы никогда не стала писать, подумала Ася, когда её молчаливое возмущение невежеством автора улеглось. Это красиво и трагично: красиво потому, что написал Уайльд, трагично само по себе, но за всем этим стоит примитивная тоска мужчин по тем временам, когда своих женщин можно было безнаказанно убивать — за измену, за подозрение в измене, за разбитую чашку. И не менее примитивное подсознательное сожаление Уайльда о том, что у него не хватит сил душевных прикончить обнаглевшего Дугласа.
— Что нового? — спросила она, не оборачиваясь к Жанне. Пойми, дура, я работаю.
— А почему ты спрашиваешь?
В комнату вошёл придурок и сказал:
— Мне звонил твой бывший придурок. Он меня бесит, тупой идиот. Сколько раз я говорил: прекрати с ним общаться.
— Кто такая Грация Деледда? — лениво полюбопытствовала Ася.
— Откуда я знаю?
— А кто получил Нобелевскую премию в девяносто втором году?
— По чему?
— Да по чему бы то ни было. Никого, что ли, не знаешь?
— Отстань от меня со своей гуманитарщиной.
— Хорошо. В каком году была открыта палочка Коха?
Последовало затяжное молчание.
— Придурок, — печально сказала Ася, — ты же врач. Врач! Тебе до ординатуры рукой подать. Назови все виды аллергической реакции на дипроспан.
Негодяй сохранял ледяное молчание.
— Между тем, — хладнокровно констатировала Ася, — твой предшественник, которого ты называешь идиотом, всё это знал.
— Что за ерунда, — начал выходить из себя придурок, — мало того, что ты стебёшь меня перед посторонними — ты сейчас будешь обсуждать меня со своей подружкой, стоит мне выйти, на хуй, на кухню!
— Мы с ней больше, чем подружки, — подала голос Жанна.
Повисла мерзкая пауза.
— Если хочешь сказать что-нибудь ещё, говори сразу, у меня мало времени, — посоветовала Ася, чувствуя, что сейчас убьёт эту дуру и распилит её ножовкой на куски.
— Я тебя люблю.
— Пойдём выйдем, — предложила Ася придурку, и он неохотно последовал за ней на кухню.
— Она больная, — тихо сказала Ася под всё тот же надоевший аккомпанемент, рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет, — привязалась ко мне и не может отстать. Иди домой, а я постараюсь её эвакуировать обратно в райцентр.
— Обалдеть, — громко сказал придурок. — Мой брат, нормальный человек, был здесь всего два дня и одну ночь, и ты сказала, что это кошмар, а твои долбанутые лесбухи тут будут стадами ошиваться?
— Что-то не устраивает — дверь вон там. Не хочешь в дверь — уходи через окно и не забудь свои дурацкие сигареты.
— Ася, что случилось? — обеспокоенно спросил придурок (бог знает, почему он так дорожил отношениями с ней: наверно, и правда был мазохистом).
— На самом деле, никогда ничего не случается, и ничего нет, — пояснила Жанна, нарисовавшаяся в дверях. — Я с радостью жду апокалипсиса — времени, когда это утверждение подтвердится.
— Девушка, с вами всё в порядке? — обеспокоенно спросил придурок. — Я терапевт, можете доверять мне.
Ася предпочла бы избавиться от обоих сразу, но логичнее было сначала убрать Жанну.
— Вены вроде целые, — продолжал придурок, осматривая вредоносный объект со всех сторон, — а выглядит как отмороженная. Каждый раз удивляюсь, насколько по-разному действует на людей алкоголь. На какой нефорской тусовке ты откопала это сокровище?
— Я бы сейчас потусовалась только в одном обществе, — ответила Жанна. — Было такое общество — «Black Leather Beavers». Они правы. Несмотря на то, что их нет.
— Жанночка, тебе лучше поехать обратно, если, конечно, у вас дома никто никого не убил, — быстро проговорила Ася. — Боюсь, в прошлый раз ты неправильно меня поняла. Мы должны остаться друзьями. Пойдём, я тебя провожу.
— Всё, я пошёл, до свидания, — торопливо пробормотал придурок. — Разбирайтесь сами.
И исчез, забыв диск «Аквариума», который Асе был на хрен не нужен.
— Он понял, что лишний, я добилась своего, — сказала Жанна с тихим торжеством.
— Тебе домой пора, — твёрдо повторила Ася.
— Хорошо, если тебе кажется, что лучше поехать ко мне, то можно…
Ох, блядь…
Уже стемнело. В поисках междугородней остановки нужно было обогнуть кладбище, заросшее шиповником и малоизвестной, кажется, белорусской травой. Ася опасалась, что эта дура начнёт свой очередной асоциальный экзерсис, например, будет биться головой об ограду или упадёт на асфальт, но пока всё шло относительно нормально.
— Как всё запущено, — констатировала Жанна. — Родственники этих покойников — настоящие козлы.
— Они здесь бухают.
Ограды бы лучше красили. Но зачем тратить деньги на олифу, её же пить нельзя? Хотя в деревнях народ, наверно, даже олифу способен пить. Нельзя недооценивать разностороннюю одарённость славянских народов. Жанна внезапно замерла, рассмотрев за покосившейся оградой памятник из мраморной крошки. Фамилия покойного (что-то сложно-польское) светилась в полутемноте золотыми буквами, а фотографию кто-то спёр.
— Зашибись доска. У нас в общагу парни такую же с кладбища приволокли. Потом мясо на ней резали. Кстати, на хрен вообще хоронить этих мёртвых? — задумчиво произнесла она коронную фразу лидера Церкви Эвтаназии, певицы Крис Корда. — Хорошее мясо, пусть идёт прямо в «Макдоналдс».
— Психопатка, — мрачно сказала Ася.
— Извращения и психопатия — это всякие некрофильские картинки, которые наши неучи рисуют и выставляют в галереях. Тоже мне мода. Одна из характерных деталей облика искусства двадцатого века. Эпохи глобальных потрясений и катастроф. А предлагать не засорять землю — это не извращение. Древние греки были намного умнее. А нам из-за этих кладбищ скоро жить будет негде.
— А ведь ты называла себя верующим человеком.
— По-твоему, не бояться кладбищ — значит не верить в бога?
Калитка скрипнула, вышла пожилая тётка в полупрозрачном траурном платочке.
— В загробном мире, если честно, лучше, — громко сказала Жанна. — Каждый раз, когда приходится оттуда возвращаться…
Тётка дико уставилась на неё.
— Это чёрный юмор, не обращайте внимания, — порекомендовала Ася, которая по-прежнему держала свою спутницу за руку: вдруг сбежит.
— Чёрный юмор — это зарывать людей. Покойся с миром, да? Ага, с червями в грязи.
Тётка перекрестилась, резко ускорила шаги и вскоре исчезла из поля зрения.
— Но теперь я снова покину мир живых, обветшалое и непрочное пристанище, и мы пойдём с тобой вместе — так получилось, — на край вечности, где путешественники, призванные играть роль топора в руках всевышнего, дабы наказывать грешных, сидят у костра, единственного настоящего вечного огня, который не гаснет даже тогда, когда кажется, что от него остались только зола и угли… ха-ха-ха, ха-ха-ха-ха!
Первым желанием Аси, не выносящей пьяных истерик, было свалить домой, но подвело чувство ответственности. В автобусе Жанна вела себя тихо и к концу дороги уснула. От вокзала пришлось добираться на маршрутке, водитель которой чуть не врезался в «КамАЗ» и ближе к окраине города уснул за рулём — микроавтобус чуть не грохнулся в придорожную канаву.