Страница 27 из 29
А потом Коля начал спускаться. Не думайте, это было не легче, чем по направлению к небу. Когда, перепачканный и расцарапанный под орех, он в конце концов очутился на твёрдой почве, тут у него подкосились ноги. Понятно, что от усталости. Понятно, как у матроса, который долго не ходил по суше. Но больше всего Колю сразил и ошеломил неописуемый факт. Жуткий факт! Это… Это — ни в какие ворота! В общем, Головина уже не осталось под деревом. Головин подло сбежал.
Тем временем Галя и Надежда Петровна ничего не ждали, не гадали, а просто присматривали за ребятами на игровой площадке. Они думали, что Коля разучивает буржуйскую роль в театре и потому здесь его нет. Но внезапно всё переменилось. Вдруг подлетел дежурный пионер по штабу и, выкатив глаза, поднял крик:
— Идите, идите, там вашего поймали! Идите к начальнику, он папиросы украл!..
Хотя тут была какая-то путаница, но Галя не стала тормошить дежурного расспросами. Она со всех ног понеслась прямо в штаб. В штабе оказалось невероятное зрелище, Галя такого не видела во сне… Посреди комнаты стоял залитый слезами Коля Смирнов, а по бокам — начальник, старшая вожатая, много дежурных из третьего отряда и в придачу лагерный шофёр. Взрослые были, конечно, в гневе и панике. Коля был в разорванной майке и в царапинах по всему телу.
— Ладно, не для себя, — горячилась старшая вожатая. — Я тебе верю, верю! Но тогда скажи: для кого? Кто тебя подбил?
— И не первый раз, — громогласно повторял шофёр. — Не первый раз! Позавчера тоже целую пачку увели…
А начальник, хватаясь за собственную голову, всё интересовался:
— Ты понимаешь хотя бы, что это — настоящее воровство? Ты понимаешь? Понимаешь?
Короче говоря, Колю обвиняли. Его обвиняли в том, что проник в кабину грузовика и стащил оттуда пачку папирос. Правда, она была не целая, но этого никто не учитывал. Не считалось, конечно, и то, что дежурные перехватили его действия. Коля попался. Попался с поличным или наличным — не важно. А в ответ на допрос он только и мог навзрыд:
— Не бу… Бу-бу… Не я… Я не…
Ну, расписывать эту сцену нет надобности. Многим знакомо, как бывает, когда воспитатели допытываются, а виновник не в силах объяснить. Под конец Галя сказала, что сама разберётся дома, получила Колю в свои руки и быстро увела в отряд. Когда он пришёл в себя и перестал плакать, вожатая попробовала выведать тайну хорошим методом. Она спросила мягко и ласково, даже без упрёка в голосе:
— Коля, зачем ты это сделал?
Он не ответил.
— На спор, может быть? Или нечаянно попал в кабину и механически прихватил эти проклятые папиросы?
Коля молчал.
— Понимаю, ты не хочешь выдавать товарищей. Я и не требую этого, ябед не терплю. Но ты должен согласиться хотя бы, что был там не один.
Тут Коля посмотрел так, что Галя чуть не опешила. Никогда раньше она не видела у мальчика затравленных глаз. А вдобавок он спросил очень странное:
— Галя, для хорошего можно сделать плохое?
— Ты о чём? — изумилась она.
— Вообще…
— Нет, постой! Здесь что-то скрывается. Давай-ка поговорим конкретней. Ты приведи пример.
— Значит, и ты не знаешь, — сказал Коля и сник, будто тряпочный.
Так ничего у них и не вышло в смысле разговора. Спустя какое-то время Галя даже рассердилась, что всё впустую.
— Иди, — сказала Коле. — Не ожидала от тебя. Мне стыдно за тебя. Иди!
У него опять навернулись слёзы, но он прикусил губу зубами, сгорбился, как старый, и пошёл прочь без единого словечка. Не мог, ну не мог он признаться вожатой, что захвачена его октябрятская звёздочка и что из-за этого всё.
Потом был обед, где Галя неотступно следила за Колей. Потом был тихий час, и Коля умудрился с него убежать. Он снова встретил смертельного врага возле дачи первого отряда. Больших ребят спать среди дня почти не заставляли, и поэтому Головин сидел там под окном и как ни в чём не бывало играл в шахматы.
— Отдай! — по-прежнему начал Коля.
И Головин ответил с прежним нахальством:
— Отскочи! Не видишь, я занят.
— Отдай!
— Вот докончу, тогда поговорим.
Который сидел напротив за шахматами, вдруг поднял глаза и поинтересовался:
— Что ему надо, Башка?
— Ага! — закричал он в ответ. — Как проигрывать, так тянешь! Ходи, ходи, а с этим я сам разберусь.
Но Коля не стал дожидаться больше. Себя не помня от гнева и безвыходности, он совершил последний шаг. И вот он шагнул — и как поддаст ногой всю шахматную доску! Фигуры, конечно, вдребезги разлетелись. Противник Башки, конечно, обрадовался и объявил ничью. Потом он быстро ушёл, чтоб не возобновлять партию. И тогда Головин поднялся во весь верзилий рост.
— Ну, бей, бей! — крикнул Коля, умирая от страха. — Бей сколько влезет, всё равно не отстану и не уйду!
Он ринулся навстречу кромешным ударам. Он почему-то промахнулся и полез под удары вновь. Однако что могло случиться — не случилось. Головин завертел на все стороны головой и попятился, попятился…
— Ты что? Да ты что, сумасшедший? — бормотал при этом. — Никто не собирается тебя трогать, такого щенка. Тихо, тихо же! Чего взбесился?
Но Коля уже не владел своим покладистым характером.
— Отдай звёздочку!
— Отдам. Неужели не отдам? Отдам, конечно!..
— Сейчас отдавай!
— Сейчас, сейчас. Вот только отойдём от окон. У нас ведь был уговор.
Они отошли. А пока шли шагов тридцать, Коля отчасти успокоился и на новом месте не сумел столь же яростно атаковать. Тут-то его и спросил хитрющий Башка:
— Курево принёс?
— Не принёс, — ответил Коля.
— Мы же договорились…
— А я… Меня там поймали…
— Как поймали? Кто, где? — не на шутку всполошился Головин.
Тогда Коля рассказал всё по порядку. Головин ещё больше струсил и, конечно, задал вопрос:
— А меня? А меня ты выдал начальнику, проболтался?
— Зачем? Я не такой.
— Честное октябрятское?
— Сказано же! — вдруг смело прикрикнул Коля, снова закипая. И вдобавок прикрикнул: — Ну! Звёздочка где?
Кто бы мог подумать, что всё так обернётся! А впрочем, победа была не случайная, большой ценой. Головин без возражений стал вынимать различные предметы: спички, зеркальце, огрызок расчёски, судейский свисток. Пока перекладывал ещё многое с места на место по карманам, всё приговаривал в удивительном тоне:
— Ты молодчина! Ты свой парень, я убедился. Бывают всякие козявки и нытики, а ты — молоток!..
— Я октябрёнок, — сказал Коля с достоинством.
— Ну да, конечно, и я о том же. Теперь я знаю. Ты доказал.
Вечером на линейке Галя сделала честное сообщение всей октябрятской группе. Она рассказала про Колю Смирнова, что нарушил тихий час странным побегом. Она не утаила даже историю с папиросами и велела Коле выйти из строя и стать, чтобы стыдно, у людей на виду. Люди, конечно, ахали, возмущались. А он стоял со звёздочкой на груди и думал, как всем заметно и как здорово, что она есть. И хотя никто не понимал, в чём дело, но Коля Смирнов знал своё и потому вовсю улыбался.
— Смотрите, ещё смеётся! — вылетел из рядов девчоночий голос.
А другие закричали:
— На совет командиров его! Пускай ответит! Пускай его крепко обсудят и решат!..
— Ну и отвечу, — не тая улыбки, откликнулся Коля. — Я теперь за всё могу ответить. Пожалуйста, хоть килограмм!
Бал-карнавал и все окончательное
И вот пришла прощальная пора. Первая смена людей благополучно завершила культурный отдых на природе в лагере. Собралась последняя линейка, и председатель дружины Саша Вельский в последний раз спустил флаг. Многие получили подарки и грамоты за успехи в поведении, спорте и в кружках. Многие ничего не получили, но тоже радовались. За своих товарищей, понятно. А самое интересное, что октябрятскую группу «Ручеёк» абсолютно не забыли и не замяли в прощальном приказе по лагерю. Хотя они ещё малыши, но каждому досталась благодарность. Кому прямо по фамилии, как Ромке Давыдову, например. Кому на словах «и другие ребята» — чтоб никто не уехал в обиде.